we are the streamline
Мне было лет пять, я жила тогда в окружении троек и девяток, и, как свободный человек, бросивший детский сад, ходила, чтобы совсем уж не деградировать, в дошкольный клубик Соколёнок. Потом, конечно, тоже бросила. По вечерам он собирался. Там все сидели за партами и занимались не помню чем.
Однажды какая-то девочка принесла на занятия краски, а я ей страшно позавидовала. И в следующий раз решила притащить всё, что нашла у себя, кроме, славалоки, чернил. И гирек, славатудаже. И гуашь, и палитру, и фломастеры, и чертёжные наборы. Упаковала в бумажный пакет и вышла на дорогу.
Пакет был красивый, но тяжёлый и посреди пути не выдержал, лопнул и раскидал всё, что мог. Я не знала, что мне делать, в руках это было никак не дотащить, пакет восстановлению на месте не подлежал, но ангелом в пустой ночи явилась девушка и помогла мне разложить как-то вещи по обычным целлофановым, не знаю, откуда она их взяла. Мне должно бы было быть жутко обидно - и выпендриться не получилось, - ну, представь тучу прозрачных кульков с дурацким содержимым, - и с давних пор по сей день чем показать
кому-то, что нужна помощь, легче удавиться, а тут вокруг меня эти несчастные вещи и являются эти целлофановые пакеты ниоткуда.
Вполне возможно, что я громко ревела, вот только из-за чего.
Ведь обидно не было. Потому что было темно, падал свет и был снег.
Вот как сейчас.
Это... ну, ты ведь видишь. Я не хочу это трогать, не хочу это расписывать, просто посмотри.
В это можно возвращаться в любое время.
В такие ночи я люблю ходить одна или только с тем, кто. И молчать как можно больше, слушая эти шаги, свои или. Утром так бывает тоже. Утром тоже ходят и слышно и видно. Я дни не люблю.
Большинство ярких вспышек снега в моей памяти относится ко мне одной, никого рядом нет или никого важного рядом нет, могли быть до или после.
Не все, конечно же.
Но вспышки с кем-то - уже совсем другое.
В них нельзя возвращаться.
Однажды какая-то девочка принесла на занятия краски, а я ей страшно позавидовала. И в следующий раз решила притащить всё, что нашла у себя, кроме, славалоки, чернил. И гирек, славатудаже. И гуашь, и палитру, и фломастеры, и чертёжные наборы. Упаковала в бумажный пакет и вышла на дорогу.
Пакет был красивый, но тяжёлый и посреди пути не выдержал, лопнул и раскидал всё, что мог. Я не знала, что мне делать, в руках это было никак не дотащить, пакет восстановлению на месте не подлежал, но ангелом в пустой ночи явилась девушка и помогла мне разложить как-то вещи по обычным целлофановым, не знаю, откуда она их взяла. Мне должно бы было быть жутко обидно - и выпендриться не получилось, - ну, представь тучу прозрачных кульков с дурацким содержимым, - и с давних пор по сей день чем показать
кому-то, что нужна помощь, легче удавиться, а тут вокруг меня эти несчастные вещи и являются эти целлофановые пакеты ниоткуда.
Вполне возможно, что я громко ревела, вот только из-за чего.
Ведь обидно не было. Потому что было темно, падал свет и был снег.
Вот как сейчас.
Это... ну, ты ведь видишь. Я не хочу это трогать, не хочу это расписывать, просто посмотри.
В это можно возвращаться в любое время.
В такие ночи я люблю ходить одна или только с тем, кто. И молчать как можно больше, слушая эти шаги, свои или. Утром так бывает тоже. Утром тоже ходят и слышно и видно. Я дни не люблю.
Большинство ярких вспышек снега в моей памяти относится ко мне одной, никого рядом нет или никого важного рядом нет, могли быть до или после.
Не все, конечно же.
Но вспышки с кем-то - уже совсем другое.
В них нельзя возвращаться.