Майская
Сегодня моему деду исполнилось бы 95. Его нету уже шестнадцатый год. И мне очень скучается без него.
Он окончил артиллерийское училище 20 июня 1941 года, было тепло и наконец эта учеба закончилась, но утром 22 началась война. Он был на ней с первого дня и закончилась для него она после дня победы, потому что немецкая группировка в Чехословакии не признавала капитуляцию и вела бои что-то вроде до 16 мая. Он был капитаном, ему только исполнилось 24. Он конечно должен был быть кем-то постарше, но ранения и звания в госпитале его не находили. Да и важно ли это. В госпитале он познакомился со своей будущей женой, моей бабушкой.
Он не говорил о войне, а когда я был маленький, я постоянно спрашивал. Каждое девятое мая я ездил к бабушке с дедушкой. Каждый раз я просил что-то рассказать, но он был немногословен, может быть пару забавных историй, просто о кусочках мира в мясорубке, о том, что просто называется жизнью. Война была внутри него, он не делился этим, моему отцу он тоже ничего не рассказывал. Он показывал мне свои ранения, икру, исполосованную, которую таким образом спасли от гангрены и, соответственно, от ампутации. Ему прострелили правую руку, поэтому он научился делать все и левой...
Я пытаюсь понять, как бы он реагировал бы на всю эту вакханалию, на то, что сделали с этим самым печальным праздником, залитым кровью и слезами, полным трупов и истерзанных душ, покалеченных жизней и судеб. С этими ленточками, которые назвали не гвардейскими, а георгиевскими, с военной техникой на Красной площади, с возвращением Сталина... Ну и как он воспринял бы всю эту агрессию, которая льется ото всюду. С тем, что русские воюют с украинцами, что русские воевали с грузинами...
Я верю, что он бы конечно, конечно бы осудил это все. Что не повелся бы на пропаганду. Я хочу верить и в то же время боюсь.
Впереди день победы, самый главный праздник, как мне казалось, день победы человечества над фашизмом. А теперь, получается, что я сам живу в фашистской стране. И вот, как и говорили, фашисты будут называть себя антифашистами. А вокруг них одна фашня. Вот такой поворот, пророческий.
Девятого мая... Дедывоевали, можемповторить, ленты, дети в гимнастерках...
И вот, что ещё обидно, что никто не говорит про спасибо бабушке за победу. Потому что без них бы не было её! Они были на заводах, в окопах, в полях, в лесах. Они ковали, они трудились, поднимали.
Мамина мама, бабушка, из блокадного Ленинграда, приписав себе два года, четырнадцатилетней девочкой, ушла в партизанский отряд. Вся её семья погибла, а она ползала по ледяным болотам, сутками неспавшая, подрывала мосты и железные дороги... С осколками в груди она потом учила детей в школе, родила двух дочерей. И ни слова спасибо, все дедам. У войны не женское лицо. Женщин забыли. Да что говорить, все уже забыто, все опошленно. Прошло-то только семьдесят один год...
И да, все время в голове Евтушенко, хотят ли русские войны... И не нужно уже спрашивать у берез, нет. Они хотят. Дожили. Увы.
Слёзы.
Он окончил артиллерийское училище 20 июня 1941 года, было тепло и наконец эта учеба закончилась, но утром 22 началась война. Он был на ней с первого дня и закончилась для него она после дня победы, потому что немецкая группировка в Чехословакии не признавала капитуляцию и вела бои что-то вроде до 16 мая. Он был капитаном, ему только исполнилось 24. Он конечно должен был быть кем-то постарше, но ранения и звания в госпитале его не находили. Да и важно ли это. В госпитале он познакомился со своей будущей женой, моей бабушкой.
Он не говорил о войне, а когда я был маленький, я постоянно спрашивал. Каждое девятое мая я ездил к бабушке с дедушкой. Каждый раз я просил что-то рассказать, но он был немногословен, может быть пару забавных историй, просто о кусочках мира в мясорубке, о том, что просто называется жизнью. Война была внутри него, он не делился этим, моему отцу он тоже ничего не рассказывал. Он показывал мне свои ранения, икру, исполосованную, которую таким образом спасли от гангрены и, соответственно, от ампутации. Ему прострелили правую руку, поэтому он научился делать все и левой...
Я пытаюсь понять, как бы он реагировал бы на всю эту вакханалию, на то, что сделали с этим самым печальным праздником, залитым кровью и слезами, полным трупов и истерзанных душ, покалеченных жизней и судеб. С этими ленточками, которые назвали не гвардейскими, а георгиевскими, с военной техникой на Красной площади, с возвращением Сталина... Ну и как он воспринял бы всю эту агрессию, которая льется ото всюду. С тем, что русские воюют с украинцами, что русские воевали с грузинами...
Я верю, что он бы конечно, конечно бы осудил это все. Что не повелся бы на пропаганду. Я хочу верить и в то же время боюсь.
Впереди день победы, самый главный праздник, как мне казалось, день победы человечества над фашизмом. А теперь, получается, что я сам живу в фашистской стране. И вот, как и говорили, фашисты будут называть себя антифашистами. А вокруг них одна фашня. Вот такой поворот, пророческий.
Девятого мая... Дедывоевали, можемповторить, ленты, дети в гимнастерках...
И вот, что ещё обидно, что никто не говорит про спасибо бабушке за победу. Потому что без них бы не было её! Они были на заводах, в окопах, в полях, в лесах. Они ковали, они трудились, поднимали.
Мамина мама, бабушка, из блокадного Ленинграда, приписав себе два года, четырнадцатилетней девочкой, ушла в партизанский отряд. Вся её семья погибла, а она ползала по ледяным болотам, сутками неспавшая, подрывала мосты и железные дороги... С осколками в груди она потом учила детей в школе, родила двух дочерей. И ни слова спасибо, все дедам. У войны не женское лицо. Женщин забыли. Да что говорить, все уже забыто, все опошленно. Прошло-то только семьдесят один год...
И да, все время в голове Евтушенко, хотят ли русские войны... И не нужно уже спрашивать у берез, нет. Они хотят. Дожили. Увы.
Слёзы.