(no subject)
В день восхваления империи во дворце Желтого Императора собрались певцы и танцоры, звездочеты и визири, лекари и поэты. И по мудрому приказу императора они уподобляли великую империю любимого владыки - путеводному маяку и сторожевой башне, плоду граната и сияющему ковчегу, райским садам и прекрасному алмазу, богу, душе и матери. И владыка слушал и улыбался, но вскоре сердце его наполнилось унынием, ибо ни одно сравнение не казалось ему убедительным.
Печаль же владыки сгустилась под сводами дворца, и умолкли певцы, застыли жоглеры, а главный распорядитель дворцовых кладовых отправил слугу пересчитать мешки, предназначенные для утопления нерадивых артистов в водоеме со священными крокодилами. Лишь мудрец, сжигающий высушенные листья, сидел у колонны на парчовых подушках и спокойно улыбался.
Тогда император указал на него и сказал:
- Отчего так гладко и покато твое лицо? Должно быть, ты знаешь достойное восхваление для моих бескрайних владений?
И мудрец трижды возжег высушенные листья, расправил рукава халата и сказал:
- Как благородный господин наш являет собой образец совершенства и величия, к каким следует стремиться каждому, так и великая империя, его дитя, сравнима сутью своей с человеческим телом. Сердце его - тайная канцелярия, пальцы на руках его - десять визирей, ноги - армия и флот, а пуп его, сравнимый с цветком лотоса, - несомненно, сам великий владыка.
- Твои сравнения не только лестны, но и внутренне непротиворечивы, - одобрил император и также возжег высушенные листья. - Но есть ли в том теле место для бездельников, что рифмуют неподвластное их разуму?
- Не гневайся на них, владыка, - отвечал мудрец. - Певцы и танцоры - волосы, ни к чему не пригодные, но радующие сердце.
Тогда император засмеялся и обнял мудреца, и вышел с ним на террасу, где открывался вид на Желтую империю, и исполнился покоя, глядя на свою плодородную землю. Но затем взгляд его, остротой подобный взгляду орла, упал на площадь неподалеку от дворцовых ворот, где люди танцевали чужеземные танцы и составляли из бумаги оскорбительные для власти оригами. И император снова опечалился и воскликнул:
- Отчего же тело моего государства несовершенно? Пастухи пасут коз, крестьяне возделывают рис, жемчуг и нефрит текут в дворцовую сокровищницу, артисты шевелят волосами, и жизнь идет спокойно и размеренно. Зачем они хотят изменить это? Мы не видели их, пока они были безымянны, но ветер с запада подул и принес их имя, и теперь они называют себя оппозицией. Чему в человеке ты уподобил бы их, мудрец? Не проникшая ли это в него болезнь?
И мудрец выколотил жаровню о перила террасы и сказал:
- Оппозиция - это хуй.
- Твои слова близки моему сердцу, - сказал император, - но я не понимаю их смысла. Объясни мне.
- С радостью, - отвечал мудрец, - ибо я уже постиг несколько признаков. Внемли же.
1. Тело человека, как и хорошее государство, слушается его во всем, и лишь эта часть своевольна и будто бы имеет собственное мнение. Но если ее погладить, она на некоторое время успокоится.
2. Она может смотреть вправо или влево, но это ни на что не влияет. Хотя люди много спорят об этом.
3. Как бы она ни была хороша, за нее всегда неловко, и поэтому ее стараются не показывать без нужды.
4. Старая оппозиция сморщенная и вялая, редко напоминает о себе, но неприятна на вид. Молодая же эластична и упруга, крепка и изящна, беспокойна и готова к бою, вздыблена и горяча... но прости меня, господин, ибо, кажется, я не туда пишу.
- Ты утешил меня, мудрец, сжигающий высушенные листья, - сказал император. - Но не может ли случиться так, что хуй полностью подчинит себе человека?
- Ни в коем случае, - заверил его мудрец. - Императорские лекари открыли, что от частого применения этот орган стачивается. Об одном молю тебя, владыка - не отрывай себе хуй. От этого погибли многие древние империи.