Большевики и интеллигенция
Екатерина Власова в книге «1948 год в советской музыке пишет:
«…подозрительное отношение к интеллигенции со стороны большевистской власти, которое не было изжито на протяжении всего советского периода. Недоверие это принимало разные формы: от попытки устранения интеллигенции от активной социальной жизни, как это происходило в 1920-е годы посредством практики бесконечных «чисток», принудительных высылок из страны, создания искусственных препятствия для детей интеллигенции в получении высшего образования, - до временных соглашений с интеллигенцией, желанием использовать её интеллектуальный потенциал, как случалось в середине 1930-х годов и в военный период. Тогда же, в первые послереволюционные годы, сформулировано важное направление деятельности партийного руководства - создание собственных «пролетарских» кадров, которые должны были, придя в науку и культуру от станка и лопаты, заменить ненадежный, «оппортунистически» мыслящий, склонный к рефлексии и самостоятельной критической оценке происходящего социальный слой».
Получается, что большевики боялись именно этого - рефлексии и умения самостоятельно критически мыслить. Но так ведь именно эти качества и являются непременным условием любой научной и культурной деятельности. Тогда вопрос: кто такие, эти самые «пролетарские кадры», вернее, как их себе представляли большевики? Люди хорошо умеющие работать руками, которые, не пройдя метанойю, вдруг, по мановению волшебной палочки, то есть по указу партии, начнут изобретать космические корабли и сочинять симфонии? Получается что-то в духе Левши - мастера без рефлексии и критической оценки, - который подковать-то подковал, но подковал уже готовый (!) искусный механизм (попутно испортив).
Но поскольку душе-христианке невозможно запретить тянуться к истине, получилось, что вчерашние «пролетарские кадры» в процессе образования становились той самой интеллигенцией, которая, как сорная трава, с точки зрения большевиков, подлежала непременному скашиванию.
Такой вот социальный круговорот в природе.
«…подозрительное отношение к интеллигенции со стороны большевистской власти, которое не было изжито на протяжении всего советского периода. Недоверие это принимало разные формы: от попытки устранения интеллигенции от активной социальной жизни, как это происходило в 1920-е годы посредством практики бесконечных «чисток», принудительных высылок из страны, создания искусственных препятствия для детей интеллигенции в получении высшего образования, - до временных соглашений с интеллигенцией, желанием использовать её интеллектуальный потенциал, как случалось в середине 1930-х годов и в военный период. Тогда же, в первые послереволюционные годы, сформулировано важное направление деятельности партийного руководства - создание собственных «пролетарских» кадров, которые должны были, придя в науку и культуру от станка и лопаты, заменить ненадежный, «оппортунистически» мыслящий, склонный к рефлексии и самостоятельной критической оценке происходящего социальный слой».
Получается, что большевики боялись именно этого - рефлексии и умения самостоятельно критически мыслить. Но так ведь именно эти качества и являются непременным условием любой научной и культурной деятельности. Тогда вопрос: кто такие, эти самые «пролетарские кадры», вернее, как их себе представляли большевики? Люди хорошо умеющие работать руками, которые, не пройдя метанойю, вдруг, по мановению волшебной палочки, то есть по указу партии, начнут изобретать космические корабли и сочинять симфонии? Получается что-то в духе Левши - мастера без рефлексии и критической оценки, - который подковать-то подковал, но подковал уже готовый (!) искусный механизм (попутно испортив).
Но поскольку душе-христианке невозможно запретить тянуться к истине, получилось, что вчерашние «пролетарские кадры» в процессе образования становились той самой интеллигенцией, которая, как сорная трава, с точки зрения большевиков, подлежала непременному скашиванию.
Такой вот социальный круговорот в природе.