Константин Паустовский. Рассказ "Телеграмма"
Нет слов таких, чтоб выразить сполна,
Что значит мать и что для нас она.
Шандор Петёфи
Низко кланяюсь тем дочерям, которые были со своими матерями до их последнего вздоха. Счастье дочери - скрасить матери последние дни её жизни, счастье матери - в последние минуты чувствовать рядом любящее сердце своего ребёнка.
Катерина Петровна, героиня рассказа Константина Паустовского "Телеграмма" была лишена такого счастья. Её дочка Настя жила в Ленинграде, трудилась секретарём в Союзе художников и к матери последний раз выбиралась три года назад. Чаще не могла, потому что была поглощена заботами об устройстве труда и быта непризнанных талантов. И письма в деревню не писала по той же причине сильной занятости, но, как любящая дочь, раз в два-три месяца высылала матери по двести рублей.
[Spoiler (click to open)]
Переводы Катерине Петровне приносил весёлый молодой почтарь Василий. Старушка сжимала денежные бумажки в ладошках, и ей казалось, что они пахнут её Настей. Потом долго читала и перечитывала несколько дочкиных слов на почтовом бланке. "Слова были все одни и те же: столько дел, что нет времени не то что приехать, а даже написать настоящее письмо".
Катерина Петровна понимала, что "у них, у молодых, свои дела, свои непонятные интересы, свое счастье, лучше не мешать". Но думала Катерина Петровна о дочке постоянно: все дни, тихо сидя на краешке продавленного дивана, и все ночи при слабом свете керосинового ночника.
Чувствуя нарастающую слабость, Катерина Петровна решила всё же побеспокоить дочку и написала ей коротенькое письмо: "Ненаглядная моя, зиму эту я не переживу. Приезжай хоть на день. Дай поглядеть на тебя, подержать твои руки. Стара я стала и слаба до того, что тяжело мне не то что ходить, а даже сидеть и лежать, - смерть забыла ко мне дорогу. Сад сохнет - совсем уж не тот, - да я его и не вижу. Нынче осень плохая. Так тяжело; вся жизнь, кажется, не была такая длинная, как одна эта осень".
Полученное письмо вызвало у Насти вздох облегчения, раз мать пишет, значит, жива. Читать письмо на службе было некогда, и она спрятала его в сумочку до вечера. А когда дома прочла, то сразу подумала "о переполненных поездах, пересадке на узкоколейку, тряской телеге, засохшем саде, неизбежных материнских слезах, о тягучей, ничем не скрашенной скуке сельских дней» - и положила письмо в ящик письменного стола". Ни на дорогу, ни на свидание с матерью у Насти не было времени.
Уж лучше совершить тяжелых сто грехов,
Принять сто тяжких мук, сто обрести врагов,
Чем став ослушником, родителя обидеть,
Чем не прийти к нему в тяжелый час на зов.
Мухаммед Бабур, узбекский поэт времён империи Великих Моголов.
Спокойно и неторопливо идёт в рассказе описание жизни старенькой Катерины Петровны в далёком, заброшенном людьми и Богом Заборье. Как художник нужными красками пишет картину, так Паустовский точными словами описывает промозглую осень, отражающую состояние слабеющей от старости и одиночества Катерины Петровны: холод, ветер, зябкость, голые деревья, дождь, слёзы, ни просвета, ни тепла, только надежда, что однажды дочка всё-таки приедет.
Велик талант Паустовского, который на трёх страницах изложил историю, достойную романа! Рассказ глубоко трогает и вызывает сильные чувства. Я очень хорошо понимаю Марлен Дитрих, которая, прочитав рассказ (в переводе), захотела выразить автору свою благодарность. Она это сделала, когда приехала в 1964 году в Советский Союз: "С тех пор я чувствовала как бы некий долг - поцеловать руку писателя, который это написал. И вот - сбылось! Я счастлива, что я успела это сделать. Спасибо вам всем - и спасибо России!"
Заботилась о Катерине Петровне соседская девчонка Манюшка, да изредка заходил сторож Тихон. Он помогал по хозяйству и, уходя, каждый раз останавливался в дверях и спрашивал:
- Не слышно, Катерина Петровна, Настя пишет чего или нет?
Катерина Петровна не отвечала (и так ясно), и Тихон, потоптавшись у двери, уходил. А Катерина Петровна начинала тихонько плакать.
Одиночество - это состояние, о котором некому рассказать. /Ф.Раневская/
Её дочка Настя не была бездушной дочерью, она искренне любила свою мать, но у неё были более неотложные дела, например, надо было "пробить" выставку талантливого скульптора Тимофеева. Две недели Настя занималась этим делом, и выставка всё-таки состоялась. Присутствующие хвалили талантливого Тимофеева, и много говорили о Настиной чуткости, неравнодушии, о её заботе и помощи нуждающимся художникам.
Когда Катерина Петровна слегла, Тихон послал Насте телеграмму: "Катя помирает. Тихон".
Настя в этот момент присутствовала на выставке, где чествовали молодого скульптора и хорошо отзывались о ней самой.
Она не сразу поняла, кто такая Катя и кто такой Тихон, а когда поняла, выбежала на улицу, и села на припорошенную снегом скамейку. Вспомнила о полученном письме и слова из него: "Ненаглядная моя! Ненаглядная."
И ясно осознала, что "никто ее так не любил, как эта дряхлая, брошенная всеми старушка, там, в скучном Заборье". В тот же вечер Настя выехала к матери, но на похороны не успела.
"Она застала свежий могильный холм на кладбище - земля на нем смерзлась комками - и холодную темную комнату Катерины Петровны, из которой, казалось, жизнь ушла давным-давно. В этой комнате Настя проплакала всю ночь".
Жаль Катерину Петровну. Ослабшая от старости и печали, но полная материнской любви, она поддерживала тлеющую жизнь надеждой о встрече с дочерью. Когда надежда истаяла, Катерина Петровна умерла. Манюшка, добрая и беззаветная детская душа, шесть суток не отходила от неё, даже спала, не раздеваясь, здесь же на продавленном диване.
"- Не дождалась, - пробормотал Тихон. - Эх, горе ее горькое, страданье неписаное! А ты смотри, дура, - сказал он сердито Манюшке, - за добро плати добром, не будь пустельгой…"
Нет, Манюшка станет хорошим человеком, чего не скажу о Насте. Настю я не осуждаю, я даже испытываю к ней сочувствие. Люди, в которых нет любви, - нуждаются в сочувствии, но парадокс в том, что наше сочувствие им не нужно. Сочувствие - это составляющая любви, а любви в Насте не было. Она лишь считала, что любит мать, потому что привыкла к тому, что мать, присутствовавшая в её жизни с рождения, так и останется вечной принадлежностью её, Настиного, существования. Настя искренне верила, что надо помогать людям, но только тем, кто просит о помощи, например, скульптору Тимофееву, а мать ... она же ничего не просит! Но всё равно каждое письмо от матери кололо Настю безмолвным укором, надо бы съездить, навестить, но привычней было отмахнуться от уколов совести, ведь были дела поважней!
Рассказ "Телеграмма" заканчивается словами: "Уехала Настя из Заборья крадучись, стараясь, чтобы ее никто не увидел и ни о чем не расспрашивал. Ей казалось, что никто, кроме Катерины Петровны, не мог снять с нее непоправимой вины, невыносимой тяжести".
Помню, в 90-х годах по телевизору (в качестве эксперимента) прошла социальная реклама "Позвоните родителям". Я уверена, что реклама во многих пробудила желание срочно позвонить родителям. Очень нужная реклама, говорящая о том, что проблема отношений отцов и детей существует, и будет существовать, пока люди будут думать только о себе. А ведь так легко набрать номер и сказать "мам-пап, привет, как вы там?", особенно в эпоху мобильных телефонов. Родителям многого не надо, главное для них - знать, что их любят, о них помнят, и что с детьми всё хорошо.
Ведь находила Настя время сходить на почту и отослать перевод? Значит, могла бы выкроить хоть раз в неделю время, чтобы написать письмо - неважно о чём, обо всё, что придёт в голову ... Старушка жила бы этими письмами, читала бы, перечитывала, и её сердце согревалось от мысли, что она нужна своей ненаглядной дочке! Возможно, эти письма продлили бы ей жизнь!
Любовь к родителям - основа всех добродетелей /Цицерон/.
Мне, правда, очень жаль Настю, впереди у неё целая жизнь, но как она будет её жить с ощущением "непоправимой вины и невыносимой тяжести"? Помогая чужим людям, она укоротила жизнь той, которая беззаветно её любила! Нельзя ничего откладывать на потом, ведь в жизни нет ничего вечного! А мама тем более не вечна.
Некоторые люди считают, что родители всего лишь дали им жизнь, поэтому большего ждать от детей не должны. А шевеление совести заглушают денежными переводами. Но деньги не эквивалент доброты, они просто бумажки, нужные для физического мира, но бесполезные для мира духовности. Дети, нарушающие пятую Божью заповедь "Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле", не бывают счастливыми, в каком бы материальном достатке они не жили.
Есть Божий суд, он ждёт, он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед. /Лермонтов/
В рассказе упоминается скульптура Гоголя, выполненная ваятелем Тимофеевым. Гоголь здесь выступает в роли Настиной совести:
1. Чей-то взгляд, тяжелый и пронзительный, Настя все время чувствовала на себе и боялась поднять голову. "Кто бы это мог быть? - подумала она. - Неужели кто-нибудь догадался? Как глупо. Опять расходились нервы".
2. Насмешливо, зная ее насквозь, смотрел на нее остроносый сутулый человек. Настя видела, как на его виске бьется тонкая склеротическая жилка. "А письмо-то в сумочке нераспечатанное, - казалось, говорили сверлящие гоголевские глаза. - Эх ты, сорока!"
3. Она с усилием подняла глаза и тотчас отвела их: Гоголь смотрел на нее, усмехаясь. На его виске как будто тяжело билась тонкая склеротическая жилка. Насте показалось, что Гоголь тихо сказал сквозь стиснутые зубы: - "Эх, ты!"
Работу скульптора Тимофеева я не видела, но, читая в рассказе описание Гоголя, я подумала, что, возможно, он похож на скульптурный портрет Гоголя работы скульптора Николая Андреевича Андреева, и я уверена, что этот памятник Константин Георгиевич Паустовский наверняка видел.
Фрагмент скульптурного портрета Н.В. Гоголя работы Н.А. Андреева.
Москва Никитский б-р, двор дома № 7.
Рассказ Паустовского "Телеграмма"
Что значит мать и что для нас она.
Шандор Петёфи
Низко кланяюсь тем дочерям, которые были со своими матерями до их последнего вздоха. Счастье дочери - скрасить матери последние дни её жизни, счастье матери - в последние минуты чувствовать рядом любящее сердце своего ребёнка.
Катерина Петровна, героиня рассказа Константина Паустовского "Телеграмма" была лишена такого счастья. Её дочка Настя жила в Ленинграде, трудилась секретарём в Союзе художников и к матери последний раз выбиралась три года назад. Чаще не могла, потому что была поглощена заботами об устройстве труда и быта непризнанных талантов. И письма в деревню не писала по той же причине сильной занятости, но, как любящая дочь, раз в два-три месяца высылала матери по двести рублей.
[Spoiler (click to open)]
Переводы Катерине Петровне приносил весёлый молодой почтарь Василий. Старушка сжимала денежные бумажки в ладошках, и ей казалось, что они пахнут её Настей. Потом долго читала и перечитывала несколько дочкиных слов на почтовом бланке. "Слова были все одни и те же: столько дел, что нет времени не то что приехать, а даже написать настоящее письмо".
Катерина Петровна понимала, что "у них, у молодых, свои дела, свои непонятные интересы, свое счастье, лучше не мешать". Но думала Катерина Петровна о дочке постоянно: все дни, тихо сидя на краешке продавленного дивана, и все ночи при слабом свете керосинового ночника.
Чувствуя нарастающую слабость, Катерина Петровна решила всё же побеспокоить дочку и написала ей коротенькое письмо: "Ненаглядная моя, зиму эту я не переживу. Приезжай хоть на день. Дай поглядеть на тебя, подержать твои руки. Стара я стала и слаба до того, что тяжело мне не то что ходить, а даже сидеть и лежать, - смерть забыла ко мне дорогу. Сад сохнет - совсем уж не тот, - да я его и не вижу. Нынче осень плохая. Так тяжело; вся жизнь, кажется, не была такая длинная, как одна эта осень".
Полученное письмо вызвало у Насти вздох облегчения, раз мать пишет, значит, жива. Читать письмо на службе было некогда, и она спрятала его в сумочку до вечера. А когда дома прочла, то сразу подумала "о переполненных поездах, пересадке на узкоколейку, тряской телеге, засохшем саде, неизбежных материнских слезах, о тягучей, ничем не скрашенной скуке сельских дней» - и положила письмо в ящик письменного стола". Ни на дорогу, ни на свидание с матерью у Насти не было времени.
Уж лучше совершить тяжелых сто грехов,
Принять сто тяжких мук, сто обрести врагов,
Чем став ослушником, родителя обидеть,
Чем не прийти к нему в тяжелый час на зов.
Мухаммед Бабур, узбекский поэт времён империи Великих Моголов.
Спокойно и неторопливо идёт в рассказе описание жизни старенькой Катерины Петровны в далёком, заброшенном людьми и Богом Заборье. Как художник нужными красками пишет картину, так Паустовский точными словами описывает промозглую осень, отражающую состояние слабеющей от старости и одиночества Катерины Петровны: холод, ветер, зябкость, голые деревья, дождь, слёзы, ни просвета, ни тепла, только надежда, что однажды дочка всё-таки приедет.
Велик талант Паустовского, который на трёх страницах изложил историю, достойную романа! Рассказ глубоко трогает и вызывает сильные чувства. Я очень хорошо понимаю Марлен Дитрих, которая, прочитав рассказ (в переводе), захотела выразить автору свою благодарность. Она это сделала, когда приехала в 1964 году в Советский Союз: "С тех пор я чувствовала как бы некий долг - поцеловать руку писателя, который это написал. И вот - сбылось! Я счастлива, что я успела это сделать. Спасибо вам всем - и спасибо России!"
Заботилась о Катерине Петровне соседская девчонка Манюшка, да изредка заходил сторож Тихон. Он помогал по хозяйству и, уходя, каждый раз останавливался в дверях и спрашивал:
- Не слышно, Катерина Петровна, Настя пишет чего или нет?
Катерина Петровна не отвечала (и так ясно), и Тихон, потоптавшись у двери, уходил. А Катерина Петровна начинала тихонько плакать.
Одиночество - это состояние, о котором некому рассказать. /Ф.Раневская/
Её дочка Настя не была бездушной дочерью, она искренне любила свою мать, но у неё были более неотложные дела, например, надо было "пробить" выставку талантливого скульптора Тимофеева. Две недели Настя занималась этим делом, и выставка всё-таки состоялась. Присутствующие хвалили талантливого Тимофеева, и много говорили о Настиной чуткости, неравнодушии, о её заботе и помощи нуждающимся художникам.
Когда Катерина Петровна слегла, Тихон послал Насте телеграмму: "Катя помирает. Тихон".
Настя в этот момент присутствовала на выставке, где чествовали молодого скульптора и хорошо отзывались о ней самой.
Она не сразу поняла, кто такая Катя и кто такой Тихон, а когда поняла, выбежала на улицу, и села на припорошенную снегом скамейку. Вспомнила о полученном письме и слова из него: "Ненаглядная моя! Ненаглядная."
И ясно осознала, что "никто ее так не любил, как эта дряхлая, брошенная всеми старушка, там, в скучном Заборье". В тот же вечер Настя выехала к матери, но на похороны не успела.
"Она застала свежий могильный холм на кладбище - земля на нем смерзлась комками - и холодную темную комнату Катерины Петровны, из которой, казалось, жизнь ушла давным-давно. В этой комнате Настя проплакала всю ночь".
Жаль Катерину Петровну. Ослабшая от старости и печали, но полная материнской любви, она поддерживала тлеющую жизнь надеждой о встрече с дочерью. Когда надежда истаяла, Катерина Петровна умерла. Манюшка, добрая и беззаветная детская душа, шесть суток не отходила от неё, даже спала, не раздеваясь, здесь же на продавленном диване.
"- Не дождалась, - пробормотал Тихон. - Эх, горе ее горькое, страданье неписаное! А ты смотри, дура, - сказал он сердито Манюшке, - за добро плати добром, не будь пустельгой…"
Нет, Манюшка станет хорошим человеком, чего не скажу о Насте. Настю я не осуждаю, я даже испытываю к ней сочувствие. Люди, в которых нет любви, - нуждаются в сочувствии, но парадокс в том, что наше сочувствие им не нужно. Сочувствие - это составляющая любви, а любви в Насте не было. Она лишь считала, что любит мать, потому что привыкла к тому, что мать, присутствовавшая в её жизни с рождения, так и останется вечной принадлежностью её, Настиного, существования. Настя искренне верила, что надо помогать людям, но только тем, кто просит о помощи, например, скульптору Тимофееву, а мать ... она же ничего не просит! Но всё равно каждое письмо от матери кололо Настю безмолвным укором, надо бы съездить, навестить, но привычней было отмахнуться от уколов совести, ведь были дела поважней!
Рассказ "Телеграмма" заканчивается словами: "Уехала Настя из Заборья крадучись, стараясь, чтобы ее никто не увидел и ни о чем не расспрашивал. Ей казалось, что никто, кроме Катерины Петровны, не мог снять с нее непоправимой вины, невыносимой тяжести".
Помню, в 90-х годах по телевизору (в качестве эксперимента) прошла социальная реклама "Позвоните родителям". Я уверена, что реклама во многих пробудила желание срочно позвонить родителям. Очень нужная реклама, говорящая о том, что проблема отношений отцов и детей существует, и будет существовать, пока люди будут думать только о себе. А ведь так легко набрать номер и сказать "мам-пап, привет, как вы там?", особенно в эпоху мобильных телефонов. Родителям многого не надо, главное для них - знать, что их любят, о них помнят, и что с детьми всё хорошо.
Ведь находила Настя время сходить на почту и отослать перевод? Значит, могла бы выкроить хоть раз в неделю время, чтобы написать письмо - неважно о чём, обо всё, что придёт в голову ... Старушка жила бы этими письмами, читала бы, перечитывала, и её сердце согревалось от мысли, что она нужна своей ненаглядной дочке! Возможно, эти письма продлили бы ей жизнь!
Любовь к родителям - основа всех добродетелей /Цицерон/.
Мне, правда, очень жаль Настю, впереди у неё целая жизнь, но как она будет её жить с ощущением "непоправимой вины и невыносимой тяжести"? Помогая чужим людям, она укоротила жизнь той, которая беззаветно её любила! Нельзя ничего откладывать на потом, ведь в жизни нет ничего вечного! А мама тем более не вечна.
Некоторые люди считают, что родители всего лишь дали им жизнь, поэтому большего ждать от детей не должны. А шевеление совести заглушают денежными переводами. Но деньги не эквивалент доброты, они просто бумажки, нужные для физического мира, но бесполезные для мира духовности. Дети, нарушающие пятую Божью заповедь "Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле", не бывают счастливыми, в каком бы материальном достатке они не жили.
Есть Божий суд, он ждёт, он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед. /Лермонтов/
В рассказе упоминается скульптура Гоголя, выполненная ваятелем Тимофеевым. Гоголь здесь выступает в роли Настиной совести:
1. Чей-то взгляд, тяжелый и пронзительный, Настя все время чувствовала на себе и боялась поднять голову. "Кто бы это мог быть? - подумала она. - Неужели кто-нибудь догадался? Как глупо. Опять расходились нервы".
2. Насмешливо, зная ее насквозь, смотрел на нее остроносый сутулый человек. Настя видела, как на его виске бьется тонкая склеротическая жилка. "А письмо-то в сумочке нераспечатанное, - казалось, говорили сверлящие гоголевские глаза. - Эх ты, сорока!"
3. Она с усилием подняла глаза и тотчас отвела их: Гоголь смотрел на нее, усмехаясь. На его виске как будто тяжело билась тонкая склеротическая жилка. Насте показалось, что Гоголь тихо сказал сквозь стиснутые зубы: - "Эх, ты!"
Работу скульптора Тимофеева я не видела, но, читая в рассказе описание Гоголя, я подумала, что, возможно, он похож на скульптурный портрет Гоголя работы скульптора Николая Андреевича Андреева, и я уверена, что этот памятник Константин Георгиевич Паустовский наверняка видел.
Фрагмент скульптурного портрета Н.В. Гоголя работы Н.А. Андреева.
Москва Никитский б-р, двор дома № 7.
Рассказ Паустовского "Телеграмма"