(часть первая тут:
http://merrilin.livejournal.com/235000.html)
Итак, во двор казармы зашел Федя.
Федя был еще более особенным военным, чем Вештак (вообще, каждый человек, а тем более, военный - особенный. Сразу вспоминаю учительницу по литературе, которая про каждого изучаемого нами автора говорила, что его творчество стоит особняком среди русской литературы. Сплошь особняки, однако).
Начнем, с того что звали его вообще-то Саша; но ввиду фамилии Нефедов, звали его все Федя (каково! вроде бы НЕ-, но все же Федя).
Федя был высок, обладал страшным шепеляво-сиплым голосом, но глаза у него были совсем детские, а густые брови вечно были приподняты - будто бы в знак сильного удивления. Смотря на него издалека, в то время как он, например, играл в телефон, можно было подумать, что он там открывает новые тайны мироздания... но кто его знает, может так оно и было.
Федя был дерзкий и борзый, законы военного времени были ему совсем не по душе; руководить у него не получалось, но и подчиняться он не хотел, в чем и преуспел благодаря своему росту и повадкам. Так и держался особняком, вместе со своим камрадом Коншиным. Вместе они успешно проворачивали дела "стряси с духа телефон", "стряси с духа деньги", "отправь в чипок кого-нить закупить пирожных на эти деньги" и т.д.
По заявлением очевидцев, Федя частенько, окончив прием пищи спрашивал сам у себя "Все?" и сам же себе утвердительно отвечал: "Все!".
Федя практически всегда, когда хотел обратиться к какому-либо сослуживцу (неважно, просьбу ли он хотел озвучить, требование или некое предложение) использовал громогласное обращение "Э, военный?!", высказываемое его стабильно хриплым голосом. В сочетании с его замечательными удивленными бровями и невинными глазами это создавало поразительный эффект. Именно благодаря этому обращению, эпитет "военный" прочно вошел в нашу армейскую жизнь. Впрочем, как можно заметить, некоторые военные от этого слова в своей речи до сих пор избавиться не могут.
Как-то раз, Федя заметил, что я пишу письмо на английском - не ради понтов, но ради сохранения хоть каких-то не-военных навыков (Превед Йулько! :) ). Федины брови уползли вверх до анатомического предела; он немедля потребовал от меня написать обращение к его девушке на английском языке (чувствовал я себя в тот момент примерно как юнкер Толстой, читая письмо начальника училища из Сибирского Цирюльника). Русскую версию он рожал полчаса, выдавив из себя пять строк скупой армейско-пацанской романтики, которые я тут же ему перевел в письменном виде. Оценив написанное, он долго еще усмирял свои великолепные брови, затем пробормотал "Гусев, красавчик...", и вручил мне пачку сигарет Parliament (что по армейским меркам было примерно равносильно бутылке коньяка), забыв, что я не курю. Впрочем, я ей нашел применение, а на ближайшую неделю благодаря Феде у меня действовал защитный тотем от всех напастей дивизиона.
Чуть менее ярким эпизодом нашего взаимодействия был случай, когда он взял у меня симку "на позвонить", и переписал номера всех контактов с женскими именами. А впоследствии, конечно, не постеснялся им позвонить (возможно среди читательниц этого жж были пострадавшие :) ). Особенно много фана получила моя знакомая, у которой в тот день было свидание с мущщиной из энторнетов, которого она до того видела только на фотках в этих самых энторнетах. В первые несколько секунд звонка желание идти на свидание катастрофически снизилось, но как только Федя произнес "Тейково", недоразумение тут же было разрешено.
Итак, именно этот военный каким-то образом попал на гауптвахту в тот же день, что и мы с Вештаком. Все три любителя помаршировать за закрытыми дверями несколько недоуменно переглянулись.
-Ооо, Гусев, ну а ты-то как сюда попал?
Этот вопрос, вообще, я начал задавать себе ровно с 25 июня 2011 года, и ответ на него был, с одной стороны, весьма прост, а с другой - чертовски сложен, поэтому рассказ об этом уходит за рамки этого произведения.
Тогда же, после Фединого вопроса, все трое обменялись своими историями успеха. Выяснилось, что Федя был назначен в наряд по учебному корпусу, и перед тем как идти на тот самый развод наряда, куда должны были попасть и мы с Вештаком, он должен был зайти в УК и забрать там бэйджики у сменявшегося наряда. Да, в армии есть бэйджики. Красненькие такие. Здравия желаю, товарищ полковник, дневальный 1 смены рядовой Гусев, чем могу вам помочь?
Федя пошел в УК и был сцапан тем же самым нарядом патруля, что сцапал нас с Вештаком. Несмотря на его более весомые аргументы, брови и глаза, да и нахождение вдали от чипка, патруль также сопроводил его во двор с высокими черными стенами. Поскольку Федя на территории части шлялся по делу, ему за этот инцидент ничего не грозило (хотя впоследствии осудили и его, но за другие дела).
Мы с Вештаком явно находились несколько ближе ко дну.
Итак, трое лучших бойцов обменялись секретами армейского успеха и тоскливо замолчали, пытаясь не смотреть друг на друга. С плаца донеслась торжественная дробь, превратившаяся в очередной марш - означавший, что новый наряд расходится по своим местам. За нами так никто и не пришел. Зато снова открылась внутренняя дверь, соединявшая двор гауптвахты и помещение караула (оба они находились за черным забором) и нас позвал военный, охранявший нас и пакет Bear Beer. В руках у него был тот самый пакет. Военный с некоторым сожалением и смущением взглянул на нас, протянул нам пакет и глубокомысленно произнес:
-Чо, хавайте, а то чо...
Солнце шло к закату. Трое в будке, не считая охраны, сидели в беседке для отдыхающего караула и поглощали несчастные "продукты питания" (как они потом будут позднее названы в суде): пирожки, пирожные, лимонад. Солнце издевательски ярко светило им в глаза. Мозг невесело намекал мне что дело к ужину, а нас так никто и не забирает, и дело совсем дрянь. Федя весело рассказывал, как он сегодня вечером пойдет к своим друганам в казарму ОГРСС (наиболее вольготно живущее подразделение дивизии; у них даже строевая песня звучала как "если ты устал, солдат - отдохни..." - под этим девизом они и служили там), как ему там дадут новый HTC One, как....
Тут черная дверь зазвучала. По-черному. Караульный подошел к ней, потом позвал нас троих.
Мы вышли из-за двери. Там был старшина нашего дивизиона.
Единственное, о чем я жалею спустя даже два года после произошедшего - это то, что в тот день ответственным по нашему дивизиону был старшина, и поэтому за наши приключения отдувался он. Старшина был одним из тех считанных людей в казарме, для которых понятие "честность" значило больше чем 9 букв. Кто-то из офицеров не гнушался, как замполит в звании майора, брать добрую половину из родительской посылки себе, делая это с улыбкой, и спрашивая "а что так мало-то в этот раз, а, Гусев?", кто-то втаптывал в грязь слово офицера, раздавая налево и направо пустые обещания и угрозы; большинство это с легкостью и удовольствием комбинировало. Старшина, будучи всего лишь прапорщиком, всегда был честным мужиком, делавшим свое дело, без морализаторства и пространных рассказов.
И именно старшину я подставил.
Он молча раздал каждому по подзатыльнику, сплюнул, и повел нас в казарму.
Дальше были тяжелые времена. Естественно, на нас час орал командир дивизиона, естественно из-за нас 50 человек в дивизионе полночи стояли в упоре лежа, естественно мы стали козлами отпущения за все дерьмо, произошедшее в дивизионе за последние несколько месяцев.
Всё - опыт.
Командир дивизиона заявил, что запросит у командира полка наказать нас 45 сутками гауптвахты (максимально возможное дисциплинарное наказание). К тому моменту его слово уже не только в моих глазах потеряло всякий вес, поэтому о таком сроке мы, конечно, не думали.
Мы, конечно, вообще не думали, что нас посадят, ибо в дивизионе происходили дела и похлеще, правда те дела наружу дивизиона не выходили, а наш поход за пирожками обернулся походом за дурной славой дивизиона.
И много кто в дивизионе говорил, что нас не посадят. Ну бред же - сажать за пирожки.
Когда замполит, модерируя очередную посылку, присланную мне, сказал, что так уж и быть, будет ходатайствовать чтобы мне дали всего лишь 10 суток, я начал подозревать, что сажать за пирожки - не бред.
Когда нас с Вештаком повели на медосмотр, и врач выдал заключение что "противопоказаний для отбытия наказания на гауптвахте нет", я понял, что видимо в моей жизни без Кафки не обойдется.
В конце концов, 7 ноября нас повезли на суд. Суд проходил в Ивановском гарнизонном военном суде, в одноименном (как ни странно) городе.
Без всякой иронии и сарказма - день суда был одним из самых радостных событий за всю службу. Вы , вероятно, удивитесь. Я скажу - когда вы почти безвылазно сидите в казарме уже четвертый месяц, то день, когда вас везут на легковой(!) машине в другой город, где есть что-то кроме убогих пятиэтажек, и вы при этом слушаете Ace of Base(!!!)... ради такого стоило и сесть, как ни странно.
В суде все было тоже прикольно. Старшина с сержантом Антоновым и замполит (роль сержанта будет разъяснена в приложенных материалах суда) перешучивались про мокруху, клятву на Библии, передачу "Час суда" и все такое.
Сначала мы долго ждали, пока судили Федю. Судили его за его отдельные от нас дела, где он все же прокололся. Дали ему десять суток. После выхода с зала суда Федя нам пообещал, что нас отпустят с миром - чего-то такое он там просмотрел в бумагах судьи (как? потом мы выяснили - да никак).
Потом в цитадель правосудия запустили и нас.
Самое большое разочарование (до того в судах я не был ни разу) - там не было скамьи подсудимых! Я втайне надеялся, что нас посадят в клетку, но и ее не было. Пришлось сесть на стулья.
Судья крайне быстро прочитывал реплики, полагающиеся его роли. Я вспоминал свои потрясающие результаты по технике чтения в 1 первом классе, где, кажется, читал 100 слов в минуту... Военный служитель Фемиды явно решил показать мне, что он тоже кое-чего добился в этой жизни. На удивление, в конце своих монологов он притормаживал, доводил фразу до логического вопроса, где мы с Вештаком были уже способны проанализировать, что от нас требуется ответить, после чего по очереди вставали и говорили "Так точно, Ваша Честь" и "Никак нет, Ваша Честь".
В процессе суда судья уточнил, с какой целью мы с Вештаком посещали чайную N8 (официальное название чипка). Я ответил, что посещали мы ее с целью приобретения продуктов питания. Судья задумался. Я, в свою очередь, задумался, а в каких еще целях можно было ее посещать. Потом вспомнил, что там продаются и всякие предметы быта. Но судья уточнил, кормят ли нас в столовой. Пришлось ответить, что таки да, чахохбили из курицы и бигос в столовой выдаются исправно (по возвращении домой я сумел сравнить вкус данных блюд с оригиналом и понял, что кавер-версии получаются далеко не у всех).
После выяснения обстоятельств этого крайне запутанного, пронизанного криминалом и коррупцией дела, судья удалился. Мы остались сидеть в зале суда в неведении. Замполит улыбался. Старшина с сержантом хихикали, сопоставляя скорость чтения вслух судьи с его желанием пойти уже в туалет.
Через полчаса судья вернулся и огласил нижеприведенный текст вслух МЕНЕЕ ЧЕМ ЗА ПЯТЬ МИНУТ. Попробуйте.
Спустя ровно три недели, в один хмурый пасмурный день, я взял матрас вместе с некоторыми другими предметами армейского быта и под руководством командира отделения отправился на гауптвахту. Об этом отдельный рассказ.