Взять принципиального отщепенца, отдаленно смахивающего на Серпико. Ввергнуть его в мучения от перенесенной психологической травмы, почти как Риггза из «Смертельного оружия». Создать семейное положение чуть ли не «Крамера против Крамера». Свести его в пару с иностранцем (американцем), только вместо шуточек из «Часа пик», многозначительное, грустное молчание и отрывистые реплики: от неприязни до сочувствия. Наконец, замутить сюжет по «Семь» Финчера, наделив его характерным азиатским натурализмом: «Это жир, который изолирует наш кишечник. Преступник разрезал живот Лоренцо, вынул кишки, промыл их водой и положил на место. Потом зашил». И в итоге бессовестно не справиться с этим обилием многообещающих заимствований, которые, если с ними не справиться, мгновенно загустевают в удручающие штампы.
Зато режиссер с азиатской скрупулезностью придает значение даже второстепенным деталям. Например, на совещании суеверные гонконгские копы, под скептическим взглядом американского коллеги, делятся буддийскими оберегами (красными мешочками).
Главный герой и американец едут в машине. Пока общаются, камера напоминает о мешочке - он болтается на зеркале. Американский коп выдает нечто такое, что заставляет главного героя уйти в воспоминания. Как это часто бывает, он забывает о дороге и, вынырнув из внутреннего моря, лишь чудом успевает ударить по тормозам: машина, груженная снопом длинной арматуры. Стальные концы лишь чудом не сносят головы героям. От резкого торможения мешочек падает. Камера точно фиксирует его на полу. Люблю, когда в истории нет забытых, ушедших в никуда деталей. Многие сцены в «Двойном видении» проработаны таким, очаровывающим меня, образом. Ради них старался смотреть. Главного же, чего требовал этот жанровый фильм - напряженной атмосферы триллера, неослабевающего ощущения страха, загадки - этого не нашел.