Жить да жить бы им без печали...
Если заголовок данной записи показался вам провокационным, то вы ошиблись: пост будет вовсе не о политике (в отдельных местах Галактики, как известно, «о политике - не пи$&ите-ка»; всем адекватным людям всё и так понятно, а неадекваты уже и так наказаны своей неадекватностью). Заголовок - лишь строчка из гумилёвского стихотворения, с которым я сейчас «работаю». Предыдущие полторы недели я был напрочь «парализован»; стараюсь как-то «включиться» посредством хотя бы сторонних дел...
Учитывая, что впереди ещё два выходных (сегодняшний выходной был наполовину занят очередным визитом к стоматологу, от чего у меня привычный стресс; ну, кажется, все наиболее явные проблемы подлечили; можно взять хотя бы небольшую паузу), я засел за оформление клавира одной из своих давних песен на стихи Николая Гумилёва (а то у меня даже её черновика нет, всё держится лишь в памяти); песня была написана не позднее конца 2000-х (скорей всего, в 2007-2009). Оказывается, у программы MuseScore (с помощью которой я готовил свои песенные сборники) уже вышла третья версия; пришлось скачать и привыкнуть к несколько новому функционалу. В общем, я как минимум начал работу над «партитурой»; надеюсь, что за выходные справлюсь и, может, даже напою эту песню.
Над катом - черновая версия самого начала песни (по клику откроется в полном размере, если кому интересно). Под катом - само стихотворение и немного мыслей и вопросов.
Стихотворение Николая Гумилёва «Сказка» (с посвящением Тэффи) было написано не позднее декабря 1912 года. Вот, собственно, сам текст:
На скале, у самого края,
Где река Елизабет, протекая,
Скалит камни, как зубы, был замок.
На его зубцы и бойницы
Прилетали тощие птицы,
Глухо каркали, предвещая.
А внизу, у самого склона,
Залегала берлога дракона,
Шестиногого, с рыжей шерстью.
Сам хозяин был черен, как в дегте,
У него были длинные когти,
Гибкий хвост под плащом он прятал.
Жил он скромно, хотя не медведем,
И известно было соседям,
Что он просто-напросто дьявол.
Но соседи его были тоже
Подозрительной масти и кожи,
Ворон, оборотень и гиена.
Собирались они и до света
Выли у реки Елизабета,
А потом в домино играли.
И так быстро летело время,
Что простое крапивное семя
Успевало взойти крапивой.
Это было еще до Адама,
В небесах жил не Бог, а Брама,
И на все он смотрел сквозь пальцы.
Жить да жить бы им без печали!
Но однажды в ночь переспали
Вместе оборотень и гиена.
И родился у них ребенок,
Не то птица, не то котенок,
Он радушно был взят в компанью.
Вот собрались они как обычно
И, повыв над рекой отлично,
Как всегда, за игру засели.
И играли, играли, играли,
Как играть приходилось едва ли
Им, до одури, до одышки.
Только выиграл все ребенок:
И бездонный пивной бочонок,
И поля, и угодья, и замок.
Закричал, раздувшись как груда:
«Уходите вы все отсюда,
Я ни с кем не стану делиться!
Только добрую, старую маму
Посажу я в ту самую яму,
Где была берлога дракона». -
Вечером по берегу Елизабета
Ехала черная карета,
А в карете сидел старый дьявол.
Позади тащились другие,
Озабоченные, больные,
Глухо кашляя, подвывая.
Кто храбрился, кто ныл, кто сердился…
А тогда уж Адам родился,
Бог спаси Адама и Еву!
Стихотворение, согласитесь, необычное. Мне, естественно, стало интересно узнать, что пишет об этом стихотворении критика. Увы, данное стихотворение явно не пользуется какой-либо особой популярностью; мне (ну, при поиске уровня «более, чем поверхностный, но менее, чем прям глубокий») удалось найти лишь два критических «разбора» данного стихотворения.
«Полное собрание сочинений Гумилёва» в десяти томах (вполне себе академическое издание, вышедшее под эгидой РАН и под общей редакцией Н. Н. Скатова в 1998 году) даёт данному стихотворению следующий довольно сдержанный комментарий (Том 2, стр. 285-286):
Источник сюжета стихотворения до конца не выяснен, хотя очевидно, что на него как-то повлияли сказания индуистской мифологии, в частности, упоминаемый в стихотворении Брама (Брахма) - высшее божество, творец мира, божественная воля. Можно найти связи со сказаниями о зачатии Брахмой порождения гнева - Рудры и т. д.
Тэффи - псевдоним Н. А. Бучинской (в девичестве - Лохвицкая; 1872-1952), писательницы-сатирика и поэтессы. В частности, в стихотворении можно усмотреть перекличку с тематикой единственной книги стихотворений Тэффи «Семь огней» (СПб, 1910), напр. со стихотворениями «Зверь», «Эль-Саир», «Жертва», в которых воскрешается архаическая мистериальная символика. О книге Тэффи Гумилёв отзывался одобрительно.
Ещё один найденный мной источник (В. С. Малых. Творчество Николая Гумилёва: вузовский и школьный аспекты изучения. Научно-учебное пособие, 2012; см. стр. 48) склонен рассматривать данное стихотворение как шуточное, как насмешку над дьяволом. Далее - цитата:
Желание «посмеяться над чёртом», представить дьявола не в возвышенно-романтическом ореоле, а в приземленно-ироническом, было близко и Гумилеву [как и Гоголю]. В зрелом творчестве поэт стремится «обезвредить» сатану с помощью той «светлой иронии, не подрывающей корней нашей веры», о которой создатель акмеизма писал в своем знаменитом манифесте. Тонкая, едва уловимая ирония присутствует во многих текстах поэта, а потому её изучение представляется плодотворным как начальный этап выявления форм комического в творчестве Гумилева - области, являющейся, безусловно, темным пятном в гумилевоведении. Так, в шуточном стихотворении «Сказка» пародируются теософские учения о «преадамических расах» и травестируется образ дьявола - хозяина замка, расположенного, в соответствии со всеми высмеиваемыми Гумилевым романтическими канонами, «на скале, у самого края». Образ дьявола принципиально снижен, и его описание напоминает описания гоголевских персонажей:
Сам хозяин был черен, как в дегте,
У него были длинные когти,
Гибкий хвост под плащом он прятал.
Жил он скромно, хотя не медведем,
И известно было соседям,
Что он просто-напросто дьявол.
Осмелюсь высказать свои собственные мысли об этом стихотворении. Я, конечно, ничуть не филолог и не литературовед, но всё же осмелюсь. Как мне кажется, данное стихотворение повествует о ЗЛЕ и об эволюции ЗЛА. О том зле, которое («дьявол») «было ещё до Адама» (когда даже Бога ещё не было, был лишь Брама, под которым в контексте данного стихотворения я вижу лишь первородный и всепорождающий «хаос»). При этом исходное зло вполне невинными действиями («в домино играли») сумело породить ещё большее зло, от которого само и пострадало. Поэт, как мне кажется, хотел сказать, во-первых, о прасуществовании зла, о предсуществовании зла как такового поверх и ранее всех наших культурных и этических представлений о добре; во-вторых - о способности зла воспроизводиться и множиться, мультиплифицироваться... О том, как добро хотя бы в теории может победить зло и саму первоприроду зла Гумилёв говорил в других своих стихотворениях.
Финальные строки стихотворения по смыслу и тональности близки к воззрениям философов-экзистенциалистов (сам термин «экзистенциализм» возник лишь несколькими десятилетиями спустя): Человек «вброшен» в этот мир против своей воли и должен приспосабливаться к этому миру по мере своих сил. Тот случай, когда важна пунктуация: в последней строчке «Бог спаси Адама и Еву» запятой после слова «Бог» нет, то есть речь идёт не о прямом обращении к Богу, а лишь о пожелании из разряда «хоть кто-нибудь помог бы» (ср. с оборотами «(не) дай бог», «избави бог» и др.). Общая смысловость стихотворения, как по мне, представляет собой гумилёвскую версию некоей «преандромахии», своеобразной «борьбы» за ещё не возникшего Человека и за его будущее...
Если у моих высокоучёных читателей будут какие-либо свои версии по интерпретации данного стихотворения (или комментарии к моей версии), то буду рад ознакомиться с ними!