В 2023 году у «Евгения Онегина» двойной юбилей!
200 лет с момента начала работы над романом, которая длилась 7 лет. Пушкин начал работу над «Евгением Онегиным» 9 мая 1823 года в Кишиневе, во время ссылки.
190 лет первого полного издания романа «Евгений Онегин». В марте 1833 года в типографии Смирдина отпечатано первое полное издание всего романа в одном томе.
Язык, на котором писал Пушкин, во многом близкий к современному, очень на него похожий, но в то же время глубоко от него отличный. Чтобы понять особенности бытописания в «Евгении Онегине», нужно знать бытовые реалии пушкинской эпохи. То, что было очевидно широкому кругу современников писателя, теперь становится понятным только филологам.
Алексей Олейников: Евгений Онегин. Графический путеводитель. Художник Наталья Яскина
Педант - это хвастун.
Уже через 100 лет после написания романа «Евгений Онегин» язык Пушкина перестал быть понятен. Хотя иллюзия, что мы понимаем Пушкина, сохраняется и сейчас, спустя 200 лет. Например, современное значение слова Педант - сухой, узкий формалист, требующий мелочной точности. Однако, Пушкин имел в виду другое.
Онегин был по мненью многих
(Судей решительных и строгих)
Ученый малый, но педант:
Имел он счастливый талант
Без принужденья в разговоре
Коснуться до всего слегка,
С ученым видом знатока
Хранить молчанье в важном споре
И возбуждать улыбку дам
Огнем нежданных эпиграмм.
Педант - человек, хвастающийся своим знанием, также строжайший исполнитель мелочных формальностей. Со временем второе значение вытеснило первое. В этом стихе педант - человек, выставляющий напоказ свои знания, свою ученость, с апломбом судящий обо всем (Словарь языка Пушкина). В словаре Д.Н.Ушакова читаем: педант - человек. Щеголяющий своей ученостью, поучающий других, берущий на себя роль наставника (устарелое).
У H. M. Яновского (лексикографа предпушкинской эпохи): «ПЕДАНТЪ, фр. Школьной враль, ученой хвастунъ, безд лки важными вещами ставящiй; неискусной ученой, челов къ надменный ученостiю своею безъ м ры, который въ разговорахъ и поступкахъ беретъ на себя важной несносной видъ, говоритъ обо всемъ не къ стати и р шительнымъ образомъ, наблюдая точность и строгость въ самыхъ безд лицахъ; иначе ученой дуракъ».
Чего ж вам больше? Свет решил. что он умен и очень мил.
Этимология слова Педант восходит к слову воспитатель. От франц. pédant «учитель», из итал. pedante «учитель», восходящему к лат. paedagogans (paedagogantem) «преподающий», из гл. paedagogare, от др.-греч. παιδαγωγας «воспитатель, наставник». Тот же корень есть в словах Педагог, педагогика, педиатр.
Во многом благодаря Владимиру Далю, второе значение слова «педант» вытеснило первое. В «Словаре живого великорусского языка» на первое место Даль вынес то значение, которое у всех его предшественников шло вторым: «ПЕДÁНТЪ - фрн. строгiй, точный, придирчивый мелочникъ, требующiй соблюденья в деле внешностей, околичности, порядка; тяжелый и упорный последователь раз принятому, одностороннему порядку; самоуверенный ученый, некстати требующiй отъ всякаго одинаковаго съ собою взгляда: школяръ, научникъ».
Скука - это на самом деле не скука, а тоска.
Нет: рано чувства в нем остыли;
Ему наскучил света шум;
Красавицы не долго были
Предмет его привычных дум;
Измены утомить успели;
Друзья и дружба надоели
Читаем у Пеньковского Александра Борисовича:
Совершенно исключительное по важности место в пушкинском романе принадлежит словам Скука, Зевота, Лень и всем словам их корневой группы - в тексте романе «Евгений Онегин» они имеют аномально высокую частоту.
И снова, преданный безделью,Томясь душевной пустотой, Уселся он - с похвальной целью Себе присвоить ум чужой; Отрядом книг уставил полку,Читал, читал, а всё без толку: Там скука, там обман иль бред; В том совести, в том смысла нет;
Отсюда укрепившееся в пушкинистике понимание «Евгения Онегина» как «романа скуки», а его героя - как пустого, пресыщенного, «объевшегося наслаждениями», развращенного великосветского бездельника, «знающего только флирт и порок». При таком взгляде на вещи Онегин предстает перед нами в облике хлыща и фата, паркетного шаркуна, чьи поступки вызываются и объясняются скукой, а все жизненные реакции сводятся к зевоте, и потому определения «скучающий» и «зевающий» в литературоведческих работах имя героя в качестве постоянных эпитетов.
Александр Борисович Пенько́вский (1927 - 2010) - советский и российский филолог, пушкинист, автор работ по русскому языку, его истории, диалектологии, фонетике, морфологии, синтаксису и семантике, теории художественной речи, общему языкознанию. Его важнейшие труды находятся на стыке языкознания и филологии. Они посвящены художественной антропонимике, словарю Пушкина и Пушкинской эпохи.
Однако, как показало специальное исследование, «скука» в литературном языке пушкинской эпохи - чаще всего отнюдь не скука в современном значении этого слова. Это сниженный эквивалент «тоски». А через скуку «тоску» и скучать «тосковать» (ср. также тошно «тоскливо» и тошный «вчуже вызывающий тоску») объясняется тоскливое значение у слов «зевать», «зевота» и «лень», которое тоже было общим достоянием поэтической речи этой эпохи. Пушкинский роман, таким образом, - не «роман скуки», а роман тоски. И Онегин не скучающий бездельник, как принято думать, а человек пораженный всеобъемлющей, всепоглощающей, безысходной тоской.
Инвалид - это просто участник военных действий.
Мы любим слушать иногда
Страстей чужих язык мятежный,
И нам он сердце шевелит.
Так точно старый инвалид
Охотно клонит слух прилежный
Рассказам юных усачей,
Забытый в хижине своей.
Газета "Русский инвалид" первый номер от 1 февраля 1813 года. Издавалась в России 1813-1917
Во времена Пушкина значение слова «инвалид» было иное, чем сейчас. В дореволюционной России «инвалидами» называли уволенных в отставку военных. То есть это было синонимом современного слова «ветеран».
В царской России даже выходила газета «Русский инвалид». Большую часть каждого номера (всегда состоявшего из 4 страниц) - составляли высочайшие приказы. Доля литературного материала была невелика. Так, при жизни А. С. Пушкина тут было напечатано лишь одно его произведение - отрывок из поэмы «Полтава».
В любви считаясь инвалидом,
Онегин слушал с важным видом,
Как, сердца исповедь любя,
Поэт высказывал себя;
Пушкин назвал Евгения Онегина «в любви инвалидом» иронично. Так он подчеркнул опыт героя в любовных делах, его многочисленные романы.
«Поди! Поди! Раздался крик» - в одной строчке целая эпоха
Уж тёмно: в санки он садится.
«Поди, поди!» - раздался крик;
Морозной пылью серебрится
Его бобровый воротник.
Не читайте дальше. Остановитесь на минуту. Скажите, какую картину вы видите, когда читаете одну эту строчку: «Поди, поди! - раздался крик» ? Наверное, кучера, который это кричит. А зачем он это кричит? А кто мог именно так кричать? А что при этом происходило? В этой строчке кроется целая эпоха.
Самое печальное, когда люди читают и незнакомые слова их не заинтересовывают, они пропускают их, следят только за движением интриги, за сюжетом, но не читают вглубь. Надо учиться не скоростному, а медленному чтению. Пропагандистом медленного чтения был академик Щерба. Мы с ним за год успевали прочесть только несколько строк из «Медного всадника». Каждое слово представлялось нам, как остров, который нам надо было открыть и описать со всех сторон. У Щербы я научился ценить наслаждение от медленного чтения (Дмитрий Сергеевич Лихачев (1906−1999) - выдающийся отечественный филолог, переводчик, культуролог и искусствовед)
Поди! - это окрик, возглас кучера, предостерегающий пешеходов при быстрой езде.
Окрик поди! (пади!) мог исходить не только от кучера, сидящего на козлах, но и от форейтора, как об этом свидетельствуют старшие и младшие современники Пушкина:
Должно знать, что в те времена (в конце XVIII в.) мальчики форрейторы кричали пади с громким продолжительным визгом и старались выказать этим свое молодечество [Греч 1873].
Вот катится по звонкой мостовой великолепная карета, которую мчит, как ветер, шестерня лихих лошадей; форрейтор кричит громко «пади»; сановитый кучер с окладистой бородой ловко править рьяными бегунами; две длинныя статуи в ливреях горделиво стоять назади; треск, гром, пыль; мелкие экипажи сворачивают, прохожие бегутъ [Белинский 1836].
Восклицание «поди!» могло комбинироваться не только с императивом берегись, но и с другими глагольными формами: задавлю, раздавлю (общее значение фразы: «посторонись, а не то задавлю»).
Ударный слог выкрика можно было растягивать. Ровесник и знакомец Пушкина и Мицкевича Осип Пржецлавский вспоминал 1820-е годы:
«Все что было аристократия или претендовало на аристократию, ездило в каретах и колясках четвернею, цугом, с форейтором. Для хорошего тона требовалось, чтобы форейтор был, сколь можно, маленький мальчик, притом, чтобы обладал одною, насколько можно, высокою нотой голоса. Ноту эту, со звуком и!…. означающим сокращенное «поди», он должен быть издавать без умолку и тянуть как можно долее, например от Адмиралтейства до Казанского моста. Между мальчиками-форейторами завязывалось благородное соревнование, кто кого перекричит, и когда вы шли по Невскому проспекту, то у вас в ушах постоянно пищало это нескончаемое «и….!»» [Пржецлавский 1874; Лотман 1980].
Скандироваться мог и безударный слог выкрика:
- Па-ади! Или ее видишь, мазурик! облаял счастливца надменный кучер с высоты быстро катившей щегольской кареты, под колеса которой чуть не попал наш Кавказец перебегая с тротуара на тротуар у Почтамтского переулка [Маркевич 1880].
В большие годовые праздники по главным улицам столицы нередко мчались огромные, роскошные кареты четверкою откормленных тысячных коней, с мальчиком-форрейтором впереди, звонко оравшим во все горло: «па-а-ди»! [Сорокин 1909].
Всего одна строчка «Поди! Поди! Раздался крик» живо и с богатыми подробностями иллюстрирует быт состоятельного класса, к коему принадлежал Онегин.
«Форрейтор бородатый» - почему это смешно?
В наши дни гужевой транспорт стал экзотикой, связанная с ним терминология ушла из общеупотребительного языка и часто неясна. Поэтому описание сборов Лариных в Москву в седьмой главе «Евгения Онегина» не сразу понятно:
Готовят завтрак повара,
Горой кибитки нагружают,
Бранятся бабы, кучера.
На кляче тощей и косматой
Сидит форрейтор бородатый.
Это конец строфы, сюда Пушкин очень часто помещает какой-то афоризм, бонмо, что-нибудь остроумное - просто мы не всегда это понимаем. Ну, кляча тощая и косматая - понятно, что это комическая картина. Но зачем в конце описания этих сборов, которое занимает две строфы, вдруг появляется бородатый форейтор? И вообще, кто такой форейтор?
Начнем с установления значения слова. «Форейтор» - с одним «р» или двумя «р», с суффиксом «ер» или «ор» (у Пушкина в прижизненных изданиях это слово пишется с двумя «р» и с «ор») - это германизм от немецкого Vorreiter: тот, кто едет спереди, на передней лошади.
На кляче тощей и косматой Сидит форрейтор бородатый. Иллюстрация Лидии Тимошенко
Значит, форейтор едет на лошади, а не сидит в повозке на козлах (или на облучке, на ободке телеги, если это более простое средство передвижения). Мы можем открыть словари и узнать, что форейтор - это верховой, который при запряжке цугом (это когда лошади запряжены или просто одна за другой, или парами, одна пара за другой) сидит на передней или одной из передних лошадей, поэтому он и Vorreiter - «едущий впереди».
Достаточно ли этого словарного объяснения для понимания текста «Онегина»? Нет, недостаточно, потому что никакие словари не указывают одной важной особенности форейторского дела: как правило, форейтором был подросток или даже маленький мальчик. Об этом часто упоминают литераторы XIX века. Например, у Тургенева в «Степном короле Лире» мы находим такое описание:
«В назначенный день большая наша фамильная четвероместная карета, запряженная шестериком караковых лошадей, с главным „лейб-кучером“, седобородым и тучным Алексеичем на козлах, плавно подкатилась к крыльцу нашего дома. Сквозь настежь растворенные ворота вкатилась наша карета на двор; крошечный форейтор, едва достававший ногами до половины лошадиного корпуса, в последний раз с младенческим воплем подскочил на мягком седле, локти старика Алексеича одновременно оттопырились и приподнялись - послышалось легкое тпрукание, и мы остановились».
Значит, форейтор - мальчик. И дело тут не только и не столько в обычае или моде, на которую справедливо указывает Лотман в своем комментарии к «Евгению Онегину», сколько в практической необходимости. Форейтор должен быть легким, иначе лошади будет трудно его везти.
Форейтор должен быть мальчиком, а в «Евгении Онегине» у Лариных форейтор бородатый. Ларины так долго не выезжали и сидели сиднем в деревне, что уже и форейтор у них состарился. Мы имеем дело с утраченной, не опознаваемой сегодняшними читателями иронией: форейтор-то старый, а должен быть юный.
Пень - это ствол крупного дерева, не обязательно срубленного
Нам кажется, что мы понимаем текст, а в ряде случаев мы его понимаем прямо противоположным образом. Но мы не видим абсурдности собственного понимания, не замечаем ее просто потому, что проскальзываем взглядом мимо. А более глубокое чтение текста тут же нас ставит перед проблемой - а что же все-таки это значит?
Вот широко известный текст, в котором употреблено хорошо известное современному читателю слово «пень». Дуэль Онегина и Ленского:
Вот пистолеты уж блеснули,
Гремит о шомпол молоток.
В граненый ствол уходят пули,
И щелкнул в первый раз курок.
Вот порох струйкой сероватой
На полок сыплется. Зубчатый,
Надежно ввинченный кремень
Взведен еще. За ближний пень
Становится Гильо смущенный.
Плащи бросают два врага.
Зарецкий тридцать два шага
Отмерил с точностью отменной,
Друзей развел по крайний след,
И каждый взял свой пистолет.
Как интерпретировать поведение слуги Онегина - Гильо? Иллюстраторы (а их много, и в их число входят выдающиеся художники - например, Мстислав Добужинский) изображают Гильо пристроившимся невдалеке возле небольшого пенька. Все переводчики используют для передачи этого фрагмента слово со значением «нижняя часть срубленного, спиленного или сломленного дерева» - например, английское stump в переводах Набокова, Джонстона и Фейлена. И точно так же толкует это место «Словарь языка Пушкина».
Мстислав Валерианович Добужинский (1875-1957).Иллюстрация сцены дуэли Онегина и Ленского в романе в стихах Александра Сергеевича Пушкина "Евгений Онегин"
Однако если Гильо боится погибнуть от случайной пули и надеется от нее укрыться, то зачем он становится за ближний пень? Почему бы не остаться стоять, где стоял? Ведь скрываться за пнем бессмысленно: он же не ложится и не прикрывает голову руками.
Об этом, кажется, никто не задумывался, пока не так давно замечательный лингвист Александр Борисович Пеньковский (который сам иронизировал над совпадением своей фамилии и своего интереса к этой теме) не показал на множестве текстов пушкинской эпохи, что в то время слово «пень» имело еще одно значение, помимо того, которое оно имеет сегодня. Это значение - «ствол дерева», необязательно срубленного, спиленного или сломленного. То есть большой ствол в языке Пушкина - это тоже пень. За таким пнем действительно можно спрятаться от пули.
Этот пример проясняет механизм нашего непонимания знакомого текста. Мы встречаем в нем знакомое слово, мы приписываем этому слову привычное нам значение, а это слово имеет либо другое значение, либо оба: и привычное, и другое. Для того чтобы понять слово и весь фрагмент правильно, нам нужно перевести текст с языка того времени на наш язык.
Та же проблема возникает и в случае перевода на иностранный язык. Когда замечательные переводчики переводят пень как stump, они сталкиваются с той же проблемой перевода. Но тут сделать вид, что всё хорошо и что все всё поняли, не удается: слово, выбранное в чужом языке, в данном случае выдает неправильное понимание.
Кто увлекался алкоголем: Онегин или его дядя?
Словосочетание мух давить встречается в романе единожды и, казалось бы, не требует никаких пояснений. Онегин приезжает в деревню своего дяди.
Он в том покое поселился,
Где деревенский старожил
Лет сорок с ключницей бранился,
В окно смотрел и мух давил.
В. В. Набоков считал, что этот стих находит параллель в строфе XXXVI главы четвертой (эта строфа, опубликованная в отдельном издании четвертой и пятой глав, была изъята из окончательного текста романа):
У всякого своя охота,
Своя любимая забота:
Кто целит в уток из ружья,
Кто бредит рифмами, как я,
Кто бьет хлопушкой мух нахальных
Комментатор полагал, что в обоих случаях речь идет о назойливых насекомых из отряда двукрылых, которых бьют хлопушкой и «которых дядя Онегина давил большим пальцем на оконном стекле (had crushed with a dull thumb on the windowpane)». Между тем натуралистическое прочтение этих мест не является единственно возможным. В. В. Виноградов подметил, что выражение мух давил из второй главы «Евгения Онегина» может быть поставлено в один ряд с аналогичными идиомами, обозначающими употребление спиртных напитков и состояние алкогольного опьянения (муху задавить, раздавить, убить, урéзать, зашибить; под мухой, с мухой, в мухе и т. п.). По мнению исследователя, при помощи этого «характеристического образа» Пушкин рисует «застойный быт» своего времени с его «дворянским времяпрепровождением и тусклым развлечением».
Вынося за скобки вульгарную социологию, отметим, что предположение Виноградова хорошо согласуется с описанием содержимого дядюшкиных шкафов в той же строфе (стихи 8-11):
Онегин шкафы отворил;
В одном нашел тетрадь расхода,
В другом наливок целый строй,
Кувшины с яблочной водой
И календарь осьмого года:
Старик, имея много дел,
В иные книги не глядел.
А в четвертой главе Пушкин, рассказывая о вседневных занятьях Евгения (4, XXXVII, 3), перечень которых завершает бутылка светлаго вина (4, XXXIX, 7), припомнил и свои скучные деревенские вечера:
В глуши что делать в эту пору?
Гулять? Деревня той порой
Невольно докучает взору
Однообразной наготой.
Скакать верхом в степи суровой?
Но конь, притупленной подковой
Неверный зацепляя лед,
Того и жди, что упадет.
Сиди под кровлею пустынной,
Читай: вот Прадт, вот W. Scott.
Не хочешь? - поверяй расход,
Сердись иль пей, и вечер длинный
Кой-как пройдет, а завтра тож,
И славно зиму проведешь.
«<…> мое глухое Михайловское наводить на меня тоску и бешенство, - признавался Пушкин П. А. Вяземскому 27 мая 1826 г. - В 4-ой песне Онегина я изобразилъ свою жизнь». За два года до этого Вяземский высказывал опасения, что в деревенском захолустье ссыльный поэт от «отчаяния» начнет «пить пуншъ».
Итак, перед нами яркий пример поэтической неоднозначности9. Выражение мух давить может трактоваться и как свободное глагольно-именное сочетание ('мухи' + 'давить'), и как фразеологизм со значением 'пить хмельное'.
Иллюстрация Дмитрия Белюкина. Сначала все к нему езжали; Но так как с заднего крыльца Обыкновенно подавали Ему донского жеребца
С Онегины - более однозначно и понятно. Но понятно современникам Пушкина, а не нам.
Сначала все к нему езжали;
Но так как с заднего крыльца
Обыкновенно подавали
Ему донского жеребца,
Лишь только вдоль большой дороги
Заслышат их домашни дроги, -
Поступком оскорбясь таким,
Все дружбу прекратили с ним.
"Сосед наш неуч; сумасбродит;
Он фармазон; он пьет одно
Стаканом красное вино;
Лотман Ю.М. : Однако соседи обвиняют Онегина не в пьянстве, а в мотовстве: он пьет целыми стаканами дорогое импортное вино («вдовы Клико или Моэта Благословенное вино» - 4, XLV, 1-2), соседи же употребляют напитки домашней фабрикации.
Онегин шкафы отворил;
В одном нашел тетрадь расхода,
В другом наливок целый строй,
Равно как и подаваемая в доме Лариных брусничная вода (3, III, 7-8), - это ягодные алкогольные напитки слабой крепости. Автор известных в XVIII в. книг по домоводству С. В. Друковцев дает несколько рецептов изготовления брусничной и других ягодных вод, которые рекомендуется заквашивать дрожжами, хмелем, а после того как перебродят, разбавлять водкой «по вкусу» (см.: Друковцев С. В. Экономическое наставление дворянам, крестьянам, поварам и поварихам... СПб., 1781). Боязнь Онегина, чтобы брусничная вода ему «не наделала б вреда» (3, IV, 14), объясняется привкусом дрожжей при неполном брожении.
Быть в долгах было престижно.
Лотман Ю.М. «Очерк дворянского быта онегинской поры»: Слова «долги», «залог», «заимодавцы» встречаются уже в первых строках романа.
Отец его понять не мог
И земли отдавал в залог
Долги, проценты по залогам, перезакладывание уже заложенных имений было уделом отнюдь не только бедных или стоящих на грани краха помещиков. Более того, именно мелкие и средние провинциальные помещики, менее нуждающиеся в деньгах на покупку предметов роскоши и дорогостоящих импортных товаров и довольствующиеся «домашним припасом», реже входили в долги и прибегали к разорительным финансовым операциям. Между тем столичное дворянство, начиная с екатерининских времен, поголовно было в долгах. Фонвизин во «Всеобщей придворной грамматике» писал: «Как у двора, так и в столице никто без долгу не живет, для того чаще всех спрягается глагол: быть должным...» Он же спрашивал Екатерину II: «Отчего все в долгах?» - и получил ответ: «Оттого в долгах, что проживают более, нежели дохода имеют» (Фонвизин Д. И. Собр. соч.: В 2 т. М.; Л., 1959). Жалобы на долги составляют постоянный мотив в многочисленных документах XVIII - начала XIX в.
Дело было не только в дороговизне предметов роскоши и относительной дешевизне продуктов помещичьего хозяйства; страдали от долгов богатейшие вельможи, получавшие от правительства огромные подарки землями, деньгами и крепостными душами. Так, канцлер граф М. И. Воронцов получал огромные подарки от правительства. В 1763 г. Екатерина выплатила за фиктивно купленный у него дом - дом остался за графом - 217 000 руб., ему было «уступлено» 190 000 гульденов долгу Голландской республики России, при увольнении от должности он получил 50 000 руб. и пожизненной пенсии - 7000 руб. в год. Однако, по выражению исследователя, он из-за долгов бился «всю жизнь как рыба об лед» (Карнович Е. П. Замечательные богатства частных лиц в России. СПб., 1874). Огромные долги обнаружились после смерти Потемкина, хотя состояние его было неисчислимо. По данным английского посланника Гарриса, Потемкин лишь за два года получил 37 тысяч душ и 9 млн руб., а француз Кастера считал, что он получил подарков на 50 млн руб. не считая беззастенчивых краж и злоупотреблений (см.: Русский исторический журнал. 1918).
Одной из причин всеобщей задолженности было сложившееся в царствование Екатерины II представление о том, что «истинно дворянское» поведение заключается не просто в больших тратах, а в тратах не по средствам. Стремление нового поколения 1830-х гг. «с расходом свесть приход» даже Пушкин воспринимал с известной грустью как утрату поэзии дворянского века.
Долги могли образоваться от частных займов и заклада поместий в банк. Первые образовывались при одалживании денег (многие дворяне не стеснялись ссужать деньги под проценты: Растопчин в письмах упоминал «нежных друзей», дававших ему деньги взаймы из 12% годовых), вторые - от закладывания имений. Одалживая же под залог крепостных душ и земельной собственности большую сумму, помещик сразу соблазнительно просто получал в свои руки нужное ему количество денег. Именно по этому, привычному, но ведущему к разорению пути и шел отец Евгения.
Долгами жил его отец
Давал 3 бала ежегодно
И промотался наконец
Жить на средства, полученные при закладе имения, называлось «жить долгами». Такой способ был прямым путем к разорению. Предполагалось, что дворянин на полученные при закладе деньги приобретет новые поместья или улучшит состояние старых и, повысив таким образом свой доход, получит средства на уплату процентов и выкуп поместья из заклада. Однако в большинстве случаев дворяне проживали полученные в банке суммы, тратя их на покупку или строительство домов в столице, туалеты, балы («давал три бала ежегодно»- для не слишком богатого дворянина, не имеющего в доме дочерей-невест, три бала в год - неоправданная роскошь). Это приводило к перезакладыванию уже заложенных имений, что влекло за собой удвоение процентов, которые начинали поглощать значительную часть ежегодных доходов от деревень. Приходилось делать долги, вырубать леса, продавать еще не заложенные деревни и т. д.
Неудивительно, что, когда отец Онегина, который вел хозяйство именно таким образом, скончался, выяснилось, что наследство обременено большими долгами:
Отец его тогда скончался
Перед Онегиным собрался
Заимодавцев жадный полк
У каждого свой ум и толк
В этом случае наследник мог принять наследство и вместе с ним взять на себя долги отца или отказаться от него, предоставив кредиторам самим улаживать счеты между собой. Первое решение диктовалось чувством чести, желанием не запятнать доброе имя отца или сохранить родовое имение (последнее обстоятельство играло значительную роль: не случайно закон предусматривал льготы по выкупу родовых имуществ, такой выкуп входил в круг дворянских прав; следуя этой традиции, например, опека выкупила проданное за долги в 1837 г. Михайловское и возвратила его во владение детей уже погибшего к этому времени поэта). Именно так поступил после смерти отца Николай Ростов, движимый чувствами родовой чести. Онегин же пошел по второму пути.
Получение наследства было не последним средством поправить расстроенные дела. Молодым людям охотно верили в долг рестораторы, портные, владельцы магазинов в расчете на их «грядущие доходы». Поэтому молодой человек из богатой семьи мог без больших денег вести в Петербурге безбедное существование при наличии надежд на наследство и известной беззастенчивости. Так, Лев Сергеевич, брат поэта, жил в Петербурге без копейки денег, но задолжал в рестораны 260 руб., нанимал в долг квартиру в доме Энгельгардта за 1330 руб. в год, делал подарки, вел карточную игру (долги оплатил позже А. С. Пушкин). Молодость - время надежд на наследство - была как бы узаконенным периодом долгов, от которых во вторую половину жизни следовало освобождаться, став «наследником <...> своих родных» или выгодно женившись. Рисуя рутинную смену возрастных норм поведения, П писал:
Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел,
Кто постепенно жизни холод
С летами вытерпеть умел;
Кто странным снам не предавался,
Кто черни светской не чуждался,
Кто в двадцать лет был франт иль хват,
А в тридцать выгодно женат;
Кто в пятьдесят освободился
От частных и других долгов,
Кто доброй славы и чинов
Спокойно в очередь добился,
О ком твердили целый век: N. N. прекрасный человек.
Почему Онегин - гордец? Любопытный семантический сдвиг слова-ер-с
Частое повторение в речи слова «сударь» свидетельствовало об уважении к называемому. Отсюда родилось знаменитое «слово-ер-с», которым преисполнена речь персонажей дореволюционной литературы, то есть прибавление к словам звука «с», сокращения от «сударь».
....... продолжение читайте в комментарии ........
Обучайте иностранцев русскому языку!
Мы ждем вас на лекциях
курса «Методика преподавания русского языка как иностранного». Студенты «Учебного центра русского языка» - это будущие педагоги, преподаватели русского языка как иностранного, проводники русской культуры.
Список источников:
- Добродомов И. Г., Пильщиков И. А., Лексика и фразеология «Евгения Онегина»: Герменевтические очерки, Москва: Языки славянских культур, 2008, 312 с.
- Алексей Олейников: Евгений Онегин. Графический путеводитель. Художник: Яскина Наталья. Издательство: Самокат, 2021 г
- Пеньковский А.Б. Загадки пушкинского текста и словаря: Опыт филологической герменевтики / под ред. И.А.Пильщикова и М.И. Шапира. М.: Языки слав.культур, 2005, 315с.
- Лотман Ю.М. Пушкин. Биография писателя. Статьи и заметки 1960-1990. «Евгений Онегин». Комментарий. СПб, «Искусство-СПб», 1997, 847с.
- Федосюк Ю.А. Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века. Москва: Флинта, 2023, 272с.