Маршаку - 125
Из мемуаров Валентина Берестова о старшем друге и учителе.
* * *
Однажды Самуил Яковлевич сказал мне:
- Чтобы не ошибиться в людях, знайте, что у каждого человека два
возраста. Один - тот, в котором он находится. А другой - детский
возраст, соответствующий его характеру. Вот вам, например,
двенадцать лет. А сколько вы дадите мне?
- Года четыре, Самуил Яковлевич.
- Примерно так…
* * *
- Когда появились обэриуты, - рассказывал Маршак, - я решил
завербовать их в детскую поэзию. Ведь их игра словами и образами
куда нужнее детям, чем взрослым. Стал ходить на их вечера.
Выступления начинались так: они выходили на сцену, садились
за стол и в полном молчании ели щи. Думали, что этим эпатируют
публику. Но время было не очень-то сытное. Народ смотрел на них:
пусть ребята наедятся… Сам не заметил, как, уходя с этих вечеров,
стал сочинять нечто странное:
От жары деревья никли, / Грохотал по небу гром,
Имбецил на мотоцикле / Ехал в сумасшедший дом.
Почему-то сумасшедшим / Называли этот дом,
Отличавшийся в прошедшем / Замечательным умом.
(В 1937 году созданное Маршаком в Ленинграде детское книжное
изд-во было разгромлено, все сотрудники уволены, многие авторы
репрессированы. - Г.Е.)
* * *
Розалия Ивановна, питерская немка, работала в доме Маршака
почти сорок лет. Когда в начале войны из Москвы стали высылать
всех немцев, Самуил Яковлевич с трудом отстоял свою домработницу.
А потом частенько пугал её угрозой переменить своё решение. Когда
во время бомбёжек они спускались в метро, непременно говорил:
- Розалия Ивановна, сидите тихо: ваши летят.
* * *
Маршак рассказывает:
- Как-то к нам в ленинградский Деттиз пришло указание - изгонять
из книг для детей бранные слова. Особенно истово взялась за дело
молодая редакторша. Но это милое создание, к сожалению, не знало,
какие слова бранные, а какие нет. Вызывает к себе одного писателя
и говорит: «Помилуйте, что вы написали? «Старый хрыч»! И это в
детской книжке! Какой ужас! Нужно поискать более приличное
выражение. Например, «старый хрен». Как-то ей попалось слово
«кобель». Она спрашивает, что это такое. Ей говорят: «Кобель - это
автор, который в срок не приносит рукопись». И вот приходит Юрий
Николаевич Тынянов, изысканно вежливый, элегантный, в белых
нитяных перчатках. Как они у него сохранились такими свежими
после двух войн, двух революций и разрухи? А она, этак кокетливо
улыбаясь, говорит ему: «Юрий Николаевич! Какой же вы, однако,
кобель!»
* * *
Как-то в мемуарах Эренбурга Самуил Яковлевич прочел: «Маршак
промолчал». И расхохотался:
- Вы видели, чтобы Маршак молчал?
* * *
В холодильнике - водка для Твардовского: вдруг придёт в запое.
Тост за Твардовского:
- Выпьем за то, чтобы он не пил!
* * *
Маршак зашел в ялтинский дворик, где когда-то жил. Со времени
его отрочества там мало что изменилось. (В 1905-1906 гг. СМ по
приглашению М.Горького жил на его даче в Ялте. - Г.Е.) «Вы чего-
то ищете?» - спросила сидевшая на старой скамье пожилая женщина
с книгой. Смуглая, худая, крепкая. Поэт сказал, что с двором его
связывают давние воспоминания.
- Значит, вы Маршак! - сказала женщина. - Не узнаете? Я одна из
двух, как вы изволили написать, сумасшедших старух, живших в этом
дворе.
* * *
Внуки у деда были полными хозяевами. Полезла Розалия Ивановна
в холодильник за вареньем, а там пустая банка.
- Тут написано «Варенье для С. Я.». То есть для Самуила Яковлевича!» -
возмутилась домоправительница.
- «С. Я.» - поправили внуки, - это Саша и Яша!
* *
Когда праздновали юбилей историка Евгения Тарле, Чуковский сказал
Маршаку, что даже ему не удастся подобрать рифму к фамилии юбиляра.
- Трудно подобрать, - согласился Маршак. И мгновенно написал:
В один присест историк Тарле
Мог написать (как я в альбом)
Огромный том о каждом Карле
и о Людовике любом.
* * *
Фадеев встречает Маршака в Доме литераторов:
- А давайте, Самуил Яковлевич, выпьем!
- Не могу, голубчик! Пить с вами, всё равно что играть на скрипке
в присутствии Паганини.
* * *
За день до последнего (75 лет) юбилея Маршака я встретился
с Новеллой Матвеевой и Борисом Заходером. Решили сочинить
веселое поздравление втроем. Смеялись, радуясь каждой находке.
Заходер
довез меня до заветного подъезда. Я, озираясь, бросил письмо
в почтовый ящик на третьем этаже. Шло время, Маршак - ни слова
о нашем творении. После его смерти, когда И.С. Маршак приводил
в порядок архив (последний литературный секретарь Маршака -
В.В.Познер - Г.Е.), я спросил Розалию Ивановну: не нашлось ли
поздравления от трех веселых поэтов? - Cразу выбросила ту бумажку! -
ответила она. - Думала, какие-то хулиганы балуются!»
Берестову - 17, Маршаку - 58 / Москва, 1946 год
* * *
Однажды Самуил Яковлевич сказал мне:
- Чтобы не ошибиться в людях, знайте, что у каждого человека два
возраста. Один - тот, в котором он находится. А другой - детский
возраст, соответствующий его характеру. Вот вам, например,
двенадцать лет. А сколько вы дадите мне?
- Года четыре, Самуил Яковлевич.
- Примерно так…
* * *
- Когда появились обэриуты, - рассказывал Маршак, - я решил
завербовать их в детскую поэзию. Ведь их игра словами и образами
куда нужнее детям, чем взрослым. Стал ходить на их вечера.
Выступления начинались так: они выходили на сцену, садились
за стол и в полном молчании ели щи. Думали, что этим эпатируют
публику. Но время было не очень-то сытное. Народ смотрел на них:
пусть ребята наедятся… Сам не заметил, как, уходя с этих вечеров,
стал сочинять нечто странное:
От жары деревья никли, / Грохотал по небу гром,
Имбецил на мотоцикле / Ехал в сумасшедший дом.
Почему-то сумасшедшим / Называли этот дом,
Отличавшийся в прошедшем / Замечательным умом.
(В 1937 году созданное Маршаком в Ленинграде детское книжное
изд-во было разгромлено, все сотрудники уволены, многие авторы
репрессированы. - Г.Е.)
* * *
Розалия Ивановна, питерская немка, работала в доме Маршака
почти сорок лет. Когда в начале войны из Москвы стали высылать
всех немцев, Самуил Яковлевич с трудом отстоял свою домработницу.
А потом частенько пугал её угрозой переменить своё решение. Когда
во время бомбёжек они спускались в метро, непременно говорил:
- Розалия Ивановна, сидите тихо: ваши летят.
* * *
Маршак рассказывает:
- Как-то к нам в ленинградский Деттиз пришло указание - изгонять
из книг для детей бранные слова. Особенно истово взялась за дело
молодая редакторша. Но это милое создание, к сожалению, не знало,
какие слова бранные, а какие нет. Вызывает к себе одного писателя
и говорит: «Помилуйте, что вы написали? «Старый хрыч»! И это в
детской книжке! Какой ужас! Нужно поискать более приличное
выражение. Например, «старый хрен». Как-то ей попалось слово
«кобель». Она спрашивает, что это такое. Ей говорят: «Кобель - это
автор, который в срок не приносит рукопись». И вот приходит Юрий
Николаевич Тынянов, изысканно вежливый, элегантный, в белых
нитяных перчатках. Как они у него сохранились такими свежими
после двух войн, двух революций и разрухи? А она, этак кокетливо
улыбаясь, говорит ему: «Юрий Николаевич! Какой же вы, однако,
кобель!»
* * *
Как-то в мемуарах Эренбурга Самуил Яковлевич прочел: «Маршак
промолчал». И расхохотался:
- Вы видели, чтобы Маршак молчал?
* * *
В холодильнике - водка для Твардовского: вдруг придёт в запое.
Тост за Твардовского:
- Выпьем за то, чтобы он не пил!
* * *
Маршак зашел в ялтинский дворик, где когда-то жил. Со времени
его отрочества там мало что изменилось. (В 1905-1906 гг. СМ по
приглашению М.Горького жил на его даче в Ялте. - Г.Е.) «Вы чего-
то ищете?» - спросила сидевшая на старой скамье пожилая женщина
с книгой. Смуглая, худая, крепкая. Поэт сказал, что с двором его
связывают давние воспоминания.
- Значит, вы Маршак! - сказала женщина. - Не узнаете? Я одна из
двух, как вы изволили написать, сумасшедших старух, живших в этом
дворе.
* * *
Внуки у деда были полными хозяевами. Полезла Розалия Ивановна
в холодильник за вареньем, а там пустая банка.
- Тут написано «Варенье для С. Я.». То есть для Самуила Яковлевича!» -
возмутилась домоправительница.
- «С. Я.» - поправили внуки, - это Саша и Яша!
* *
Когда праздновали юбилей историка Евгения Тарле, Чуковский сказал
Маршаку, что даже ему не удастся подобрать рифму к фамилии юбиляра.
- Трудно подобрать, - согласился Маршак. И мгновенно написал:
В один присест историк Тарле
Мог написать (как я в альбом)
Огромный том о каждом Карле
и о Людовике любом.
* * *
Фадеев встречает Маршака в Доме литераторов:
- А давайте, Самуил Яковлевич, выпьем!
- Не могу, голубчик! Пить с вами, всё равно что играть на скрипке
в присутствии Паганини.
* * *
За день до последнего (75 лет) юбилея Маршака я встретился
с Новеллой Матвеевой и Борисом Заходером. Решили сочинить
веселое поздравление втроем. Смеялись, радуясь каждой находке.
Заходер
довез меня до заветного подъезда. Я, озираясь, бросил письмо
в почтовый ящик на третьем этаже. Шло время, Маршак - ни слова
о нашем творении. После его смерти, когда И.С. Маршак приводил
в порядок архив (последний литературный секретарь Маршака -
В.В.Познер - Г.Е.), я спросил Розалию Ивановну: не нашлось ли
поздравления от трех веселых поэтов? - Cразу выбросила ту бумажку! -
ответила она. - Думала, какие-то хулиганы балуются!»
Берестову - 17, Маршаку - 58 / Москва, 1946 год