СУПЕРМЕН(Т)
Никогда в жизни не был склонным к спорту.
Даже совсем наоборот, был всегда ближе к мешку с говном, нежели к гармонично развитому мужчине.
Во время военной службы самыми тяжелыми моментами моей жизни были занятия какой бы то ни было физической подготовкой. Даже при сданном нормативе на первый разряд по скоростному приему-передаче радиограмм. Равно неприятны были и занятия рукопашным боем в милицейской школе подготовки в Пушкине.
Но все же…
***
Конец ноября 1982 года. Анапа. Отпуск.
Провожу его в доме отдыха МВД в Анапе. «Юность» называется.
Летом это пионерский лагерь для детишек центрального аппарата МВД. А с осени сюда начинают завозить на отдых мелкотравчатых ментов, типа меня.
Пьянка, бардак, море разливанное…
После завтрака болтаюсь по центру Анапы, а затем еду на автобусе по Пионерскому проспекту, вдоль моря, к своей «Юности». По краям «проспекта» сплошные дома отдыха и пансионаты.
Народа в автобусе мало, свободных мест много, но мне лень рассаживаться на короткий срок, и я стою на задней площадке, уткнувшись лицом в стекло.
Слышу, как по салону приближается контролер, требующий билеты. Не очень похожая на сисястую казачку, дама средних лет. Показываю ей ментовское удостоверение, законный проездной билет, и собираюсь опять отвернуться к окну.
Не успеваю.
- Мужчина, Ваш билет, - обращается контролерша к стоящему рядом, лицом к окну, мужику.
Мужик, а вернее даже парень, еще явно не достигший тридцати лет, являет собой по одежде и выражению на лице, классический образец «первого парня на деревне». Да еще и в лохмостья пьян.
Тупо смотрит на контролершу и соображает.
- Мужчина, предъявите билет! - настойчиво продолжает та.
До «мужчины» доходит.
- Да пошла ты на хуй! - произносит он веско и смачно, - Каждой бляди еще билет показывать!
Чего мне в этот момент меньше всего хочется, так это оказаться участником, или хотя бы просто очевидцем, автобусного скандала. Мне в дом отдыха на обед хочется.
Но еще живут остатки милицейской совести. А совесть подсказывает, что я «засветился», как мент. И что от меня сейчас контролерша и прочие автобусные бабы ждут решительных профессиональных действий. И эти действия нужно совершать.
А у меня мало того, что нет желания этого делать, так я ж еще и приемы САМБО в школе подготовки еле-еле на тройку с минусом сдавал.
- Ну что же ты, дорогой, так грубо говоришь, ведь не хорошо же, - пытаюсь вложить в свой голос чуть ли не нежность к дебилу. В тщетной надежде как-нибудь избегнуть физического контакта.
- Да пошел ты на хуй, козел ебаный. Я тебя в рот ебал! - это уже мне.
И ладно бы еще просто матом меня обложил. Так он уже правую руку назад отводит и сейчас мне в физиономию кулачищем как раз и въедет.
Не думаю, что в критический момент сгруппировываются мои опорно-двигательный и мордобойный аппараты. Скорее всего, в режим форсажа включается интеллект.
Пока кулак движется к моему лицу, четко, как по книжке, вспоминаю прием защиты с последующим задержанием правонарушителя.
«…предплечьем правой руки бить вправо, по занесенной руке противника, изменяя направление его удара…, самому уходить влево…, дать противнику проскочить справа от себя и потерять равновесие, в чем ему и помочь, дергая за правую руку, приготовленную к удару…, пока он расслаблен, заводить ему правую руку за спину, фиксируя кисть в локтевом сгибе своей левой руки… [1]»
От такого классического исполнения приема преподаватель САМБО из Пушкинской школы должен был бы прослезиться.
…Дебил стоит на площадке автобуса, согнутый в три погибели. Его «боевая» рука заломлена за спину, зафиксирована и постоянно подламывается моей левой рукой, причиняя ему сильную боль. Пальцы правой руки со стороны лба цепляются за его глазницы и тянут его дурную башку вверх и назад, переламывая шейные позвонки.
- Пусти, блядь! Пусти, падла! - стонет и рычит дебил.
- Ну что же ты так нехорошо говоришь? Тут же женщины. Нельзя же так, - в моем голосе еще больше нежности, чем при первичном обращении, - Я же тебе сейчас что-нибудь сломать могу.
Моя левая рука еще чуть-чуть подламывает его правую, а пальцы правой руки еще на несколько миллиметров углубляются в его глазницы.
Придурок воет, но уже не матерится.
Сзади в автобусе не только слышу восхищенные голоса анапских баб, но и ощущаю спиной их любовные взгляды.
Автобус останавливается около моего дома отдыха.
Подвожу задержанного правонарушителя к раскрывшейся двери, придаю его телу нужное направление и поддаю ему коленом в задницу, одновременно отпуская его руку и голову. Несчастный вылетает на улицу, не удерживается на ногах и врывается мордой в сухую осеннюю траву.
Триумфатором выхожу следом и с чувством исполненного долга следую на обед.
Ну хоть раз-то в жизни мне, неспортивному, повезло!
[1] Аналогичный случай в советской классике описан Н. Островским. Так же вдумчиво Павка Корчагин посылает в нокдаун наглого гимназиста на берегу пруда.
© Юрий Лучинский
2001 г.