Строительные Типажи.
Лица работяг увиденные на стройках сливаются со временем в некие обобщенные персонажи.
А их поступки в некие истории...
Дядя Сеня. Два высших, не ест. Пьет только портвейн. Два стакана в день,
утром и вечером, жизненно необходимая норма. Дома три комнаты и нет
мебели. Вернее есть, матрас и ящик от пивных бутылок с подобием
столешницы. Унитаза нет, есть труба, торчащая из пола туалетной комнаты.
Район его проживания, как не странно, элитный.
Татарин. Мерзкий, желчный, мелкий мужичек, вредный и ругачий. Постоянно
воюет с Сашей. Возводя стену, Саша написал на боковинах двухсот кирпичей
"Татарин пискун, и жмот" Так Татарин увековечен на тридцатиметровой
стене в указанном количестве, в плоть до момента возможной грядущей
штукатурки.
Саша. Пьянь и воплощение справедливости. Жена 180 кг, главный бухгалтер
на трех фирмах, две дочери, студентки универа.
Бугор, он же Ворон. Метр двадцать, мозги профессора математики, наглость
и хитрость первобытного вожака племени. Ему за хлебом сходить - ноги
болят, а три куба бетона выкидать, чтобы не застыл - нефиг делать.
Справляется с бригадой легко. Почему не догадался по сей день.
Истории в обед, на столе вареная картошка, лук, хлеб и чай, махорка и
газета на сладкое.
1.
Саша:
Смотрим вчера "Спокойной ночи малыши! " На экране Степашка грузит в
игрушечный грузовичок игрушечную мебель. Пыхтит, и старается установить
в кузов, все что есть.
Каркуша: - Ты что делаешь, Степашка?
Степашка: - Мебель гружу, сейчас повезу Хрюше, пусть у него мебель
будет.
Саша: - О, сейчас нам мебель привезут!
Обе дочери смеются, согнувшись.
Через пятнадцать минут, уже после окончания передачи, жена с удивлением
и возмущением: - Это что, я свинья что-ли?
Саша: - Родная, о чем это ты?
2.
Сеня:
Поехал я после развода с женой в Израиль на заработки. На кирпичном
заводе работал, денег обещано немеренно. Отработал бригадиром три
месяца, причиталось мне примерно 4,5 тысячи зеленых. Прораб, по нашему,
обещал привезти всю сумму в гостиницу в день перед вылетом. Позвонил,
что подвезет к самолету. Не привез. Прилетел домой и пью теперь от
огорчения.
- Сеня, а давно это было?
- Семь лет назад.
3.
Татарин:
Работали у одного богатея дома. Обещал за штукатурку трех комнат с
потолками 700 рублей, тогда это много было. Он думал, мы вдвоем будем
пару недель копаться. Сделали за два с половиной дня. Отштукатурили по
линейке трехметровой, стены идеальные, потолок как во дворце, крошки
нет, глянец. Приходим за расчетом.
- Что надо?
- Все сделали. Денег бы нам.
- Да не может быть, пошли, проверим.
Проверил, доволен вроде работой, но как только понял, что надо деньги
отдавать лицо изменилось.
- Вот вам двести рублей, я думал вы дней десять работать будете, а вы
халтурили, и быстро сделали.
- Ты что, хозяин? Не видишь, какое качество?
- Так все сказал, не нравится, вообще ничего не получите.
Я беру кирку и хлобысь по стене, штукатурка с половины комнаты и
отвалилась, замахиваюсь дальше и говорю:
- Семисот хозяин, и сейчас, а то нанимать будешь на весь объем снова.
- Стой, держи деньги, только замажь что отвалилось!
- Ага, пока мы опять разводить будем раствор, ты приведешь своих ребят и
нам вообще живыми не уйти. Нет уж, сам как-нибудь замажешь. - Короче
деньги взяли, на "Урал" и быстро умчались. - Сидит, курит, взгляд потух,
молчит.
- И что, все, весь рассказ?
Татарин затянулся в очередной раз махрой и говорит тихо:
- Сидел когда за хулиганство, этот пузырь со мной сидел. Опустили его,
козлом оказался. Я мужиком ходил, а он все с блатными, чай, посылки,
деньги. Потом малява пришла, опустили его. Мне его жалко теперь, жизнь
бляха, хорошо мои сидельцы не слышат.
- Прикольно. Татарин ты про зону еще что расскажи, нам то интересно это
все, блатные мужики и прочая байда. Что козла то жалеть? Да и с тобой он
не очень то обошелся...
- То-то и оно что байда, нечего рассказывать, и знать тебе не надо. Там
по факту все козлы, и блатные и мужики и шваль всякая. Система так
отлажена, что козлят все, просто одним можно и типа все не знают, а
другим за это на парашу. Ходили слухи и про негнущихся, но только я не
видел таких.
- Так получается и ты козел был? По твоим словам так выходит.
- С меня что взять то было? Ничиго не знай, сами ми татарва, русский не
понимайт, чуманад старий, запурка мидный, типа и так богом обиженный.
- А был бы случай, козлил бы? Ведь если не трогали, не проверяли, то
точно вроде как неизвестно?
- Кто знает, ходил ровно, говорил по делу. Вся жизнь до случая. Гордится
нечем, и тебе не советую. Романтика она только в кино,
хаза-малина-бабы-деньги. Жить и там можно, только не жизнь это. Да и тут
не жизнь, а так время тянем до могилы.
4.
Про Бугра:
- Ворон расскажи, где ты вчера весь день был? Нас никто не трогал, а
бригадира нет, не положено так.
- Я вам на рыло кусок выбивать ходил наверх.
- Ну-ка, к директору что-ли ходил?
- Не, я с бригадиршей второй бригады на чердаке, на воздуховоде имел
встречу, с целью справедливого дележа объемов работ в предстоящей
декаде.
- Не понял, а что на воздуховоде то? На земле трудно договорится было?
- Она баба крепкая и только с третьего раза согласилась отдать нам
склад, в котором кладку надо делать. В следующий раз на встречу пусть
Сеня идет, умаялся я.
- А я думал, что там на верху скрипит весь день... Жаль вы не упали оба с
желоба, вот картина была бы.
***
Олежек приехал в Германию наслаждаться жизнью бюргера с просторов
Донецкого угольного бассейна. Первой преградой на пути к истинному
наслаждению стали курсы еще одного великого и могучего, теперь уже
немецкого языка.
К моменту начала занятий Олежек сумел самостоятельно разобраться, что,
кроме "аусвайсконтроль" и "хэндехох", в немецком языке существует еще
около двухсот тысяч "иностранных" слов. Растроил его "хэндехох", любимый
и привычный из старых советских фильмов о войне. Оказалось, это не одно,
а целых два слова.
В первый день Олежек поделился филологическими окрытиями с соучениками,
людьми на Родине некогда уважаемыми и заслуженными: двумя профессорами
московских ВУЗов, работниками научно-исследовательских институтов,
учителями, врачами и инженерами. Сам Олежек, в прошлой жизни
экскаваторщик, был лишен радости студенческой жизни по причине слабого
здоровья и плохой памяти. В образованную компанию попал из-за жены,
учительницы начальных классов. Сердобольный немецкий чиновник от
образования решил не делить семью на умственно сильных и слабых и
отправил на одни курсы - для сильных. Простым смертным пропуском в
общество „сильных мира сего“ служил диплом о высшем образовании.
Украшал компанию учеников пионер-партизан дед Генрих. Тот же чиновник
предпочел сдаться в плен, разрешив посещать занятия, а не обьяснять
деду, почему в 70 лет не то что курсы, выход из дома, равноценен вылазке
за линию фронта. Дед Генрих был полуглух, полуслеп, молод душой и
рассуждал по-деловому - прорвались в сорок третьем, прорвемся и сейчас.
Дед единственный из группы говорил по-немецки.
Задание в тот день было "простое", в смысле: простое издевательство для
каждого, кто учил иностранные языки в советской школе. Непринужденно
обратившись к соседу на немецком языке, выяснить, как его зовут, сколько
ему лет и чем занимался в прошлой жизни.
Соседкой Олежки по парте была жена Олеся. Полушепотом Олежек уточнил
возраст любимой. Помня о слабом здоровье мужа, Олеся ограничилась
короткой информацией по-русски, снабдив скупые цифры парой вводных слов
для скорейшего понимания.
Первой выступила профессура, по привычке окупировавшая парту прямо под
носом учителя. Мешая в кучу русский, немецкий и московский, два ученых
мужа перечислили собственные регалии, звания и должности. Ученые,
учителя, инженеры и врачи, не поднимая глаз, примерно шуршали словарями,
выискивая незнакомые слова и подбирая выражения.
Дошла очередь и до Олежкиной жены. Бодро сообщив имя и фамилию мужа,
Олеся выпалила в класс:
- Mein Mann ist Führer... (Мой муж - фюрер...)
Нет, класс не испугался, класс перестал дышать. Фюрер среди нас! Никто
из присутствующих застать фюрера в здравом уме и светлой памяти не
ожидал. Говорили, он отравился в бункере.
Понимая, что сказала слишком мало и одновременно слишком много, Олеся
решила продолжить по-русски:
- Фюрер, ну этого, как его, экскаватора!
Ржание по сравнению с тем, что произошло в следущую секунду - кряхтение
одуванчиков. Кино показывало фюрера в бункере, на фронте, в Рейхстаге,
местами в Еве Браун, но до сих пор единственным фюрером на тяжелой
технике оставался Ленин на броневике.
Двух профессоров московских ВУЗов, учителей, ученых и инженеров
откачивали врачи. Последнее, что видел ваш покорный слуга, пикируя под
стол, был партизан дед Генрих. Боевая закалка! Дед не растерялся, встал
в этом хаосе рвущихся тел и сказал:
"Пока такие фюреры, как ты, Олежка, управляют экскаватором, а не
страной, я боюсь только за экскаватор..."
