Среди израненых сосен
Какое все-таки счастье, что у меня такая работа. В последние полгода редакция меня здорово поддерживала на плаву. Уже не говоря о человеческих качествах коллег - просто даже тем, что есть некая обязаловка, которую человек должен делать, что бы с ним ни происходило. Я не ставила свои статьи сюда - просто потому, что не хотелось. И как-то странно мне в четверг не поставить астрономический календарь или что-нибудь еще от Шерпа. Но у него такие архивы накопились, что мне будет что ставить. и архивы эти оказались в полном порядке - даже и не отследила, когда Мишка успел всё рассортировать и разложить по полочкам. Фото и видео с краеведческих конференций, бардовских слетов, презентаций книг, просто зарисовки с разных интересных мест... Но я, кажется, опять буду публиковать свои статьи и воспоминангия. Про Гошку не дописала - надеюсь, что продолжу, но пока не тянет. Ну вот, это вышло в сегодняшнем номере
День начала блокады, да.
СРЕДИ ИЗРАНЕННЫХ СОСЕН
- Нельзя забывать наших рыбаков, - говорит мне женщина, которая только что возилась на огороде у своего дома на Морской улице. Дом этот был примечателен тем, что на нем - много звездочек. Тех самых звездочек, которые рисовали, если кто-то из родных уходил на фронт. Это описано в книге Аркадия Гайдара «Тимур и его команда», только там рассказывается о более ранних событиях и происходивших в другом регионе. Такой обычай существовал тогда повсеместно, в том числе и в деревне, которая давным-давно стала частью Соснового Бора.
Женщину зовут Евгения Алексеевна Тарасова, а я пришла к ней брать интервью именно про рыбаков, хотя эту тему мы осваивали еще в школе №2, когда выступали на парадах в форме бойцов 5 Отдельной бригады морской пехоты.
…Увы, разговор этот состоялся не сегодня и даже не вчера, а много лет назад. Евгения Алексеевна прожила долгую и интересную жизнь, чуть-чуть не дотянула до своего столетия, участвовала во многих важных событиях - но всегда считала, что рыбаков, трудившихся во время войны, забывать нельзя. Благодаря им - удалось выжить и голодным солдатам, и не менее голодным местным жителям. Ведь Ораниенбаумский плацдарм находился фактически в двойном кольце, и с продовольствием здесь обстояло, прямо скажем, неважно - ничуть не лучше, чем в Ленинграде, а порой даже и похуже.
Сейчас очень трудно себе это представить. Казалось бы, кругом лес, море и реки, которые всегда дадут человеку пропитание - и давали на протяжении столетий. Но не стоит забывать, что выглядели эти места во время войны совершенно иначе. Напоминают о тех временах лишь многострадальный дом Петрова, холмы в Приморском парке, где сейчас играют в ролевые игры и проводят исторические реконструкции (а порой жарят шашлыки, хотя этого делать и нельзя0. Еще разрушенный дзот в лесочке возле девятой школы - то, что осталось. Но буквально через дорогу от него несколько лет назад появился памятник жителям деревни Устье работы Александра Пехтерева и Владимира Соколова, и он стал центром будущего мемориального сквера. Памятник всегда будет напоминать жителям Соснового Бора о том, что здесь стояла деревня, и о событиях, происходивших на этой территории в годы войны.
Места, где ныне раскинулись городские кварталы, в годы войны оказались на территории оборонительного плацдарма. У него было несколько названий. Это была Малая Земля (своя, ленинградская, никакого отношения к книге Брежнева не имеющая), Таменгонтская республика, Лебяженская республика. Название «Ораниенбаумский плацдарм» стало популярным в 60-е годы.
Это был кусочек советской земли, который удалось отстоять - благодаря тем, кто строил укрепления и затем защищал их, несмотря на то, что советские войска стояли на пологом берегу Воронки, а немецкие - на крутом и более высоком. И благодаря тем, кто с риском для жизни ловил рыбу - просто незаменимую прибавку к скудному фронтовому рациону.
В действующей армии оказались многие жители деревни - в том числе и Евгения Алексеевна, которая начала свой боевой путь здесь, а закончила войну в Прибалтике. Тогда у нее была другая фамилия - Романова. Вообще-то мирных жителей оставалось мало. Но на плацдарме работали фабрики и колхозы, дети ходили в школу.
Среди тех, кто остался, были рыбаки колхоза имени Карла Маркса. Практически весь рыболовецкий флот был реквизирован на нужды военных - в военный флот попали все суда с мотором, так что рыбакам оставались только обычные гребные лодки. Рыбу разрешили ловить тоже не сразу.
Профессия рыбака считается одной из самых опасных даже в мирное время. Что уж говорить о войне, когда к штормам добавляются обстрелы и бомбардировки? Но выходили в море на том, что оставалось, снастей не хватало. Рыбаки постоянно рисковали жизнью, уже осенью 1941 года несколько человек погибли - их обстреляли с самолета. Имена некоторых сохранились в сосновоборской истории - среди погибших были М.Д. Иванов и Н.И. Басаев.
Особенно опасно было поначалу зимой. На лов выходили на санях. Любой человек на льду залива - отличная мишень. Маскхалатов гражданским не полагалось. В ход пошли простыни, а еще лучше - пододеяльники. Пододеяльник просто распарывали по двум швам, чтобы оставался угол. Тут тебе и накидка, и капюшон. Такая нехитрая маскировка спасла жизни многим.
Улов выбирали из сетей и фасовали, сдавали военным, отправляли в блокадный Ленинград, совсем немного мелочи можно было взять для семьи. Не более двух кило на семью, сколько бы человек в ней ни было. Сами так решили на колхозном собрании. Но и эти два кило были спасением, потому что и в блокадном Ленинграде, и на Ораниенбаумском плацдарме катастрофически не хватало белковой пищи, что вызывало дистрофию и смерть. Так что даже скудный запас белка был спасением. Но у тех, кто ловил рыбу на морозе и выбирал ее из сетей, до конца жизни болели обмороженные руки.
Труд был тяжелым, однако даже страшной зимой 1942 года колхоз выловил 800 центнеров рыбы. В основном это была салака, которой сейчас в заливе осталось, прямо скажем, маловато.
Вклад жителей Устья в общую победу - это не только рыба. Несмотря на то, что уровень жизни тогда был низким почти у всех, люди отдавали деньги, накопленные за много лет. И на фронт отправился танк, который обошелся жителям Устья в две с лишним тысячи рублей… Собирали деньги в фонд обороны и жители других деревень, ныне входящих в границы Соснового Бора. К примеру, жители деревни Калище сдали в фонд обороны более четырех тысяч рублей - сумма по тем временам фантастическая.
Участвовали местные рыбаки и в партизанских операциях. Поскольку на плацдарме немецких войск не было, то и партизаны вроде бы были не нужны. Но штаб был создан, находился он в Лебяжьем, в том самом красивом старинном доме, который мы проезжаем, когда едем в Петербург. На нем висит мемориальная доска. В военную историю вошла операция, когда устьинские рыбаки доставили в тыл врага группу партизан, в которую входили студенты института имени Лесгафта. Сорок километров по ноябрьскому морю!
Эти истории в свое время собирали сосновоборские школьники для школьных музеев. Увы - в девяностые годы музеи убрали из школ. Но кое-что удалось сохранить - благодаря мэру Валерию Ивановичу Некрасову и тогдашней заведующей городским отделом образования Людмиле Ивановне Моховиковой. Часть материалов осталась, еще часть - оказалась в частных собраниях, но что-то было утрачено - очень хочется надеяться, что не безвозвратно.
В наше время идет обратный процесс - по крупицам восстанавливается память о каждом дне священной войны, о боевых и трудовых подвигах ее участников на передовой и в тылу - потомки хотят знать и чувствовать, как рождалась победа…
Анастасия СЕМЕНОВА
День начала блокады, да.
СРЕДИ ИЗРАНЕННЫХ СОСЕН
- Нельзя забывать наших рыбаков, - говорит мне женщина, которая только что возилась на огороде у своего дома на Морской улице. Дом этот был примечателен тем, что на нем - много звездочек. Тех самых звездочек, которые рисовали, если кто-то из родных уходил на фронт. Это описано в книге Аркадия Гайдара «Тимур и его команда», только там рассказывается о более ранних событиях и происходивших в другом регионе. Такой обычай существовал тогда повсеместно, в том числе и в деревне, которая давным-давно стала частью Соснового Бора.
Женщину зовут Евгения Алексеевна Тарасова, а я пришла к ней брать интервью именно про рыбаков, хотя эту тему мы осваивали еще в школе №2, когда выступали на парадах в форме бойцов 5 Отдельной бригады морской пехоты.
…Увы, разговор этот состоялся не сегодня и даже не вчера, а много лет назад. Евгения Алексеевна прожила долгую и интересную жизнь, чуть-чуть не дотянула до своего столетия, участвовала во многих важных событиях - но всегда считала, что рыбаков, трудившихся во время войны, забывать нельзя. Благодаря им - удалось выжить и голодным солдатам, и не менее голодным местным жителям. Ведь Ораниенбаумский плацдарм находился фактически в двойном кольце, и с продовольствием здесь обстояло, прямо скажем, неважно - ничуть не лучше, чем в Ленинграде, а порой даже и похуже.
Сейчас очень трудно себе это представить. Казалось бы, кругом лес, море и реки, которые всегда дадут человеку пропитание - и давали на протяжении столетий. Но не стоит забывать, что выглядели эти места во время войны совершенно иначе. Напоминают о тех временах лишь многострадальный дом Петрова, холмы в Приморском парке, где сейчас играют в ролевые игры и проводят исторические реконструкции (а порой жарят шашлыки, хотя этого делать и нельзя0. Еще разрушенный дзот в лесочке возле девятой школы - то, что осталось. Но буквально через дорогу от него несколько лет назад появился памятник жителям деревни Устье работы Александра Пехтерева и Владимира Соколова, и он стал центром будущего мемориального сквера. Памятник всегда будет напоминать жителям Соснового Бора о том, что здесь стояла деревня, и о событиях, происходивших на этой территории в годы войны.
Места, где ныне раскинулись городские кварталы, в годы войны оказались на территории оборонительного плацдарма. У него было несколько названий. Это была Малая Земля (своя, ленинградская, никакого отношения к книге Брежнева не имеющая), Таменгонтская республика, Лебяженская республика. Название «Ораниенбаумский плацдарм» стало популярным в 60-е годы.
Это был кусочек советской земли, который удалось отстоять - благодаря тем, кто строил укрепления и затем защищал их, несмотря на то, что советские войска стояли на пологом берегу Воронки, а немецкие - на крутом и более высоком. И благодаря тем, кто с риском для жизни ловил рыбу - просто незаменимую прибавку к скудному фронтовому рациону.
В действующей армии оказались многие жители деревни - в том числе и Евгения Алексеевна, которая начала свой боевой путь здесь, а закончила войну в Прибалтике. Тогда у нее была другая фамилия - Романова. Вообще-то мирных жителей оставалось мало. Но на плацдарме работали фабрики и колхозы, дети ходили в школу.
Среди тех, кто остался, были рыбаки колхоза имени Карла Маркса. Практически весь рыболовецкий флот был реквизирован на нужды военных - в военный флот попали все суда с мотором, так что рыбакам оставались только обычные гребные лодки. Рыбу разрешили ловить тоже не сразу.
Профессия рыбака считается одной из самых опасных даже в мирное время. Что уж говорить о войне, когда к штормам добавляются обстрелы и бомбардировки? Но выходили в море на том, что оставалось, снастей не хватало. Рыбаки постоянно рисковали жизнью, уже осенью 1941 года несколько человек погибли - их обстреляли с самолета. Имена некоторых сохранились в сосновоборской истории - среди погибших были М.Д. Иванов и Н.И. Басаев.
Особенно опасно было поначалу зимой. На лов выходили на санях. Любой человек на льду залива - отличная мишень. Маскхалатов гражданским не полагалось. В ход пошли простыни, а еще лучше - пододеяльники. Пододеяльник просто распарывали по двум швам, чтобы оставался угол. Тут тебе и накидка, и капюшон. Такая нехитрая маскировка спасла жизни многим.
Улов выбирали из сетей и фасовали, сдавали военным, отправляли в блокадный Ленинград, совсем немного мелочи можно было взять для семьи. Не более двух кило на семью, сколько бы человек в ней ни было. Сами так решили на колхозном собрании. Но и эти два кило были спасением, потому что и в блокадном Ленинграде, и на Ораниенбаумском плацдарме катастрофически не хватало белковой пищи, что вызывало дистрофию и смерть. Так что даже скудный запас белка был спасением. Но у тех, кто ловил рыбу на морозе и выбирал ее из сетей, до конца жизни болели обмороженные руки.
Труд был тяжелым, однако даже страшной зимой 1942 года колхоз выловил 800 центнеров рыбы. В основном это была салака, которой сейчас в заливе осталось, прямо скажем, маловато.
Вклад жителей Устья в общую победу - это не только рыба. Несмотря на то, что уровень жизни тогда был низким почти у всех, люди отдавали деньги, накопленные за много лет. И на фронт отправился танк, который обошелся жителям Устья в две с лишним тысячи рублей… Собирали деньги в фонд обороны и жители других деревень, ныне входящих в границы Соснового Бора. К примеру, жители деревни Калище сдали в фонд обороны более четырех тысяч рублей - сумма по тем временам фантастическая.
Участвовали местные рыбаки и в партизанских операциях. Поскольку на плацдарме немецких войск не было, то и партизаны вроде бы были не нужны. Но штаб был создан, находился он в Лебяжьем, в том самом красивом старинном доме, который мы проезжаем, когда едем в Петербург. На нем висит мемориальная доска. В военную историю вошла операция, когда устьинские рыбаки доставили в тыл врага группу партизан, в которую входили студенты института имени Лесгафта. Сорок километров по ноябрьскому морю!
Эти истории в свое время собирали сосновоборские школьники для школьных музеев. Увы - в девяностые годы музеи убрали из школ. Но кое-что удалось сохранить - благодаря мэру Валерию Ивановичу Некрасову и тогдашней заведующей городским отделом образования Людмиле Ивановне Моховиковой. Часть материалов осталась, еще часть - оказалась в частных собраниях, но что-то было утрачено - очень хочется надеяться, что не безвозвратно.
В наше время идет обратный процесс - по крупицам восстанавливается память о каждом дне священной войны, о боевых и трудовых подвигах ее участников на передовой и в тылу - потомки хотят знать и чувствовать, как рождалась победа…
Анастасия СЕМЕНОВА