Перси Биши Шелли и Андроиды
Будучи в отпуске перевел «Оду Западному Ветру» Перси Биши Шелли. Наверное, очень странный выбор - переводить романтика начала 19 века, когда, с одной стороны, у нас его почти не помнят, а с другой, есть множество переводов, в том числе Пастернака.
Вы будете смеяться, но всё началось в этот раз с фильма «Чужие. Завет». Конечно, я читал что-то у Шелли в молодости, но как-то не запомнил тогда. А тут, в фильме, разговор двух андроидов меня зацепил. Для тех, кто фильм не видел (достаточно посредственный) - один андроид цитирует стих про Азиманда, царя царей (да, да, в песне Б.Г. «Господу видней» цитата именно отсюда). Другой спрашивает об авторстве, и когда первый говорит, что это Байрон, второй перестаёт ему верить. Ибо это не Байрон, это Шелли. Честно говоря, такие беседы андроидов на фоне примитивности людей в фильме поневоле заставят вспомнить, рассуждения bohemicus (http://bohemicus.livejournal.com/117753.html , http://bohemicus.livejournal.com/117288.html и все ссылки, которые там даны). В том смысле, что в фильме андроиды - это метафора элиты, «детей богов», которые таки обрели бессмертие. Ну, кесарю - кесарево, а «витии многовещанному» - по его мере той части меда поэзии, которой он завладел.
Естественно, мне захотелось прочесть этот стих в оригинале. Дальше - больше, начал читать Шелли, сравнивать с лордом Байроном (кстати, очень забавная параллель получается с андроидами, ведь дочь Байрона считается первым программистом). Не помню, почему мне нравился Байрон в детстве и в переводе, - Шелли намного интереснее, живее и непосредственнее оказался в оригинале.
Ну и наконец, когда в «Оде Западному Ветру» я в одной строфе прочел два слова из своего профессионального набора (lightning и surge), выбор стиха для перевода был определен. Дело в том, что слово surge в той, области, где я тружусь, означает «импульсное перенапряжение», вызванное ударом молнии. Перенапряжение, воздействующее на электроустановки. Во время Шелии не было электроустановок. Это слово означало большую волну, прилив, и т.п. Прозрение? Знание физики? Самое интересно, что в этой же строфе говорится нечто и о природе образования ячеек зарядов в грозовых облаках. В общем, заинтересовал Перси Биши меня так, что я уже не мог удержаться и решил перевести эту Оду.
Для гурманов приведу и оригинал текста на английском. Сразу скажу, что стихотворный размер я осознанно изменил (оставив при этом форму и структуру рифмы) для того, чтобы удлинить строки, ибо мне хотелось полностью передать всё, что хотел сказать Шелли. Русские слова длиннее английских. Вместить всё в короткий ямб не получилось бы. Пастернак, например, оставил оригинальный размер, но кое-что из смыслов в итоге потерялось. Я с огромным уважением отношусь к Борису Леонидычу, нужно признать, что со словом он обращается мастерски, не в пример мне. Но я не ставил себе задачу написать лучший поэтический перевод, мне хотелось наиболее полно передать всё, что хотел сказать Шелли.
Шелли. Ода Западному Ветру.
I
О, Ветер Западный, дикий, ты - суть увяданья
Мертвые листья бегут твоего появленья
Как от чародея уносятся призраки прочь из сознанья
Словно чума, ты их косишь невидимой тенью
Желтых, и мертвенно-бледных, чахоточно-красных
Их путь завершишь ты зимнею, темной постелью,
Где семя крылатое будет холодным, безгласным
Костями в глубокой гробнице возлегши, покуда
Сестры бирюзовой, весенней, дыханьем прекрасным
От мертвого сна они вновь растревожены будут.
Она вострубит - жизнь наполнит уснувшую сушу
(Ростки как стада, выводя к новой пажити, к чуду)
Полям и холмам возвращая воскресшую душу.
Дух дикий, палач и спаситель, послушай, послушай!
II
Ты, в чьем бурном теченьи, средь небесной хляби и зыби
Как земные опавшие листья, облака исчезают,
Ты сорвал их со свитых ветвей Океана и Неба
Духи молний и грома в просторе на тверди сияют,
Где созрели заряды, гигантские токи ветвятся
Словно волосы ветром над головою вздымают
У Менады свирепой. От края, где тени клубятся
До зенита высот мир предвестием шторма пронизан.
И в дыханьи твоем погребальные песни томятся
Уходящему году, конец которого близок
Эта ночь его вскоре пышной гробницей объемлет,
Ты соткал своей мощью тяжелые, мрачные ризы
Из изменчивой влаги, что покинула теплую землю
Да прольется огонь и вода твоей волей. О, внемли!
III
О, ты, кто будит от грез Средиземное море
В полуденной неге простершее синеву
На ложе своем, где теченья в кристальности спорят,
Где черные скалы вулканов в заливе растут.
Ему снятся башни и шпили дворцов и соборов
Дрожащие в волнах, насыщенных бегом минут,
Покрытые мхом и цветами, всю сладость которых
Чувства поэта вполне передать не смогли б.
Ты тот, кто Атлантики гладь вздымает, как горы
Валы раздвигает, покуда в глубокой дали
Уж вянут морские сады, как их братья на суше
Желтеет листва океана под дном кораблей
Твой голос он знает: бледнеет, дрожит его туша,
Тебе подчинен Океан, ну так слушай же, слушай!
IV
Когда бы я был лишь осенним листом, твоей волей влекомым
Когда бы был облаком быстрым - лететь бы с тобой,
Волною бы был - трепетать, твоей мощью ведомым
Я силу твою разделил бы отвергнув покой.
Ты самый свободный, неподконтрольный. О, детства желанье -
Нам вместе скитаться огромной небесной рекой
Об руку рука, и презреть очевидное знанье,
Что мне не угнаться за Тем, кто просторы стремит.
И также как ты, я б не стал сочинять заклинанья,
Не стал бы молиться, хоть горькой судьбою разбит.
Меня подними словно тучу, гони, словно волны.
Я в терниях жизни росою кровавой покрыт.
Оковы и гири мои тяжким временем полны.
Веди ж меня, ты, неподвластный, стремительный, вольный!
V
Меня сделай лирой своей, даже если я вскоре,
Как листья пожухшие с веток деревьев, паду.
Пусть сила твоих мятежных и темных гармоний
Осенних мелодий исследует глубину
И грустную сладость. Чтоб сердце моё воспарило,
Будь духом моим, мной самим, натяни мне струну.
По миру всему разнеси мою мысль из могилы
Как новое семя неси на своем ты крыле
И этих стихов колдовской заклинательной силой
Угли раздувай в непогашенной теплой золе
Как искрами сыпь, мое слово неси по вселенной,
Народы буди, пой устами моими земле
О ветер, дуй в трубы свои, прореки дерзновенно
Коль время Зимы, значит скоро Весна непременно!
А вот и оригинал:
I
O wild West Wind, thou breath of Autumn's being,
Thou, from whose unseen presence the leaves dead
Are driven, like ghosts from an enchanter fleeing,
Yellow, and black, and pale, and hectic red,
Pestilence-stricken multitudes: O thou,
Who chariotest to their dark wintry bed
The winged seeds, where they lie cold and low,
Each like a corpse within its grave, until
Thine azure sister of the Spring shall blow
Her clarion o'er the dreaming earth, and fill
(Driving sweet buds like flocks to feed in air)
With living hues and odours plain and hill:
Wild Spirit, which art moving everywhere;
Destroyer and preserver; hear, oh hear!
II
Thou on whose stream, mid the steep sky's commotion,
Loose clouds like earth's decaying leaves are shed,
Shook from the tangled boughs of Heaven and Ocean,
Angels of rain and lightning: there are spread
On the blue surface of thine aëry surge,
Like the bright hair uplifted from the head
Of some fierce Maenad, even from the dim verge
Of the horizon to the zenith's height,
The locks of the approaching storm. Thou dirge
Of the dying year, to which this closing night
Will be the dome of a vast sepulchre,
Vaulted with all thy congregated might
Of vapours, from whose solid atmosphere
Black rain, and fire, and hail will burst: oh hear!
III
Thou who didst waken from his summer dreams
The blue Mediterranean, where he lay,
Lull'd by the coil of his cryst lline streams,
Beside a pumice isle in Baiae's bay,
And saw in sleep old palaces and towers
Quivering within the wave's intenser day,
All overgrown with azure moss and flowers
So sweet, the sense faints picturing them! Thou
For whose path the Atlantic's level powers
Cleave themselves into chasms, while far below
The sea-blooms and the oozy woods which wear
The sapless foliage of the ocean, know
Thy voice, and suddenly grow gray with fear,
And tremble and despoil themselves: oh hear!
IV
If I were a dead leaf thou mightest bear;
If I were a swift cloud to fly with thee;
A wave to pant beneath thy power, and share
The impulse of thy strength, only less free
Than thou, O uncontrollable! If even
I were as in my boyhood, and could be
The comrade of thy wanderings over Heaven,
As then, when to outstrip thy skiey speed
Scarce seem'd a vision; I would ne'er have striven
As thus with thee in prayer in my sore need.
Oh, lift me as a wave, a leaf, a cloud!
I fall upon the thorns of life! I bleed!
A heavy weight of hours has chain'd and bow'd
One too like thee: tameless, and swift, and proud.
V
Make me thy lyre, even as the forest is:
What if my leaves are falling like its own!
The tumult of thy mighty harmonies
Will take from both a deep, autumnal tone,
Sweet though in sadness. Be thou, Spirit fierce,
My spirit! Be thou me, impetuous one!
Drive my dead thoughts over the universe
Like wither'd leaves to quicken a new birth!
And, by the incantation of this verse,
Scatter, as from an unextinguish'd hearth
Ashes and sparks, my words among mankind!
Be through my lips to unawaken'd earth
The trumpet of a prophecy! O Wind,
If Winter comes, can Spring be far behind?
Вы будете смеяться, но всё началось в этот раз с фильма «Чужие. Завет». Конечно, я читал что-то у Шелли в молодости, но как-то не запомнил тогда. А тут, в фильме, разговор двух андроидов меня зацепил. Для тех, кто фильм не видел (достаточно посредственный) - один андроид цитирует стих про Азиманда, царя царей (да, да, в песне Б.Г. «Господу видней» цитата именно отсюда). Другой спрашивает об авторстве, и когда первый говорит, что это Байрон, второй перестаёт ему верить. Ибо это не Байрон, это Шелли. Честно говоря, такие беседы андроидов на фоне примитивности людей в фильме поневоле заставят вспомнить, рассуждения bohemicus (http://bohemicus.livejournal.com/117753.html , http://bohemicus.livejournal.com/117288.html и все ссылки, которые там даны). В том смысле, что в фильме андроиды - это метафора элиты, «детей богов», которые таки обрели бессмертие. Ну, кесарю - кесарево, а «витии многовещанному» - по его мере той части меда поэзии, которой он завладел.
Естественно, мне захотелось прочесть этот стих в оригинале. Дальше - больше, начал читать Шелли, сравнивать с лордом Байроном (кстати, очень забавная параллель получается с андроидами, ведь дочь Байрона считается первым программистом). Не помню, почему мне нравился Байрон в детстве и в переводе, - Шелли намного интереснее, живее и непосредственнее оказался в оригинале.
Ну и наконец, когда в «Оде Западному Ветру» я в одной строфе прочел два слова из своего профессионального набора (lightning и surge), выбор стиха для перевода был определен. Дело в том, что слово surge в той, области, где я тружусь, означает «импульсное перенапряжение», вызванное ударом молнии. Перенапряжение, воздействующее на электроустановки. Во время Шелии не было электроустановок. Это слово означало большую волну, прилив, и т.п. Прозрение? Знание физики? Самое интересно, что в этой же строфе говорится нечто и о природе образования ячеек зарядов в грозовых облаках. В общем, заинтересовал Перси Биши меня так, что я уже не мог удержаться и решил перевести эту Оду.
Для гурманов приведу и оригинал текста на английском. Сразу скажу, что стихотворный размер я осознанно изменил (оставив при этом форму и структуру рифмы) для того, чтобы удлинить строки, ибо мне хотелось полностью передать всё, что хотел сказать Шелли. Русские слова длиннее английских. Вместить всё в короткий ямб не получилось бы. Пастернак, например, оставил оригинальный размер, но кое-что из смыслов в итоге потерялось. Я с огромным уважением отношусь к Борису Леонидычу, нужно признать, что со словом он обращается мастерски, не в пример мне. Но я не ставил себе задачу написать лучший поэтический перевод, мне хотелось наиболее полно передать всё, что хотел сказать Шелли.
Шелли. Ода Западному Ветру.
I
О, Ветер Западный, дикий, ты - суть увяданья
Мертвые листья бегут твоего появленья
Как от чародея уносятся призраки прочь из сознанья
Словно чума, ты их косишь невидимой тенью
Желтых, и мертвенно-бледных, чахоточно-красных
Их путь завершишь ты зимнею, темной постелью,
Где семя крылатое будет холодным, безгласным
Костями в глубокой гробнице возлегши, покуда
Сестры бирюзовой, весенней, дыханьем прекрасным
От мертвого сна они вновь растревожены будут.
Она вострубит - жизнь наполнит уснувшую сушу
(Ростки как стада, выводя к новой пажити, к чуду)
Полям и холмам возвращая воскресшую душу.
Дух дикий, палач и спаситель, послушай, послушай!
II
Ты, в чьем бурном теченьи, средь небесной хляби и зыби
Как земные опавшие листья, облака исчезают,
Ты сорвал их со свитых ветвей Океана и Неба
Духи молний и грома в просторе на тверди сияют,
Где созрели заряды, гигантские токи ветвятся
Словно волосы ветром над головою вздымают
У Менады свирепой. От края, где тени клубятся
До зенита высот мир предвестием шторма пронизан.
И в дыханьи твоем погребальные песни томятся
Уходящему году, конец которого близок
Эта ночь его вскоре пышной гробницей объемлет,
Ты соткал своей мощью тяжелые, мрачные ризы
Из изменчивой влаги, что покинула теплую землю
Да прольется огонь и вода твоей волей. О, внемли!
III
О, ты, кто будит от грез Средиземное море
В полуденной неге простершее синеву
На ложе своем, где теченья в кристальности спорят,
Где черные скалы вулканов в заливе растут.
Ему снятся башни и шпили дворцов и соборов
Дрожащие в волнах, насыщенных бегом минут,
Покрытые мхом и цветами, всю сладость которых
Чувства поэта вполне передать не смогли б.
Ты тот, кто Атлантики гладь вздымает, как горы
Валы раздвигает, покуда в глубокой дали
Уж вянут морские сады, как их братья на суше
Желтеет листва океана под дном кораблей
Твой голос он знает: бледнеет, дрожит его туша,
Тебе подчинен Океан, ну так слушай же, слушай!
IV
Когда бы я был лишь осенним листом, твоей волей влекомым
Когда бы был облаком быстрым - лететь бы с тобой,
Волною бы был - трепетать, твоей мощью ведомым
Я силу твою разделил бы отвергнув покой.
Ты самый свободный, неподконтрольный. О, детства желанье -
Нам вместе скитаться огромной небесной рекой
Об руку рука, и презреть очевидное знанье,
Что мне не угнаться за Тем, кто просторы стремит.
И также как ты, я б не стал сочинять заклинанья,
Не стал бы молиться, хоть горькой судьбою разбит.
Меня подними словно тучу, гони, словно волны.
Я в терниях жизни росою кровавой покрыт.
Оковы и гири мои тяжким временем полны.
Веди ж меня, ты, неподвластный, стремительный, вольный!
V
Меня сделай лирой своей, даже если я вскоре,
Как листья пожухшие с веток деревьев, паду.
Пусть сила твоих мятежных и темных гармоний
Осенних мелодий исследует глубину
И грустную сладость. Чтоб сердце моё воспарило,
Будь духом моим, мной самим, натяни мне струну.
По миру всему разнеси мою мысль из могилы
Как новое семя неси на своем ты крыле
И этих стихов колдовской заклинательной силой
Угли раздувай в непогашенной теплой золе
Как искрами сыпь, мое слово неси по вселенной,
Народы буди, пой устами моими земле
О ветер, дуй в трубы свои, прореки дерзновенно
Коль время Зимы, значит скоро Весна непременно!
А вот и оригинал:
I
O wild West Wind, thou breath of Autumn's being,
Thou, from whose unseen presence the leaves dead
Are driven, like ghosts from an enchanter fleeing,
Yellow, and black, and pale, and hectic red,
Pestilence-stricken multitudes: O thou,
Who chariotest to their dark wintry bed
The winged seeds, where they lie cold and low,
Each like a corpse within its grave, until
Thine azure sister of the Spring shall blow
Her clarion o'er the dreaming earth, and fill
(Driving sweet buds like flocks to feed in air)
With living hues and odours plain and hill:
Wild Spirit, which art moving everywhere;
Destroyer and preserver; hear, oh hear!
II
Thou on whose stream, mid the steep sky's commotion,
Loose clouds like earth's decaying leaves are shed,
Shook from the tangled boughs of Heaven and Ocean,
Angels of rain and lightning: there are spread
On the blue surface of thine aëry surge,
Like the bright hair uplifted from the head
Of some fierce Maenad, even from the dim verge
Of the horizon to the zenith's height,
The locks of the approaching storm. Thou dirge
Of the dying year, to which this closing night
Will be the dome of a vast sepulchre,
Vaulted with all thy congregated might
Of vapours, from whose solid atmosphere
Black rain, and fire, and hail will burst: oh hear!
III
Thou who didst waken from his summer dreams
The blue Mediterranean, where he lay,
Lull'd by the coil of his cryst lline streams,
Beside a pumice isle in Baiae's bay,
And saw in sleep old palaces and towers
Quivering within the wave's intenser day,
All overgrown with azure moss and flowers
So sweet, the sense faints picturing them! Thou
For whose path the Atlantic's level powers
Cleave themselves into chasms, while far below
The sea-blooms and the oozy woods which wear
The sapless foliage of the ocean, know
Thy voice, and suddenly grow gray with fear,
And tremble and despoil themselves: oh hear!
IV
If I were a dead leaf thou mightest bear;
If I were a swift cloud to fly with thee;
A wave to pant beneath thy power, and share
The impulse of thy strength, only less free
Than thou, O uncontrollable! If even
I were as in my boyhood, and could be
The comrade of thy wanderings over Heaven,
As then, when to outstrip thy skiey speed
Scarce seem'd a vision; I would ne'er have striven
As thus with thee in prayer in my sore need.
Oh, lift me as a wave, a leaf, a cloud!
I fall upon the thorns of life! I bleed!
A heavy weight of hours has chain'd and bow'd
One too like thee: tameless, and swift, and proud.
V
Make me thy lyre, even as the forest is:
What if my leaves are falling like its own!
The tumult of thy mighty harmonies
Will take from both a deep, autumnal tone,
Sweet though in sadness. Be thou, Spirit fierce,
My spirit! Be thou me, impetuous one!
Drive my dead thoughts over the universe
Like wither'd leaves to quicken a new birth!
And, by the incantation of this verse,
Scatter, as from an unextinguish'd hearth
Ashes and sparks, my words among mankind!
Be through my lips to unawaken'd earth
The trumpet of a prophecy! O Wind,
If Winter comes, can Spring be far behind?