О работе Саши Соколова в советской прессе конца 60-х - начале 70-х годов ( начало)
http://magazines.russ.ru/voplit/2013/1/d5.html
С. Диваков
Познавший природу тетивы
О раннем творчестве Саши Соколова
1. Журналист Соколов
Многие считали и продолжают считать литературным дебютом Саши Соколова его первый роман «Школа для дураков». При этом удивление критиков и исследователей вызывает то, что он начал с крупной формы.
На самом деле еще до эмиграции Соколов писал для советских газет и журналов. «Строго говоря, “Школа” не была моим дебютом, - признается он в интервью Виктору Ерофееву. - Я собирался стать журналистом. Посещал факультет журналистики. На третьем курсе перешел на заочное и работал в “Литературной России”, а до этого сотрудничал в районках на Кавказе, в Марийской республике»[1].
Журналистский опыт Соколов признает важным этапом своего литературного становления: «Поначалу журналистика для меня была прежде всего филологическим образованием. Хотелось понять, как делается текст. Покрутиться в редакциях, посмотреть на людей, которые каждый день что-то пишут, отражают поток бурный <...> И это была классная школа, я там многому научился»[2].
Одна из первых газет, с которой сотрудничал писатель, - «Новороссийский рабочий». Публикации Соколова в «Новороссийском рабочем» появлялись в период с 7 мая по 23 июля 1967 года.
Кроме того, в первые годы учебы на факультете журналистики Соколов много писал для газеты «Студенческий меридиан», входил в ее редколлегию[3]. «Большие студенческие отряды выпускали свою газету, - уточняет он. - Я работал два года в Красноярском крае, ездил по северу. И писал для газеты “Студенческий меридиан” - да, была там такая»[4]. Часть материалов, написанных Соколовым для этой газеты, вошла в альманах «Баллада о третьем семестре».
Переведясь на заочное отделение, Соколов в 1968 году уехал в деревню Морки, расположенную в ста километрах от Йошкар-Олы. Здесь он писал для местной газеты «Колхозная правда». Несколько его очерков было опубликовано в центральной республиканской газете «Марийская правда».
В интервью на радио «Свобода» Соколов упоминает о работе в газете «Военное дело» - «на Урале была такая маленькая газета»[5]. Никакими другими источниками данный факт не подтверждается. Официально зарегистрированной газеты с таким названием в СССР в середине 1960-х годов не было.
В 1968 году в журнале «Жизнь слепых» появился очерк Соколова «Все цвета радуги». Спустя три года в том же журнале, переименованном в «Нашу жизнь», вышел рассказ «Старый штурман». Он принес Соколову премию в 100 рублей за «лучший рассказ о слепых».
С 1969 по 1971 год Соколов, сначала внештатно, а затем в штате, работал в еженедельнике «Литературная Россия»: «Я там был самым молодым сотрудником. С улицы пришел, и был принят почему-то»[6].
После перерыва, связанного с работой егерем в Безбородовском лесном хозяйстве и написанием «Школы для дураков», Соколов в поисках заработка возвращается к журналистике. «Некоторое время с женой и дочерью Александрой он жил на Кавказе, в районе Пятигорска, на родине Таисии (первая жена Соколова. - С. Д.). Здесь они оба работали в газете “Ленинское знамя”. Вскоре, не поладив с редактором газеты, Соколов уволился»[7]. С подачи Бартона Д. Джонсона эта информация переходила из одной версии биографии Соколова в другую, пока ее не поправил Олег Демченко: «Саша Соколов приехал не в Пятигорск, а в районный город Георгиевск, что находился километрах в тридцати шести от Машука. Точнее, его привезла с собой на родину выпускница журфака МГУ, жена Таисия - она жила в соседней станице Подгорной. Молодожены устроились в редакцию районной газеты, что называлась не “Ленинское знамя”, а “Ленинская правда”»[8]. Это последнее периодическое издание, с которым Соколов сотрудничал как журналист.
2. Вдоль по меридиану
Два лета подряд Соколов работал в студенческом строительном отряде в Красноярском крае. Летняя работа студентов называлась третьим семестром, то есть рабочим семестром, следующим за двумя учебными. Работа отрядов освещалась в выпускаемых студентами газетах. В Красноярском крае была газета «Студенческий меридиан». Разыскать саму газету за тот период не удалось. Однако о текстах Соколова мы можем судить по подборке его произведений в альманахе «Баллада о третьем семестре».
Подборку предваряет редакторское примечание: «Выпускник факультета журналистики МГУ Александр Соколов два лета подряд работал спецкором газеты “Студенческий меридиан”, много ездил по краю. Под рубрикой “Письма с Севера” мы публикуем его репортажи о делах заполярных отрядов, о бойцах Норильска, Талнаха, Снежногорска, Игарки и новеллу “Твой Север”»[9]. Кроме того, в альманах включено стихотворение Соколова «В корабельной роще...».
Уже в работах этого периода проявляется особое отношение писателя к языку. Особенно важным ему видится начало произведения. Вопрос, с которого начнется знаменитая «Школа для дураков», - «Так, но с чего же начать, какими словами?» - в несколько иной форме прозвучит уже в очерке «Терехов, его главная линия»: «Теперь мне необходимо найти слово, с которого было бы лучше всего, и теперь уже по-настоящему, начать мой рассказ. Я перебираю в памяти десяток более или менее подходящих и нахожу хорошее слово “ветер”. И начинаю». Впоследствии проблеме начала произведения Соколов посвятит эссе «Ключевое слово словесности».
Также заметна склонность писателя к использованию такого приема, как виртуальный диалог с героем произведения. Это проявляется в очерках «Терехов, его главная линия», «За тысячу верст от России». А к очерку «В порту Игарки, которая издали кажется деревянной игрушкой» даже дан подзаголовок: «Заочный разговор с бойцом ССО (студенческий строительный отряд. - С. Д.) “Заполярный” Сергеем Кифуряком».
Данный прием найдет непосредственное выражение в позднейших произведениях Соколова. В «Школе для дураков» страдающий раздвоением личности рассказчик говорит со своим alter ego. Один из героев «Между собакой и волком», точильщик Илья, ведет заочную беседу со следователем Пожилых. Повествователь в «Палисандрии» постоянно обращается к своему предполагаемому будущему биографу.
Еще одной особенностью текстов Соколова является сумеречность, ускользание реальности. «Теперь, когда Москва не с нами, и мы так далеко друг от друга, подробности того вечернего разговора забываются», - сразу обозначит размытость своих воспоминаний рассказчик в очерке «За тысячу верст от России». События могут быть представлены не как произошедшие, а как предполагаемые: «...Предположим, на окраину нашего города, в Тушино, где учебный аэродром, прилетели жаворонки» («Терехов...»).
Склонность Соколова к простому перечислению как способу описания реальности также проявится в этот период: «Солнце, бульвар, газировщицы в белых передниках, и асфальт тротуаров, исчерченный “классиками” и следами от самокатных колес, и канал, хранящий цвета побежалости, и луга за каналом и за рекой» («Терехов...»).
Постоянные отклонения от линейного повествования, отличающие позднее творчество Соколова, есть и в его ранних текстах. Так, в очерке «В порту Игарки, которая издали кажется деревянной игрушкой» рассказчик постоянно предлагает своему виртуальному собеседнику вернуться на некоторое время в прошлое («Помнишь, когда я приехал к вам в отряд, было три часа ночи», «Ты, конечно, помнишь - это останется и в памяти всего отряда, - как утром 25 июля...») или вспомнить о ком-нибудь из общих знакомых («Кстати, еще несколько слов об Андрееве и его ребятах»).
На фоне материалов других авторов альманаха заметно присущее Соколову поэтическое восприятие мира: «В Снежногорске нет гор - ни заснеженных, ни простых. Но зато есть белая-белая, белее снега - река. Если бы я писал стихи, то сочинил бы о ней балладу на сто белоснежных страниц. На этих страницах я не написал бы ни слова, ибо нетронутая белизна бумаги - лучший на свете поэт. Но я пишу репортаж, и мне не должно быть дела до красот озверевшей на водосбросе реки. И все же, если отряд номер три работает в пятнадцати метрах от водосброса, я хочу говорить и о том, и об этом» («Найдите камень-незабудку»).
Самое примечательное произведение Соколова в альманахе - новелла «Твой Север». Это лирическое повествование, в котором детские представления о Севере переплетаются с реальными впечатлениями, полученными в студенческие годы. Язык Соколова здесь близок к языку его поздних произведений: «Южные голубые краски, горы Востока, западные луговые равнины - проходят. Север - остается. Воркута - глухо воркующий снег, Тикси - перезвон льдинок, Дудинка - ветровая дуда».
Охотничья тема, ставшая важной для Соколова в пору работы егерем и послужившая основой романа «Между собакой и волком», возникает и в новелле «Твой Север»: «Ты - охотник, у тебя курковая одноствольная “тулка”, ты поселяешься на берегу томительной мутноватой реки, в какой-то неведомой и почти безымянной деревне, где растут длиннорукие ветлы, где крыши - некрашены, дома высоки, а люди отзывчивы и спокойны».
Здесь же возникает мотив ветра, ставший одной из ключевых составляющих романа «Школа для дураков»: «Пусть, думаешь ты, пусть ветер идет по всем корабельным рощам этого края...». И вторит этому описанию стихотворение Соколова «В корабельной роще», опубликованное в том же альманахе: «В корабельной роще / Очень много ветра, / А в прибрежных дюнах - / Ветер и следы». Подобный параллелизм прозаического и стихотворного текстов ляжет затем в основу композиции романа «Между собакой и волком».
3. Новороссийский рабочий
Большая часть материалов, написанных Соколовым для газеты «Новороссийский рабочий», представляет собой заметки о трудовых успехах портовых работников, а также аналитические репортажи о проблемах производства цемента и неурядицах городского строительства. Видимо, под присмотром главного редактора по фамилии Погибель (ту же фамилию Соколов даст одному из перевозчиков в романе «Между собакой и волком») писатель не мог проявлять свою творческую индивидуальность. Тексты этого периода походят на стандартные репортажи советских журналистов об ударных стройках и перевыполнении плана.
Зато Соколов обогатил свой словарный запас выражениями советского новояза. Так, в его статьях можно найти фразу: «Администрация должна обратить внимание на тот странный факт, что в свободное от разгрузки и погрузки время некоторые бригады направляются на “отхожие промыслы”, то есть работают на близлежащих предприятиях, стройках»[10]. А вот цитата из романа «Между собакой и волком»: «Вы меня извините, конечно, а контора самостоятельная и прейскурант имеется налицо. В теплоту - все те же ножи: ходим вокруг да около и отходим в отхожие промысла».
Особого внимания заслуживает очерк «С детства море рисовал». Тема очерка - рассказ о художнике, который с детства осознал свое призвание: «И если человек с детства вбирает в себя богатую цветную гамму огромной неспокойной воды, если он по утрам видит солнце, встающее из моря, если смотрит, как в апреле на горных лугах закипает маковая кровь, то он непременно станет живописцем или поэтом»[11].
История художника перерастает в выражение эстетических воззрений самого Соколова: «Однажды <...> я вспомнил стихи моего товарища, поэта и художника:
Холст 37 на 37,
Такого же размера рамка.
Мы умираем не от рака,
И не от старости совсем.
Мы умираем утром рано
На голубых руках мольберта...[12]
Это - стихи о большом искусстве тех, кто ценой своего титанического творческого труда, жизни создают для людей прекрасное, учат их видеть и понимать многокрасочный, удивительный наш мир»[13].
Один из важнейших образов очерка - искусство как вечный поиск - обыгрывается на словообразовательном уровне: «Человек, берущийся делать искусство, должен отдавать свои нервы, кровь, всего себя, жизнь любимому делу. Эта жертва полностью окупается доброй памятью, которую оставляет по себе ищущий человек. Кто не ищет, тот не живет - ни теперь, ни потом. Иногда кажется, что у слов “искать” и “искусство” общий корень. Если не грамматический, то смысловой»[14].
Очерк «С детства море рисовал» можно рассматривать как один из ранних творческих манифестов Соколова, идеи которого он впоследствии разовьет в эссеистике. Упомянутый же Бартоном Д. Джонсоном[15] и повторенный во всех биографиях писателя факт существования рассказа «За молоком» - якобы первого опубликованного рассказа Соколова - подтвердить не удалось. В газете «Новороссийский рабочий» за 1967 год этого рассказа нет.
4. Книга о моркинцах
В течение 1968 года Соколов с женой Таисией живет в деревне Морки. Здесь они работают в газете «Колхозная правда». Среди материалов, написанных писателем для «Колхозной правды», центральное место занимают очерки о жителях деревни. Эти очерки Соколова и несколько очерков его жены должны были составить «Книгу о моркинцах», которую местное издательство хотело выпустить в свет, но так и не сделало этого из-за отъезда авторов[16].
Все очерки Соколова объединяет попытка автора передать течение разговорной речи с ее лирическими отступлениями, нарушением линейного времени, непроизвольной ритмической организацией. Впоследствии писатель так охарактеризует эти тексты:
Я считал, что работа журналиста подведет меня быстрее к настоящей прозе. А поскольку свободнее можно писать не в центральной газете, а в периферийной, я перешел на заочное отделение и уехал в Марийскую республику. Работал я в районной газете, в селе, в ста километрах от Йошкар-Олы. Мне было 22 года. Мое появление там - «человека из столицы» - было несколько ошарашивающим. В результате - меня не правили, и я мог писать все, что хотел, мог себе позволить даже экспериментировать. Писал, в основном, очерки о людях: брал фамилию, имя и отчество человека, а всю его жизнь - выдумывал. Это были, в сущности, рассказы, а герой мог быть егерем, лесником, трактирщиком, кем угодно. Это были рассказы-очерки, написанные ритмической прозой: если хотите, близкие к стилю Андрея Белого, хотя тогда я не читал ничего ни о нем, ни его самого. Впервые я прочитал Белого здесь, за границей, и удивился: похоже[17].
Первым на страницах газеты появился очерк «Все цвета радуги». В нем речь идет о слепом композиторе Михаиле Степановиче Степанове. В тексте есть также параллельная линия воспоминаний рассказчика о пианисте, вернувшемся с войны без левой руки. Некоторое время спустя Соколов отредактирует очерк и пошлет его в московский журнал «Жизнь слепых».
Первая редакция очерка содержит ряд эпизодов, не вошедших в окончательный вариант текста. Это, например, более подробное описание беккеровского рояля под дождем или дополнительные сведения о детстве Михаила Степановича. Кроме того, правке подверглась сюжетная линия пианиста. Благодаря введению в нее мотива так и не сыгранной для рассказчика военной песни Соколову удалось теснее связать ее с сюжетной линией Михаила Степановича, который во второй редакции очерка играет для рассказчика ту самую песню.
Второй очерк из цикла «Книга о моркинцах» называется «Время его судьбы». Он состоит из трех писем: письма, полученного хирургом Сергеевым от своего товарища по концентрационному лагерю Левицкого, ответа Сергеева и нового письма Левицкого. Судьба свела друзей в 1944-м. После этого они долго не виделись. Но вот Левицкому удалось разыскать адрес Сергеева, и он тут же написал ему.
В очерке «Время его судьбы» Соколов оттачивает манеру стилизации текста под дружеское послание, которую доведет до совершенства в романе «Между собакой и волком». Но еще более интересна разрабатываемая здесь концепция времени: «А может быть, времени вне людей не существует? Может быть, время - это ты сам? И если ты перестал жить, то твое время окончилось, а если на земле вдруг исчезнут все люди, то время людей, время планеты, остановится - погибнет. Да, время воплощается в людях, а также в том, чем они занимаются, что производят, что пишут, что пляшут, что любят или ненавидят, за что погибают на войне, время воплощается в людской судьбе...»[18]. Похожая концепция времени будет реализована в «Школе для дураков», где время полностью зависит от рассказчика.
Очерк «Симфония больших перемен» написан от лица его главной героини - школьной учительницы Нины Александровны. Она рассказывает некоему журналисту о своей преподавательской деятельности. Рассказ учительницы постоянно перескакивает с темы на тему: «Чаю хотите? На кухне давно поспел самовар. Давайте по чашечке выпьем, с вареньем. Мы летом малину - поверите? - ведрами здесь собираем. Малинники рядом, в лесу, - не больше, чем два километра отсюда, от Зеленогорска... Так что же, о чем я хотела еще рассказать вам? Ну да, о Печенкине Гене»[19].
Так вводится образ мальчика, который был трудным подростком и после колонии попал то ли в третий, то ли в пятый класс школы, хотя по возрасту ему уже полагалось закончить семилетку. Этот мальчик странно вел себя на уроках, хулиганил, на вопросы отвечал односложно. Но каждое утро он дожидался Нину Александровну, чтобы открыть ей дверь, потом стал носить ей сумку с учебниками от дома до школы и на ее уроках сделался самым дисциплинированным учеником. Это отдаленно напоминает влюбленность повествователя из «Школы для дураков» в свою учительницу Вету Акатову. Правда, у героя очерка «Симфония больших перемен» судьба сложилась трагически: в 1944 году его на фронте убило осколком гранаты.
Два очерка - «...И остается легенда» и «Суть дела» - можно рассматривать как небольшие детективные рассказы. В первом из них автор снова скрывается за маской повествователя: историю рассказывает некий старик, встреченный автором возле могилы комиссара милиции Кудрявцева. Художественная ткань очерка напоминает русские сказки о борьбе против удалых разбойников: «На дороге появился Яшка. Солнце припекало, однако на голове у Яшки была шапка-ушанка. Он был небрит, а на плече у него висела трехлинейка и ствол у нее был до половины обрезан»[20].
Очерк «Суть дела» повествует о том, как женщина-следователь распутала дело об убийстве, фотографируя следы велосипедных шин на песке. Как и во всех очерках этого периода, определяющей является тема судьбы: «Она (следователь Клавдия Яковлевна Мартемьянова. - С. Д.) служит делу человеческой справедливости - такая у нее работа, такая у нее судьба»[21].
Очерк «Дом у оврага» посвящен нескольким поколениям семьи Бадрутдиновых (в романе «Между собакой и волком» один из персонажей, Алладин Бадрутдинов, будет носить ту же фамилию). Написан он в духе классической семейной хроники и разбит на три части: 1. Отец; 2. Мать; 3. Сестры. «Всякая большая жизнь человеческая без беды не бывает»[22], - так начинается повествование, заставляя нас вспомнить начало «Анны Карениной» Л. Толстого.
Последний очерк цикла называется «Дядя Ваня», что опять же отсылает нас к классике. В нем рассказывается о мудром егере, который не стал стрелять в лося, подошедшего к нему очень близко и даже не пытавшегося убежать, когда егерь поднял ружье. Этот егерь напоминает другого персонажа Соколова - уважаемого всеми охотниками рассудительного егеря Крылобылова из романа «Между собакой и волком».
Из репортажей, написанных Соколовым для «Колхозной правды», внимания заслуживает «Чай в пасмурную погоду». Это не просто описание работы лесорубов, а полная красок картина: «стружка цвета снега летела из-под пильной цепи», «падая, сосна прогнулась по всей длине из-за сопротивления воздуха и на секунду превратилась в гигантский летящий лук без тетивы»[23].
Кроме того, в «Колхозной правде» Соколов напечатал два стихотворения, рассказ и новеллу.
Стихотворение «Баллада о Севере» - это поэтическое переложение очерка «Твой Север». А стихотворение «Ветреным утром» по своему образному ряду перекликается со стихотворением «В корабельной роще...». Соколов использует неточные, нестандартные рифмы в духе В. Маяковского - одного из культовых поэтов для группы СМОГ.
Новелла «Полынья» - это небольшая зарисовка о купании зимой. Несколько раз в тексте употреблено определение «настоящая» применительно к деревне, в которой происходит действие, чтобы подчеркнуть глушь и безвестность пространства. Время обозначено как «неописуемо синеющее пространство сумерек», в котором слышны «близкие филины и волки». Такое описание близко к характеристикам времени в романе «Между собакой и волком», само название которого является идиомой, обозначающей сумерки.
Лирический герой и его знакомая телеграфистка Люба, пользуясь прикрытием сумерек, превращают обычную вечернюю прогулку в купание в ледяной воде, после чего бегут в избу греться. Соколов воспевает поэзию простых человеческих радостей и видит в этом задачу литературы:
Это все знают, но думать об этом бывает некогда. Поэтому некоторые люди и пишут рассказы. Они хотят напомнить старые истины. Новых истин почти не бывает. Все уже было, все уже случалось, и обо всем уже написано. Однако я решил напомнить, что где-то есть далекая деревня, полынья на реке и частые зимние ночи, после которых всегда наступают рассветы...
В рассказе «Она жила за рекой» писатель прибегает к достаточно сложному сюжету. Михаил Дремов возвратился в родную деревню после долгого отсутствия, связанного с работой на Севере. Приехал он с новой подругой Сашей. В родной деревне Михаила ждала девушка Зоя, с которой он встречался до отъезда. Зоя жила за рекой и каждый вечер прибегала поглядеть на своего ненаглядного Михаила, не понимая, почему он променял ее на другую. В конце концов Дремову это надоело, и он прогнал Зою. При этом Михаил сказал, что если Зоя испечет пирог с градом на его с Сашей свадьбу, то он переменит решение и женится на Зое. Чудом в день свадьбы Дремова случился град, и Зое удалось выполнить поручение возлюбленного, но он не сдержал своего слова и вновь прогнал девушку. С горя Зоя утопилась в реке. А через три дня после свадьбы, узнав об этой истории, от Михаила ушла его новая жена.
Реальные бытовые и психологические аспекты переплетаются в рассказе со сказочными элементами, к которым можно отнести мотив невыполнимого задания и его чудесного исполнения.
С. Диваков
Познавший природу тетивы
О раннем творчестве Саши Соколова
1. Журналист Соколов
Многие считали и продолжают считать литературным дебютом Саши Соколова его первый роман «Школа для дураков». При этом удивление критиков и исследователей вызывает то, что он начал с крупной формы.
На самом деле еще до эмиграции Соколов писал для советских газет и журналов. «Строго говоря, “Школа” не была моим дебютом, - признается он в интервью Виктору Ерофееву. - Я собирался стать журналистом. Посещал факультет журналистики. На третьем курсе перешел на заочное и работал в “Литературной России”, а до этого сотрудничал в районках на Кавказе, в Марийской республике»[1].
Журналистский опыт Соколов признает важным этапом своего литературного становления: «Поначалу журналистика для меня была прежде всего филологическим образованием. Хотелось понять, как делается текст. Покрутиться в редакциях, посмотреть на людей, которые каждый день что-то пишут, отражают поток бурный <...> И это была классная школа, я там многому научился»[2].
Одна из первых газет, с которой сотрудничал писатель, - «Новороссийский рабочий». Публикации Соколова в «Новороссийском рабочем» появлялись в период с 7 мая по 23 июля 1967 года.
Кроме того, в первые годы учебы на факультете журналистики Соколов много писал для газеты «Студенческий меридиан», входил в ее редколлегию[3]. «Большие студенческие отряды выпускали свою газету, - уточняет он. - Я работал два года в Красноярском крае, ездил по северу. И писал для газеты “Студенческий меридиан” - да, была там такая»[4]. Часть материалов, написанных Соколовым для этой газеты, вошла в альманах «Баллада о третьем семестре».
Переведясь на заочное отделение, Соколов в 1968 году уехал в деревню Морки, расположенную в ста километрах от Йошкар-Олы. Здесь он писал для местной газеты «Колхозная правда». Несколько его очерков было опубликовано в центральной республиканской газете «Марийская правда».
В интервью на радио «Свобода» Соколов упоминает о работе в газете «Военное дело» - «на Урале была такая маленькая газета»[5]. Никакими другими источниками данный факт не подтверждается. Официально зарегистрированной газеты с таким названием в СССР в середине 1960-х годов не было.
В 1968 году в журнале «Жизнь слепых» появился очерк Соколова «Все цвета радуги». Спустя три года в том же журнале, переименованном в «Нашу жизнь», вышел рассказ «Старый штурман». Он принес Соколову премию в 100 рублей за «лучший рассказ о слепых».
С 1969 по 1971 год Соколов, сначала внештатно, а затем в штате, работал в еженедельнике «Литературная Россия»: «Я там был самым молодым сотрудником. С улицы пришел, и был принят почему-то»[6].
После перерыва, связанного с работой егерем в Безбородовском лесном хозяйстве и написанием «Школы для дураков», Соколов в поисках заработка возвращается к журналистике. «Некоторое время с женой и дочерью Александрой он жил на Кавказе, в районе Пятигорска, на родине Таисии (первая жена Соколова. - С. Д.). Здесь они оба работали в газете “Ленинское знамя”. Вскоре, не поладив с редактором газеты, Соколов уволился»[7]. С подачи Бартона Д. Джонсона эта информация переходила из одной версии биографии Соколова в другую, пока ее не поправил Олег Демченко: «Саша Соколов приехал не в Пятигорск, а в районный город Георгиевск, что находился километрах в тридцати шести от Машука. Точнее, его привезла с собой на родину выпускница журфака МГУ, жена Таисия - она жила в соседней станице Подгорной. Молодожены устроились в редакцию районной газеты, что называлась не “Ленинское знамя”, а “Ленинская правда”»[8]. Это последнее периодическое издание, с которым Соколов сотрудничал как журналист.
2. Вдоль по меридиану
Два лета подряд Соколов работал в студенческом строительном отряде в Красноярском крае. Летняя работа студентов называлась третьим семестром, то есть рабочим семестром, следующим за двумя учебными. Работа отрядов освещалась в выпускаемых студентами газетах. В Красноярском крае была газета «Студенческий меридиан». Разыскать саму газету за тот период не удалось. Однако о текстах Соколова мы можем судить по подборке его произведений в альманахе «Баллада о третьем семестре».
Подборку предваряет редакторское примечание: «Выпускник факультета журналистики МГУ Александр Соколов два лета подряд работал спецкором газеты “Студенческий меридиан”, много ездил по краю. Под рубрикой “Письма с Севера” мы публикуем его репортажи о делах заполярных отрядов, о бойцах Норильска, Талнаха, Снежногорска, Игарки и новеллу “Твой Север”»[9]. Кроме того, в альманах включено стихотворение Соколова «В корабельной роще...».
Уже в работах этого периода проявляется особое отношение писателя к языку. Особенно важным ему видится начало произведения. Вопрос, с которого начнется знаменитая «Школа для дураков», - «Так, но с чего же начать, какими словами?» - в несколько иной форме прозвучит уже в очерке «Терехов, его главная линия»: «Теперь мне необходимо найти слово, с которого было бы лучше всего, и теперь уже по-настоящему, начать мой рассказ. Я перебираю в памяти десяток более или менее подходящих и нахожу хорошее слово “ветер”. И начинаю». Впоследствии проблеме начала произведения Соколов посвятит эссе «Ключевое слово словесности».
Также заметна склонность писателя к использованию такого приема, как виртуальный диалог с героем произведения. Это проявляется в очерках «Терехов, его главная линия», «За тысячу верст от России». А к очерку «В порту Игарки, которая издали кажется деревянной игрушкой» даже дан подзаголовок: «Заочный разговор с бойцом ССО (студенческий строительный отряд. - С. Д.) “Заполярный” Сергеем Кифуряком».
Данный прием найдет непосредственное выражение в позднейших произведениях Соколова. В «Школе для дураков» страдающий раздвоением личности рассказчик говорит со своим alter ego. Один из героев «Между собакой и волком», точильщик Илья, ведет заочную беседу со следователем Пожилых. Повествователь в «Палисандрии» постоянно обращается к своему предполагаемому будущему биографу.
Еще одной особенностью текстов Соколова является сумеречность, ускользание реальности. «Теперь, когда Москва не с нами, и мы так далеко друг от друга, подробности того вечернего разговора забываются», - сразу обозначит размытость своих воспоминаний рассказчик в очерке «За тысячу верст от России». События могут быть представлены не как произошедшие, а как предполагаемые: «...Предположим, на окраину нашего города, в Тушино, где учебный аэродром, прилетели жаворонки» («Терехов...»).
Склонность Соколова к простому перечислению как способу описания реальности также проявится в этот период: «Солнце, бульвар, газировщицы в белых передниках, и асфальт тротуаров, исчерченный “классиками” и следами от самокатных колес, и канал, хранящий цвета побежалости, и луга за каналом и за рекой» («Терехов...»).
Постоянные отклонения от линейного повествования, отличающие позднее творчество Соколова, есть и в его ранних текстах. Так, в очерке «В порту Игарки, которая издали кажется деревянной игрушкой» рассказчик постоянно предлагает своему виртуальному собеседнику вернуться на некоторое время в прошлое («Помнишь, когда я приехал к вам в отряд, было три часа ночи», «Ты, конечно, помнишь - это останется и в памяти всего отряда, - как утром 25 июля...») или вспомнить о ком-нибудь из общих знакомых («Кстати, еще несколько слов об Андрееве и его ребятах»).
На фоне материалов других авторов альманаха заметно присущее Соколову поэтическое восприятие мира: «В Снежногорске нет гор - ни заснеженных, ни простых. Но зато есть белая-белая, белее снега - река. Если бы я писал стихи, то сочинил бы о ней балладу на сто белоснежных страниц. На этих страницах я не написал бы ни слова, ибо нетронутая белизна бумаги - лучший на свете поэт. Но я пишу репортаж, и мне не должно быть дела до красот озверевшей на водосбросе реки. И все же, если отряд номер три работает в пятнадцати метрах от водосброса, я хочу говорить и о том, и об этом» («Найдите камень-незабудку»).
Самое примечательное произведение Соколова в альманахе - новелла «Твой Север». Это лирическое повествование, в котором детские представления о Севере переплетаются с реальными впечатлениями, полученными в студенческие годы. Язык Соколова здесь близок к языку его поздних произведений: «Южные голубые краски, горы Востока, западные луговые равнины - проходят. Север - остается. Воркута - глухо воркующий снег, Тикси - перезвон льдинок, Дудинка - ветровая дуда».
Охотничья тема, ставшая важной для Соколова в пору работы егерем и послужившая основой романа «Между собакой и волком», возникает и в новелле «Твой Север»: «Ты - охотник, у тебя курковая одноствольная “тулка”, ты поселяешься на берегу томительной мутноватой реки, в какой-то неведомой и почти безымянной деревне, где растут длиннорукие ветлы, где крыши - некрашены, дома высоки, а люди отзывчивы и спокойны».
Здесь же возникает мотив ветра, ставший одной из ключевых составляющих романа «Школа для дураков»: «Пусть, думаешь ты, пусть ветер идет по всем корабельным рощам этого края...». И вторит этому описанию стихотворение Соколова «В корабельной роще», опубликованное в том же альманахе: «В корабельной роще / Очень много ветра, / А в прибрежных дюнах - / Ветер и следы». Подобный параллелизм прозаического и стихотворного текстов ляжет затем в основу композиции романа «Между собакой и волком».
3. Новороссийский рабочий
Большая часть материалов, написанных Соколовым для газеты «Новороссийский рабочий», представляет собой заметки о трудовых успехах портовых работников, а также аналитические репортажи о проблемах производства цемента и неурядицах городского строительства. Видимо, под присмотром главного редактора по фамилии Погибель (ту же фамилию Соколов даст одному из перевозчиков в романе «Между собакой и волком») писатель не мог проявлять свою творческую индивидуальность. Тексты этого периода походят на стандартные репортажи советских журналистов об ударных стройках и перевыполнении плана.
Зато Соколов обогатил свой словарный запас выражениями советского новояза. Так, в его статьях можно найти фразу: «Администрация должна обратить внимание на тот странный факт, что в свободное от разгрузки и погрузки время некоторые бригады направляются на “отхожие промыслы”, то есть работают на близлежащих предприятиях, стройках»[10]. А вот цитата из романа «Между собакой и волком»: «Вы меня извините, конечно, а контора самостоятельная и прейскурант имеется налицо. В теплоту - все те же ножи: ходим вокруг да около и отходим в отхожие промысла».
Особого внимания заслуживает очерк «С детства море рисовал». Тема очерка - рассказ о художнике, который с детства осознал свое призвание: «И если человек с детства вбирает в себя богатую цветную гамму огромной неспокойной воды, если он по утрам видит солнце, встающее из моря, если смотрит, как в апреле на горных лугах закипает маковая кровь, то он непременно станет живописцем или поэтом»[11].
История художника перерастает в выражение эстетических воззрений самого Соколова: «Однажды <...> я вспомнил стихи моего товарища, поэта и художника:
Холст 37 на 37,
Такого же размера рамка.
Мы умираем не от рака,
И не от старости совсем.
Мы умираем утром рано
На голубых руках мольберта...[12]
Это - стихи о большом искусстве тех, кто ценой своего титанического творческого труда, жизни создают для людей прекрасное, учат их видеть и понимать многокрасочный, удивительный наш мир»[13].
Один из важнейших образов очерка - искусство как вечный поиск - обыгрывается на словообразовательном уровне: «Человек, берущийся делать искусство, должен отдавать свои нервы, кровь, всего себя, жизнь любимому делу. Эта жертва полностью окупается доброй памятью, которую оставляет по себе ищущий человек. Кто не ищет, тот не живет - ни теперь, ни потом. Иногда кажется, что у слов “искать” и “искусство” общий корень. Если не грамматический, то смысловой»[14].
Очерк «С детства море рисовал» можно рассматривать как один из ранних творческих манифестов Соколова, идеи которого он впоследствии разовьет в эссеистике. Упомянутый же Бартоном Д. Джонсоном[15] и повторенный во всех биографиях писателя факт существования рассказа «За молоком» - якобы первого опубликованного рассказа Соколова - подтвердить не удалось. В газете «Новороссийский рабочий» за 1967 год этого рассказа нет.
4. Книга о моркинцах
В течение 1968 года Соколов с женой Таисией живет в деревне Морки. Здесь они работают в газете «Колхозная правда». Среди материалов, написанных писателем для «Колхозной правды», центральное место занимают очерки о жителях деревни. Эти очерки Соколова и несколько очерков его жены должны были составить «Книгу о моркинцах», которую местное издательство хотело выпустить в свет, но так и не сделало этого из-за отъезда авторов[16].
Все очерки Соколова объединяет попытка автора передать течение разговорной речи с ее лирическими отступлениями, нарушением линейного времени, непроизвольной ритмической организацией. Впоследствии писатель так охарактеризует эти тексты:
Я считал, что работа журналиста подведет меня быстрее к настоящей прозе. А поскольку свободнее можно писать не в центральной газете, а в периферийной, я перешел на заочное отделение и уехал в Марийскую республику. Работал я в районной газете, в селе, в ста километрах от Йошкар-Олы. Мне было 22 года. Мое появление там - «человека из столицы» - было несколько ошарашивающим. В результате - меня не правили, и я мог писать все, что хотел, мог себе позволить даже экспериментировать. Писал, в основном, очерки о людях: брал фамилию, имя и отчество человека, а всю его жизнь - выдумывал. Это были, в сущности, рассказы, а герой мог быть егерем, лесником, трактирщиком, кем угодно. Это были рассказы-очерки, написанные ритмической прозой: если хотите, близкие к стилю Андрея Белого, хотя тогда я не читал ничего ни о нем, ни его самого. Впервые я прочитал Белого здесь, за границей, и удивился: похоже[17].
Первым на страницах газеты появился очерк «Все цвета радуги». В нем речь идет о слепом композиторе Михаиле Степановиче Степанове. В тексте есть также параллельная линия воспоминаний рассказчика о пианисте, вернувшемся с войны без левой руки. Некоторое время спустя Соколов отредактирует очерк и пошлет его в московский журнал «Жизнь слепых».
Первая редакция очерка содержит ряд эпизодов, не вошедших в окончательный вариант текста. Это, например, более подробное описание беккеровского рояля под дождем или дополнительные сведения о детстве Михаила Степановича. Кроме того, правке подверглась сюжетная линия пианиста. Благодаря введению в нее мотива так и не сыгранной для рассказчика военной песни Соколову удалось теснее связать ее с сюжетной линией Михаила Степановича, который во второй редакции очерка играет для рассказчика ту самую песню.
Второй очерк из цикла «Книга о моркинцах» называется «Время его судьбы». Он состоит из трех писем: письма, полученного хирургом Сергеевым от своего товарища по концентрационному лагерю Левицкого, ответа Сергеева и нового письма Левицкого. Судьба свела друзей в 1944-м. После этого они долго не виделись. Но вот Левицкому удалось разыскать адрес Сергеева, и он тут же написал ему.
В очерке «Время его судьбы» Соколов оттачивает манеру стилизации текста под дружеское послание, которую доведет до совершенства в романе «Между собакой и волком». Но еще более интересна разрабатываемая здесь концепция времени: «А может быть, времени вне людей не существует? Может быть, время - это ты сам? И если ты перестал жить, то твое время окончилось, а если на земле вдруг исчезнут все люди, то время людей, время планеты, остановится - погибнет. Да, время воплощается в людях, а также в том, чем они занимаются, что производят, что пишут, что пляшут, что любят или ненавидят, за что погибают на войне, время воплощается в людской судьбе...»[18]. Похожая концепция времени будет реализована в «Школе для дураков», где время полностью зависит от рассказчика.
Очерк «Симфония больших перемен» написан от лица его главной героини - школьной учительницы Нины Александровны. Она рассказывает некоему журналисту о своей преподавательской деятельности. Рассказ учительницы постоянно перескакивает с темы на тему: «Чаю хотите? На кухне давно поспел самовар. Давайте по чашечке выпьем, с вареньем. Мы летом малину - поверите? - ведрами здесь собираем. Малинники рядом, в лесу, - не больше, чем два километра отсюда, от Зеленогорска... Так что же, о чем я хотела еще рассказать вам? Ну да, о Печенкине Гене»[19].
Так вводится образ мальчика, который был трудным подростком и после колонии попал то ли в третий, то ли в пятый класс школы, хотя по возрасту ему уже полагалось закончить семилетку. Этот мальчик странно вел себя на уроках, хулиганил, на вопросы отвечал односложно. Но каждое утро он дожидался Нину Александровну, чтобы открыть ей дверь, потом стал носить ей сумку с учебниками от дома до школы и на ее уроках сделался самым дисциплинированным учеником. Это отдаленно напоминает влюбленность повествователя из «Школы для дураков» в свою учительницу Вету Акатову. Правда, у героя очерка «Симфония больших перемен» судьба сложилась трагически: в 1944 году его на фронте убило осколком гранаты.
Два очерка - «...И остается легенда» и «Суть дела» - можно рассматривать как небольшие детективные рассказы. В первом из них автор снова скрывается за маской повествователя: историю рассказывает некий старик, встреченный автором возле могилы комиссара милиции Кудрявцева. Художественная ткань очерка напоминает русские сказки о борьбе против удалых разбойников: «На дороге появился Яшка. Солнце припекало, однако на голове у Яшки была шапка-ушанка. Он был небрит, а на плече у него висела трехлинейка и ствол у нее был до половины обрезан»[20].
Очерк «Суть дела» повествует о том, как женщина-следователь распутала дело об убийстве, фотографируя следы велосипедных шин на песке. Как и во всех очерках этого периода, определяющей является тема судьбы: «Она (следователь Клавдия Яковлевна Мартемьянова. - С. Д.) служит делу человеческой справедливости - такая у нее работа, такая у нее судьба»[21].
Очерк «Дом у оврага» посвящен нескольким поколениям семьи Бадрутдиновых (в романе «Между собакой и волком» один из персонажей, Алладин Бадрутдинов, будет носить ту же фамилию). Написан он в духе классической семейной хроники и разбит на три части: 1. Отец; 2. Мать; 3. Сестры. «Всякая большая жизнь человеческая без беды не бывает»[22], - так начинается повествование, заставляя нас вспомнить начало «Анны Карениной» Л. Толстого.
Последний очерк цикла называется «Дядя Ваня», что опять же отсылает нас к классике. В нем рассказывается о мудром егере, который не стал стрелять в лося, подошедшего к нему очень близко и даже не пытавшегося убежать, когда егерь поднял ружье. Этот егерь напоминает другого персонажа Соколова - уважаемого всеми охотниками рассудительного егеря Крылобылова из романа «Между собакой и волком».
Из репортажей, написанных Соколовым для «Колхозной правды», внимания заслуживает «Чай в пасмурную погоду». Это не просто описание работы лесорубов, а полная красок картина: «стружка цвета снега летела из-под пильной цепи», «падая, сосна прогнулась по всей длине из-за сопротивления воздуха и на секунду превратилась в гигантский летящий лук без тетивы»[23].
Кроме того, в «Колхозной правде» Соколов напечатал два стихотворения, рассказ и новеллу.
Стихотворение «Баллада о Севере» - это поэтическое переложение очерка «Твой Север». А стихотворение «Ветреным утром» по своему образному ряду перекликается со стихотворением «В корабельной роще...». Соколов использует неточные, нестандартные рифмы в духе В. Маяковского - одного из культовых поэтов для группы СМОГ.
Новелла «Полынья» - это небольшая зарисовка о купании зимой. Несколько раз в тексте употреблено определение «настоящая» применительно к деревне, в которой происходит действие, чтобы подчеркнуть глушь и безвестность пространства. Время обозначено как «неописуемо синеющее пространство сумерек», в котором слышны «близкие филины и волки». Такое описание близко к характеристикам времени в романе «Между собакой и волком», само название которого является идиомой, обозначающей сумерки.
Лирический герой и его знакомая телеграфистка Люба, пользуясь прикрытием сумерек, превращают обычную вечернюю прогулку в купание в ледяной воде, после чего бегут в избу греться. Соколов воспевает поэзию простых человеческих радостей и видит в этом задачу литературы:
Это все знают, но думать об этом бывает некогда. Поэтому некоторые люди и пишут рассказы. Они хотят напомнить старые истины. Новых истин почти не бывает. Все уже было, все уже случалось, и обо всем уже написано. Однако я решил напомнить, что где-то есть далекая деревня, полынья на реке и частые зимние ночи, после которых всегда наступают рассветы...
В рассказе «Она жила за рекой» писатель прибегает к достаточно сложному сюжету. Михаил Дремов возвратился в родную деревню после долгого отсутствия, связанного с работой на Севере. Приехал он с новой подругой Сашей. В родной деревне Михаила ждала девушка Зоя, с которой он встречался до отъезда. Зоя жила за рекой и каждый вечер прибегала поглядеть на своего ненаглядного Михаила, не понимая, почему он променял ее на другую. В конце концов Дремову это надоело, и он прогнал Зою. При этом Михаил сказал, что если Зоя испечет пирог с градом на его с Сашей свадьбу, то он переменит решение и женится на Зое. Чудом в день свадьбы Дремова случился град, и Зое удалось выполнить поручение возлюбленного, но он не сдержал своего слова и вновь прогнал девушку. С горя Зоя утопилась в реке. А через три дня после свадьбы, узнав об этой истории, от Михаила ушла его новая жена.
Реальные бытовые и психологические аспекты переплетаются в рассказе со сказочными элементами, к которым можно отнести мотив невыполнимого задания и его чудесного исполнения.