ДЖОЙС, МОЯ СОСЕДКА И ПЕРВАЯ УЧИТЕЛЬНИЦА АНГЛИЙСКОГО
Повторяю старый рассказ для вновь прибывших
Джойс - так уж получилось - стала моим единственным учителем английского в Канаде. Когда мы уезжали из России, мое знание английского ограничивалось школьным запасом сорокалетней давности и сдачей кандидатского минимума. В Израиле, при абсолютном незнании иврита, считалось, что мой английский годится для общения с папиными врачами.
Но в Канаде я, конечно, пошла на языковые курсы. Определили на третий уровень, где изучалась грамматика. Я быстро ее вспомнила и попросила перевести меня на четвертый, разговорный. Но мне отказали. Тогда я с этих курсов ушла и стала раздумывать, как бы мне заговорить. Тем временем прошел год нашей жизни в Канаде, мы заключили кабальный договор с банком и, почти не имея денег, купили дом. Дом в целом был неплохо отремонтирован, однако, его надо было приспособить к нашим вкусам.
Распределили работы, и мне, в соответствии с низкой моей квалификацией, досталась покраска забора. Поскольку в обозримых окрестностях не видно было никого, кому, по примеру Тома Сойера, можно было бы передоверить это увлекательное занятие, я потихоньку водила кистью по забору и мурлыкала песенку. Благо, соседи все на работе, в нашем спальном районе тишина и безлюдье. Вдруг вижу, по пешеходной дорожке деловито шагает женщина. Небольшого роста, с морщинистым лицом, с подчеркнуто прямой осанкой. Одежда аккуратно подобрана в цвет, песочные кудерьки подвиты, губки подкрашены. Поздоровались, как это здесь принято, она кинула взгляд на мою работу и прошла мимо.
Часа через полтора идет обратно. Я продолжаю красить. Женщина остановилась, начала что-то говорить. Я поняла в целом, что она одобрительно высказывается о моем трудолюбии, но ответить могла только улыбкой и неопределенным мычанием - из почтения к носителю английского мой язык намертво прилип к нёбу. Женщина сделала еще одну попытку, улыбнулась и ушла.
Монотонный процесс покраски, видимо, активировал мою мозговую деятельность, и мне в голову пришла замечательная идея. Чтобы научиться говорить, надо просто договориться о помощи какой-нибудь старушке по хозяйству в обмен на разговоры. Я совершенно не имела в виду договариваться именно с этой старушкой - да ее и старушкой назвать было невозможно. И вот, встретив случайно ее в автобусе, я поздоровалась, набралась храбрости и на своем корявом языке рассказала ей об этой идее.
- Хорошо - ответила она - я подумаю, с кем вас можно связать и позвоню. Звонок раздался на следующий же день.
- Здравствуйте, это Джойс. Вы меня просили связать вас с кем-нибудь, кто мог бы с вами разговаривать в обмен на помощь по хозяйству. Я подумала и поняла - эта идея неудачна. Вам скажут - о, тебя Бог послал! Но разговаривать с вами не смогут. Ведь это нелегкая работа - говорить с человеком, который тебя плохо понимает. Но вы могли бы разговаривать со мной, а помощь в хозяйстве мне не нужна. Давайте посмотрим, какой день я могла бы для вас выделить. Так, в понедельник у меня аэробика, во вторник - чай с друзьями, в среду - прогулка по парку, в четверг лекция... Пожалуй, я могу разговаривать с вами в субботу с семи до девяти вечера. Я живу в таунхаузе через дорогу от вас.
Так начались наши субботние разговоры.
Джойс было тогда восемьдесят четыре года. Полгода назад она перенесла серьезную онкологическую операцию, но глядя на нее, невозможно было это представить. Жила она одна в стандартном канадском частном доме - два этажа и полуподвал. Джойс была совершенно одинока. Сестры умерли, отношения с племянниками она не поддерживала. Муж и единственный сын умерли еще раньше, и две из трех спален пустовали. Но порядок в доме поддерживался идеальный.
Приходила я, как и было условлено, в семь часов. Мы сидели в гостиной, я рассматривала безделушки на комоде, слушала истории их появления, отвечала на вопросы о России. В девять я начинала прощаться, но уйти сразу никогда не удавалось. Мы переходили на кухню, Джойс доставала чашки и печенье из старенького, протертого специальным составом буфета. Мы пили чай, чаще всего засиживались до двенадцати, и я уходила домой с распухшей, ничего уже не соображавшей головой.
Интересно мне было необыкновенно. Ведь я впервые соприкоснулась с англосаксонской культурой, люди которой, собственно говоря, создали Америку. Родители Джойс были эмигрантами из Шотландии, лютеранами.
Удивительнее всего была для меня ее любознательность. Ей хотелось все понять и вникнуть во все детали моих рассказов. Другое дело, не всегда это удавалось.
Чтобы понять некоторые события, надо было пожить в России. Например, Джойс восхищалась Российским бесплатным высшим образованием.
- Получить высшее образование - это была моя мечта, но я не могла себе это позволить!
Никакие финансовые выкладки и объяснения не помогали. Джойс все равно твердила, как мы должны были быть счастливы, живя в стране, где эти блага были бесплатны. Однако, любознательность Джойс оценить я могла в полной мере. У меня уже был годовой опыт общения с пожилыми дамами из реформистской канадской синагоги. Реформистскую я выбрала как самую продвинутую конфессию - кантор женщина, ребе сомнительный, никогда не был женат... Вот этих дам не интересовало ничего, кроме дома, кулинарии и семьи. Ни разу никто из них не задал мне вопроса о двух интересных странах, в которых я жила - ни о России, ни об Израиле.
После разговоров со мной Джойс, вероятно, обсуждала их содержание с приятельницами, и в следующую субботу засыпала меня вопросами.
- Вы говорите, что работали как инженер-экономист. А где ваше железное кольцо? При окончании инженерного факультета всем выдают железное кольцо!
- Нам выдают такие значки-ромбы, я принесу показать в следующий раз.
- Почему из России приезжает столько программистов? Кого ни спросишь - у всех в семье программисты?
- Мы просто умеем учиться и переучиваться, а программисты сейчас востребованы.
- Почему ваша дочь не работает уже несколько месяцев?
- Ее фирма закрылась (повезло - ужасная была работа, продажа по телефону) дочка получила полугодовое пособие, закончила курсы программистов и теперь ищет работу по специальности.
- Но это нечестно! Она должна была отказаться от пособия, пойти на любую работу и тогда уже искать другую! Нечестно сидеть у государства на шее! Мы, когда приехали, десятки лет не брали медицинскую страховку, платили врачу сами!
Фантастика, да? Мы, с нашим привычным отношением к государству, даже представить такое не можем.
- Почему с эмиграцией (не только из России) началось такое воровство? Мы не знали этого раньше, еще пятнадцать-двадцать лет назад мы не запирали двери. В Великую депрессию тридцатых годов к нам на ферму приходили безработные и просили дать им какую-нибудь работу за тарелку супа - но случаев воровства не бывало.
- Мои приятельницы работают как волонтеры на пунктах раздачи бесплатной пищи. Подъезжают русские на дорогих машинах, в роскошных шубах, о которых не могут и мечтать мои приятельницы - и они берут бесплатную еду. Как это возможно? Как они могут! Разве они не знают, что в стране есть бездомные, которым негде жить? У меня артрит, я не могу утром разогнуть пальцы. Так я вяжу по утрам свитера, чтобы разработать руки. (Я видела эти свитера - изумительные!). Эти свитера я продаю через магазин и перечисляю деньги в фонд помощи бездомным. Я содержу одну девочку в детском доме в Камбодже. Вот она пишет мне письмо, посмотрите.
Что я могла ответить! Разве что - мы не ходим в эти пункты, и я не знаю, почему ходят туда эти люди.
- Однажды Джойс спросила меня, бывает ли специфическая русская еда и не могла бы я приготовить для нее что-нибудь.
- С удовольствием - ответила я и принесла в следующую субботу гречневую кашу.
- Что это такое коричневое? - отшатнулась Джойс. Никакие уговоры и объяснения не помогли.
- Нет-нет, закройте это скорее крышкой! Я не могу это есть, я даже нюхать это не могу! У меня аллергия, вот, я даже кулон ношу, где выгравировано "аллергия", я отказалась делать химию в больнице!
Некоторые вещи, я уже упоминала, Джойс не могла понять из опыта своей жизни. Я старалась, чтобы ей было интересно со мной разговаривать, и приносила из дома разные альбомы. Однажды я принесла альбом фотографий "СССР глазами канадских фотографов". Красивые глянцевые ностальгические снимки, никакой особой крамолы, просто наша жизнь. Джойс попросила оставить их ей до следующей субботы - должно быть, хотела своим приятельницам показать. В следующий раз прихожу, спрашиваю. понравился ли альбом?
- Ох, это ужасно! Я даже не предполагала, что так ужасно! - Да - говорю я - тоталитаризм, концлагеря...
- Да - отвечает она - там на фотографии видно, дети спят в спальне, а родители - в гостиной!
Несколько раз, обменявшись мнениями со своими подругами, Джойс спрашивала меня об отношении евреев к Канаде и Израилю.
- Ведь вы - граждане Канады. Почему же вы бесконечно жертвуете деньги Израилю, почему так заботитесь о судьбе чужого государства, почему в своих синагогах молитесь за Израиль? Как мы можем надеяться на вас, если вы наполовину предпочитаете быть верными другому государству? Получается, вы у нас пятая колонна?
- Джойс, мы очень законопослушны и верны принявшему нас государству. Но - Вы слышали о Холокосте?
- Да, конечно. Но ведь это было так давно, зачем вы постоянно об этом вспоминаете?
- Холокост может повториться. Опять нам придется бежать и опять ни одна страна не примет нас и наших детей, как было в конце тридцатых. Но теперь у нас есть свое государство, есть надежда на спасение.
- Но ведь это никогда больше не может повториться. Холокост осужден всеми народами.
- Знаете, у нашего народа длинная память. Мы себя помним пять тысяч лет и знаем, сколько раз случались за это время холокосты. Правительства раскаивались, нас приглашали вернуться. Проходило время - и все начиналось сначала.
Джойс с сомнением покачала головой.
Или вот, ее непонимание современных реалий в истории с китайской собакой. Впрочем, о собаке я расскажу в следующий раз - что-то длинный пост получается. Джойс не раз говорила мне, что она оставила заверенную у нотариуса доверенность, как быть в случае ее неспособности распорядиться своей жизнью. Решение принять должны были ее подруги - они перезванивались каждый вечер. Но вот однажды у Джойс случился инсульт и она пролежала на полу в гостиной без помощи какое-то время - соседи говорили, два дня. Потом ее отвезли в больницу и оттуда в дом престарелых. Я навестила ее там. Впечатление осталось ужасное. За простынной перегородкой лежала сумасшедшая старуха, которая непрерывно разговаривала, кричала и ругалась. Каково было сдержанной воспитанной Джойс слышать это! После инсульта Джойс говорила плохо, я ее не понимала, и она раздраженно велела мне больше не приходить. Соседи говорили, что после продажи дома ее переведут в другое, дорогое и благоустроенное заведение.
Но Джойс вскоре умерла. В ее дом вселилась молодая девушка. Я не стала спрашивать, была она наследницей, одной из нелюбимых племянниц, или просто покупательницей. Ведь Джойс несколько раз говорила мне, что завещает продать свой дом и передать деньги в фонд помощи бездомным.
Джойс - так уж получилось - стала моим единственным учителем английского в Канаде. Когда мы уезжали из России, мое знание английского ограничивалось школьным запасом сорокалетней давности и сдачей кандидатского минимума. В Израиле, при абсолютном незнании иврита, считалось, что мой английский годится для общения с папиными врачами.
Но в Канаде я, конечно, пошла на языковые курсы. Определили на третий уровень, где изучалась грамматика. Я быстро ее вспомнила и попросила перевести меня на четвертый, разговорный. Но мне отказали. Тогда я с этих курсов ушла и стала раздумывать, как бы мне заговорить. Тем временем прошел год нашей жизни в Канаде, мы заключили кабальный договор с банком и, почти не имея денег, купили дом. Дом в целом был неплохо отремонтирован, однако, его надо было приспособить к нашим вкусам.
Распределили работы, и мне, в соответствии с низкой моей квалификацией, досталась покраска забора. Поскольку в обозримых окрестностях не видно было никого, кому, по примеру Тома Сойера, можно было бы передоверить это увлекательное занятие, я потихоньку водила кистью по забору и мурлыкала песенку. Благо, соседи все на работе, в нашем спальном районе тишина и безлюдье. Вдруг вижу, по пешеходной дорожке деловито шагает женщина. Небольшого роста, с морщинистым лицом, с подчеркнуто прямой осанкой. Одежда аккуратно подобрана в цвет, песочные кудерьки подвиты, губки подкрашены. Поздоровались, как это здесь принято, она кинула взгляд на мою работу и прошла мимо.
Часа через полтора идет обратно. Я продолжаю красить. Женщина остановилась, начала что-то говорить. Я поняла в целом, что она одобрительно высказывается о моем трудолюбии, но ответить могла только улыбкой и неопределенным мычанием - из почтения к носителю английского мой язык намертво прилип к нёбу. Женщина сделала еще одну попытку, улыбнулась и ушла.
Монотонный процесс покраски, видимо, активировал мою мозговую деятельность, и мне в голову пришла замечательная идея. Чтобы научиться говорить, надо просто договориться о помощи какой-нибудь старушке по хозяйству в обмен на разговоры. Я совершенно не имела в виду договариваться именно с этой старушкой - да ее и старушкой назвать было невозможно. И вот, встретив случайно ее в автобусе, я поздоровалась, набралась храбрости и на своем корявом языке рассказала ей об этой идее.
- Хорошо - ответила она - я подумаю, с кем вас можно связать и позвоню. Звонок раздался на следующий же день.
- Здравствуйте, это Джойс. Вы меня просили связать вас с кем-нибудь, кто мог бы с вами разговаривать в обмен на помощь по хозяйству. Я подумала и поняла - эта идея неудачна. Вам скажут - о, тебя Бог послал! Но разговаривать с вами не смогут. Ведь это нелегкая работа - говорить с человеком, который тебя плохо понимает. Но вы могли бы разговаривать со мной, а помощь в хозяйстве мне не нужна. Давайте посмотрим, какой день я могла бы для вас выделить. Так, в понедельник у меня аэробика, во вторник - чай с друзьями, в среду - прогулка по парку, в четверг лекция... Пожалуй, я могу разговаривать с вами в субботу с семи до девяти вечера. Я живу в таунхаузе через дорогу от вас.
Так начались наши субботние разговоры.
Джойс было тогда восемьдесят четыре года. Полгода назад она перенесла серьезную онкологическую операцию, но глядя на нее, невозможно было это представить. Жила она одна в стандартном канадском частном доме - два этажа и полуподвал. Джойс была совершенно одинока. Сестры умерли, отношения с племянниками она не поддерживала. Муж и единственный сын умерли еще раньше, и две из трех спален пустовали. Но порядок в доме поддерживался идеальный.
Приходила я, как и было условлено, в семь часов. Мы сидели в гостиной, я рассматривала безделушки на комоде, слушала истории их появления, отвечала на вопросы о России. В девять я начинала прощаться, но уйти сразу никогда не удавалось. Мы переходили на кухню, Джойс доставала чашки и печенье из старенького, протертого специальным составом буфета. Мы пили чай, чаще всего засиживались до двенадцати, и я уходила домой с распухшей, ничего уже не соображавшей головой.
Интересно мне было необыкновенно. Ведь я впервые соприкоснулась с англосаксонской культурой, люди которой, собственно говоря, создали Америку. Родители Джойс были эмигрантами из Шотландии, лютеранами.
Удивительнее всего была для меня ее любознательность. Ей хотелось все понять и вникнуть во все детали моих рассказов. Другое дело, не всегда это удавалось.
Чтобы понять некоторые события, надо было пожить в России. Например, Джойс восхищалась Российским бесплатным высшим образованием.
- Получить высшее образование - это была моя мечта, но я не могла себе это позволить!
Никакие финансовые выкладки и объяснения не помогали. Джойс все равно твердила, как мы должны были быть счастливы, живя в стране, где эти блага были бесплатны. Однако, любознательность Джойс оценить я могла в полной мере. У меня уже был годовой опыт общения с пожилыми дамами из реформистской канадской синагоги. Реформистскую я выбрала как самую продвинутую конфессию - кантор женщина, ребе сомнительный, никогда не был женат... Вот этих дам не интересовало ничего, кроме дома, кулинарии и семьи. Ни разу никто из них не задал мне вопроса о двух интересных странах, в которых я жила - ни о России, ни об Израиле.
После разговоров со мной Джойс, вероятно, обсуждала их содержание с приятельницами, и в следующую субботу засыпала меня вопросами.
- Вы говорите, что работали как инженер-экономист. А где ваше железное кольцо? При окончании инженерного факультета всем выдают железное кольцо!
- Нам выдают такие значки-ромбы, я принесу показать в следующий раз.
- Почему из России приезжает столько программистов? Кого ни спросишь - у всех в семье программисты?
- Мы просто умеем учиться и переучиваться, а программисты сейчас востребованы.
- Почему ваша дочь не работает уже несколько месяцев?
- Ее фирма закрылась (повезло - ужасная была работа, продажа по телефону) дочка получила полугодовое пособие, закончила курсы программистов и теперь ищет работу по специальности.
- Но это нечестно! Она должна была отказаться от пособия, пойти на любую работу и тогда уже искать другую! Нечестно сидеть у государства на шее! Мы, когда приехали, десятки лет не брали медицинскую страховку, платили врачу сами!
Фантастика, да? Мы, с нашим привычным отношением к государству, даже представить такое не можем.
- Почему с эмиграцией (не только из России) началось такое воровство? Мы не знали этого раньше, еще пятнадцать-двадцать лет назад мы не запирали двери. В Великую депрессию тридцатых годов к нам на ферму приходили безработные и просили дать им какую-нибудь работу за тарелку супа - но случаев воровства не бывало.
- Мои приятельницы работают как волонтеры на пунктах раздачи бесплатной пищи. Подъезжают русские на дорогих машинах, в роскошных шубах, о которых не могут и мечтать мои приятельницы - и они берут бесплатную еду. Как это возможно? Как они могут! Разве они не знают, что в стране есть бездомные, которым негде жить? У меня артрит, я не могу утром разогнуть пальцы. Так я вяжу по утрам свитера, чтобы разработать руки. (Я видела эти свитера - изумительные!). Эти свитера я продаю через магазин и перечисляю деньги в фонд помощи бездомным. Я содержу одну девочку в детском доме в Камбодже. Вот она пишет мне письмо, посмотрите.
Что я могла ответить! Разве что - мы не ходим в эти пункты, и я не знаю, почему ходят туда эти люди.
- Однажды Джойс спросила меня, бывает ли специфическая русская еда и не могла бы я приготовить для нее что-нибудь.
- С удовольствием - ответила я и принесла в следующую субботу гречневую кашу.
- Что это такое коричневое? - отшатнулась Джойс. Никакие уговоры и объяснения не помогли.
- Нет-нет, закройте это скорее крышкой! Я не могу это есть, я даже нюхать это не могу! У меня аллергия, вот, я даже кулон ношу, где выгравировано "аллергия", я отказалась делать химию в больнице!
Некоторые вещи, я уже упоминала, Джойс не могла понять из опыта своей жизни. Я старалась, чтобы ей было интересно со мной разговаривать, и приносила из дома разные альбомы. Однажды я принесла альбом фотографий "СССР глазами канадских фотографов". Красивые глянцевые ностальгические снимки, никакой особой крамолы, просто наша жизнь. Джойс попросила оставить их ей до следующей субботы - должно быть, хотела своим приятельницам показать. В следующий раз прихожу, спрашиваю. понравился ли альбом?
- Ох, это ужасно! Я даже не предполагала, что так ужасно! - Да - говорю я - тоталитаризм, концлагеря...
- Да - отвечает она - там на фотографии видно, дети спят в спальне, а родители - в гостиной!
Несколько раз, обменявшись мнениями со своими подругами, Джойс спрашивала меня об отношении евреев к Канаде и Израилю.
- Ведь вы - граждане Канады. Почему же вы бесконечно жертвуете деньги Израилю, почему так заботитесь о судьбе чужого государства, почему в своих синагогах молитесь за Израиль? Как мы можем надеяться на вас, если вы наполовину предпочитаете быть верными другому государству? Получается, вы у нас пятая колонна?
- Джойс, мы очень законопослушны и верны принявшему нас государству. Но - Вы слышали о Холокосте?
- Да, конечно. Но ведь это было так давно, зачем вы постоянно об этом вспоминаете?
- Холокост может повториться. Опять нам придется бежать и опять ни одна страна не примет нас и наших детей, как было в конце тридцатых. Но теперь у нас есть свое государство, есть надежда на спасение.
- Но ведь это никогда больше не может повториться. Холокост осужден всеми народами.
- Знаете, у нашего народа длинная память. Мы себя помним пять тысяч лет и знаем, сколько раз случались за это время холокосты. Правительства раскаивались, нас приглашали вернуться. Проходило время - и все начиналось сначала.
Джойс с сомнением покачала головой.
Или вот, ее непонимание современных реалий в истории с китайской собакой. Впрочем, о собаке я расскажу в следующий раз - что-то длинный пост получается. Джойс не раз говорила мне, что она оставила заверенную у нотариуса доверенность, как быть в случае ее неспособности распорядиться своей жизнью. Решение принять должны были ее подруги - они перезванивались каждый вечер. Но вот однажды у Джойс случился инсульт и она пролежала на полу в гостиной без помощи какое-то время - соседи говорили, два дня. Потом ее отвезли в больницу и оттуда в дом престарелых. Я навестила ее там. Впечатление осталось ужасное. За простынной перегородкой лежала сумасшедшая старуха, которая непрерывно разговаривала, кричала и ругалась. Каково было сдержанной воспитанной Джойс слышать это! После инсульта Джойс говорила плохо, я ее не понимала, и она раздраженно велела мне больше не приходить. Соседи говорили, что после продажи дома ее переведут в другое, дорогое и благоустроенное заведение.
Но Джойс вскоре умерла. В ее дом вселилась молодая девушка. Я не стала спрашивать, была она наследницей, одной из нелюбимых племянниц, или просто покупательницей. Ведь Джойс несколько раз говорила мне, что завещает продать свой дом и передать деньги в фонд помощи бездомным.