Сегодня утром меня так и подмывало поваляться в постели подольше, раз уж ночевал я в своей петербургской квартире. Но не тут-то было - во-первых, пришла Фросенька наводить порядок в апартаментах, а во-вторых, я обещал Элен ненадолго встретиться с ней в Александровском саду. Поэтому я быстро встал, привёл себя в порядок, наскоро перекусил холодной говядиной с ржаным хлебом и отправился на встречу с дамой.
Ждать Элен мне пришлось на удивление недолго - не прошло и получаса, как раскрасневшаяся от стремительного бега красавица повисла у меня на шее.
- Ах, Алексей, как я рада тебя видеть! - задыхаясь произнесла она. - Ну, как тут у тебя дела?
- Я тоже рад тебя видеть. - сказал я, аккуратно отделяя её от своей шинели. - У меня всё как обычно. Ты лучше расскажи, как тебе отдыхалось за границей?
- Боже! Это было прекрасно! - воскликнула Элен. - Впрочем, как всегда. А ещё я тут на исповедь ходила, в Спас-на-Крови. Кстати, ты на исповеди давно был? Очень советую, только приходи пораньше…
- Господи, Элен, неужели тебе было в чём каяться? - улыбнулся я.
- Да ты что! Я ту такое натворила! Такое! - лицо барышни, принявшее было обычный фарфоровый оттенок, опять залилось розовым румянцем. - Как я могла!
- Элен, неужели прелюбодеяние? - не поверил я своим ушам.
- Какое прелюбодеяние! Бог с тобой! - махнула на меня рукой она. - Нет! Всё было гораздо, гораздо страшнее! Какой ужас!
Элен закрыла лицо руками и судорожно всхлипнула.
- Да что такого ты могла натворить, в конце-то концов? - в нетерпении воскликнул я.
- Что-что… Я была в кофейне Абрикосова… - простонала она. - У них там новые птифуры. Ну точь в точь как старые, но почему-то дороже. И старые тоже есть. Но новые по 29 копеек, а старые по 17…
- И что, ты украла пирожное? - спросил я.
- Ты что! Как ты мог… - возмутилась Элен. - Нет конечно!
- Так в чём тогда…
- Не перебивай меня! Так вот… Я заказала к кофе новые птифуры. Ну должна же я была их попробовать! Кстати, ничего особенного… - она очаровательно сморщила носик. - И когда официант подошёл за расчётом, он спросил меня какие именно птифуры я заказала. А я возьми да и скажи, что прежние. Ну как чёрт меня за язык тянул…
Элен осеклась и перекрестилась.
- И главное, деньги-то у меня были… Но вот почему-то так сказала. Нет, если бы он меня не спросил, а сам назвал сумму… - она замолчала на секунду и насупилась, но сразу же продолжила. - И почему я так сказала? А потом мне было так стыдно, я хотела вернуться и отдать деньги. Но как? Что я скажу? А потом, наверное это у них вообще одинаковые пирожные, просто они так почтеннейшую публику завлекают. Я так разницы никакой не заметила.
- А что, вполне возможно так и есть… - попытался я успокоить разгорячившуюся красавицу.
- Я потом, когда забирала свои фотографии из ателье, напомнила приказчику, что мне сказали, что их цена два пятьдесят, а он с меня взял рубль восемьдесят семь. Я даже вернулась сказать ему об этом. - не слушая меня продолжала Элен. - Но он сказал, что всё в порядке, это у них пасхальные скидки.
- Ну хорошо, хорошо. - согласился я. - Ты священнику на исповеди об этом рассказала? Он наложил на тебя епитимью?
- Рассказала конечно! - она укоризненно подняла на меня свои прекрасные голубые глаза. - Сначала он почему-то схватился за голову, а потом сказал, чтобы я впредь была внимательнее. И больше уделяла времени благотворительности.
- Вот и прекрасно! - обрадовался я.
- Да! Я тебя зачем звала-то? - резко перешла на деловой тон Элен. - У меня образовался лишний билет в театр. На балет. Рождественская сказка, дирекция театра хочет заменить ею уже поднадоевший всем “Щелкунчик”.
- Ну хорошо, - немного подумав, согласился я. - Почему бы не приобщиться к высокому искусству…
- Тогда в полвосьмого у Мариинского! - обрадовалась она. - Он очень короткий, ты не бойся!
Она поцеловала меня в щёку и унеслась так же стремительно, как и появилась.
В назначенное время я при полном параде явился к главному входу театра. Почему Элен так упирала на то, что спектакль будет коротким, я не понимал - как любой офицер я высоко ценил искусство балета. Вот если бы это была опера, тогда да, беспокойство моей приятельницы было бы вполне обоснованным.
Вскоре появилась Элен в компании одного из своих постоянных поклонников, пехотного поручика Трифона Диогеньева, которого все с её лёгкой руки звали Тютиком, и элегантной блондинки с несколько усталым лицом, которую мне представили как Адель. Собственно, мне достался билет её мужа, которому срочные служебные дела не позволили сопровождать супругу в театр. Мы легко нашли свои места. Поручик с видимым удовольствием продемонстрировал нам с Адель новый мощный полевой бинокль. Я с досадой подумал, что сам не догадался принести свой. Впрочем, прибор Тютика действительно был хорош, не могу отрицать. Адель оказалась приятной и остроумной собеседницей, и только мы успели закончить обсуждать особенности оптики, как зазвучала музыка и представление началось. Поднялся занавес и мы увидели артистов, изображающих праздничную предрождественскую толпу. Я успел оценить и звёздное небо, и снежинки, весьма натурально падающие оттуда. Между тем увертюра закончилась, и декорации сменились - на сцену выкатили две кровати, на которых возлежали две дамы, одна из которых обладала крайне пышными формами. Неужели она будет танцевать? Я приободрился и вежливо отобрал у поручика бинокль. Зрелище обещало быть незабываемым. И тут дама запела. Я опустил бинокль и повернулся к Элен, которая, покраснев, уткнулась в программку. Диогеньев и Адель тоже в упор смотрели на неё.
- Элен, ты же говорил, что будет балет? - стараясь говорить как можно тише, прошипела Адель.
Мы с поручиком жестами и мимикой присоединились к вопросу.
- Ну да, я думала, что будет балет… - растерянно произнесла Элен, хлопая глазами. - Нет, я была уверена…
Что ж, нам ничего не оставалось, как досмотреть представление, как выяснилось написанное нашим современником, до конца. Честно скажу, мне оно не особенно понравилось - диалоги слушать было невозможно, тексты были назидательны до отвращения, а все мало-мальски весёлые мотивчики смутно, а то и явно, напоминали уже где-то слышанные мелодии. Нет, это ни в какое сравнение не шло с “Щелкунчиком”!
Помнится, кто-то сказал Чайковскому, что у него все оперы похожи одна на другую. “Заметьте, это всё МОИ оперы” - ответил композитор. Теперь я осознал, что конкретно он имел в виду.
До конца спектакля мы всё же досидели, и был он, к слову сказать, отнюдь не коротким. Муж Адель прислал за ней автомобиль и она любезно предложила развезти всех по домам, что мы с благодарностью приняли.
- Боже, как мне нехорошо… - простонала Элен, после того, как все разместились в авто. - У меня так плохо с сердцем!
- Что на этот раз? - поинтересовался я, зная, что болеть это любимое занятие красавицы.
- Доктор велел мне ложиться в больницу и даже вызвал карету скорой помощи… - она откинулась на спинку сиденья и закатила глаза.
- Элен, дорогая, - терпеливо произнёс Диогеньев. - Он всего лишь посоветовал тебе обследоваться.
- Да нет же! Я вся больная! Ну просто вся! - запротестовала она рыдающим голосом.
- А выглядишь ты прекрасно. - заметил я. - Цвет лица свежий, и румянец вот… Так и не скажешь, что у тебя беда со здоровьем.
- Разумеется нет! - рассмеялась Адель, затягиваясь сигаретой в длинном мундштуке. - Элен, помнишь, что тебе сказала бабка-знахарка, к которой мы с тобой ходили, когда ты ей жаловаться начала? Она сказала: “Душечка, да тебя колом не убьёшь!”.
- Ну, это не удивительно! - согласился я, решив не дать Элен возможности устроить для присутствующих дополнительное бесплатное представление. - Ты рассказала Адель, как ты в институт к доктору Бехтереву ходила?
- Нет конечно! - ответила та почти нормальным голосом и упрямо добавила. - Но я же больна!
- А что сказали у Бехтерева? - оживилась Адель.
- А вы как думаете? - поинтересовался я, понимая, что надо закреплять успех и не давать Элен опять закатить сцену, поэтому я решил вызвать огонь на себя. - Для начала, Элен заблудилась и решила справиться куда ей идти в первом попавшемся корпусе. Разумное решение, я считаю. Она вошла в здание и спросила у привратника, где находится нужный ей доктор. “Выйдите отсюда и направо” - ответил тот. “А направо относительно вас или относительно меня?” - уточнила Элен. “Так, барышня, вы попали по адресу. Вы наш пациент однозначно.” - сказал привратник и достал карту. С её помощью ему удалось разъяснить нашей страдалице направление, где она и имела большой успех.
- Что ты хочешь сказать? - вскинулась Элен.
- А кто скандал закатил, что её там бабушки обижают? - парировал я. Похоже, метод работал.
- И ведь обижали же! - надулась она.
- Угу, а кто полез читать результаты процедур по дороге в кабинет врача? Кто потом истерику в коридоре закатил? - продолжал наступление я.
- А что там было? - с любопытством спросила Адель.
- Это и выбежавшего на крики доктора заинтересовало. - пояснил я. - Он завёл её в кабинет и спросил, что вызвало столь бурные эмоции. “Так вот же! Тут написано - частичное разложение коры головного мозга! Я уже не жилец!” - прорыдала эта красавица. “И где вы видите слово разложение, мадмуазель?” - спросил доктор. Она посмотрела , и действительно, там было написано “раздражение”. А она уже себе такого напридумывала!
Я неодобрительно покачал головой.
- Ну и что? - совершенно успокоившись, высокомерно заявила Элен. - Ничего вы все не понимаете. Я ужасно больна! Просто пока не известно чем.
Первым к месту жительства доставили меня. Я быстро сбегал в квартиру за давно дожидавшейся Элен картиной. К себе я решил Элен не приглашать, опасаясь, что дальнейшие события могут принять нежелательный оборот.
- Вот, наконец-то я могу поздравить тебя с днём рождения! - сказал я и вручил ей подарок.
- Что это? - полюбопытствовала Адель.
- Портрет Элен. - пояснил я. - Кстати, её любимый автор - художник Кубистов.
- Прекрасно! - восхищённо произнесла Элен, разглядывая полотно.
- Ну, нижняя часть лица да, похожа… - с сомнением протянула Адель.
- Великолепно! - не слушая её, продолжала Элен, несомненно, картина ей очень понравилась. - Спасибо, Алексей! А где ты раму такую чудесную заказал? Мне тоже надо.
В общем, притихшую Элен в обнимку с подарком удалось без проблем усадить в авто и они укатили, а я наконец-то смог отправиться к себе.
В квартире было тихо и на первый взгляд всё в порядке. Но бювар лежал не на середине письменного стола, а справа. И бритвенный прибор опять находился не на своём месте. Нет, решительно жаль, что Дуняша уехала к себе в деревню. Она хоть и была легкомысленней девицей, однако же смогла запомнить, где должны лежать вещи. А эта Фросенька даром что скромница, каких мало, а толку? Ничего запомнить не в состоянии.
В общем, день выдался хлопотным, поэтому я почёл за лучшее лечь спать. Утро вечера мудренее!