Миллионер из хрущёб (рассказ В. Лорченкова)
МИЛЛИОНЕР ИЗ ХРУЩЁБ
Бабушка Стелуца сердито гремела горшками у печи. Она говорила.
− Молдаванка София Ротару стала самым главным мафиози полуострова Крым! - сказала бабушка Стелуца.
− Надежда Чепрага стала... - сказала бабушка Стелуца.
− Впрочем, неважно, - сказала бабушка Стелуца.
− Телеведущая Вербицкая познакомилась в Кишиневе со своим вторым мужем! - сказала бабушка Стелуца.
− Паренек из Кишинева по фамилии Олешка стал известным шутом на российском телевидении! - сказала бабушка Стелуца.
− Девчонка из Кишиневе Наташка Морарь вышла замуж за известного актера театра Куклачева, - сказала бабушка Стелуца.
− У него даже фамилия особенная, Котоёбкин, - сказала она.
− Вот так, - сказала бабушка.
− Была какая-то хрен-поймешь-морарь и молдаванка, а стала Сама Котоёбкина и Россиянка! - сказала бабушка.
− А Лоринков? - сказала она.
− Парнишка из Кишинева начал записывать своим пьяные галлюцинации и стал всемирно известным писателем, - сказала она.
− И похмеляется теперь не у ларька, а на лучших фуршетах, в лучших домах Европы, - сказала она.
− Эвон, когда Гонкуровскую премию ему вручали, блевал прямо на Елисейские поля, и саму Карлу Бруни за жопу схватил! - сказала она.
− Это видано, чтобы просто молдавский парнишка получил в глаз от самого президента Франции?! - сказала бабушка Стелуца.
− Нет, в левый глаз, а синяк справа это банальность, это от жены, - сказала бабушка Стелуца задумчиво.
− Певица Инфинити, которая поет «когда я уйду ты станешь ветром», уроженка Молдавии! - сказала бабушка Стелуца сердито.
− Один из солистов группы «Дискотека Авария» молдаванин! - сказала бабушка Стелуца.
− Ну, который самый тупой, - сказала бабушка Стелуца.
− Молдаванин Руслан Проскуров полтора года матюгался на центральном канале русского ТВ! - сказала бабушка Стелуца.
− Известный культуртрегер Марат Гельман, который целует милиционеров в задницу взасос и фотографирует это в знак эстетического протеста, тоже родом из Кишинева,- сказала бабушка Стелуца.
− Алкоголик и телеведущий Николаев когда-то спивался в Кишиневе! - воскликнула она.
− Уроженец Молдавии Раду Тиру сменил паспорт на Диего эль Матадор и стал самым великим матадором мира и кумиром Испании! - сказала бабушка Стелуца.
− Натали Портмен зачали всего три года спустя после переезда из Кишинева! - сказала бабушка Стелуца.
− Сам Пушкин в Молдавии пил вино, ел вишни и дрючил местных баб до одури, - сказала старая Стелуца.
− Да что там Пушкин и прочая чушь, - сказала бабушка Стелуца.
− Говорят, даже Путин имеет молдавские корни! - сказала бабушка Стелуца.
− Просто ему неудобно, и он стесняется, - сказала бабушка Стелуца.
− Весь мир произошел от молдаван, - сказала бабушка Стелуца.
− А ты, говно? - сказала бабушка Стелуца.
И с грохотом поставила на стол чугунок с мамалыгой.
Петря с грустью оглянулся. Бежать было некуда, так что он сел к столу и стал кушать мамалыгу, перекатывая самые горячие куски во рту бережно, словно девчонка на трассе - хозяйство клиента. С виду и дом Петри, где неистовствовала бабушка Стелуца, и сама деревня, где был дом, представляли собой идиллию а-ля натюрель. Но Петря знал, что это обманчивое впечатление...
Молдавская деревня давно уже ничего не выращивала и не производила.
Ароматная рассыпчатая крупа была куплена в итальянском супермаркете под Кишиневом. Сделана - в Румынии. Чугунок привезли со стройки в России односельчане. Сок и сахар в сельпо были украинские, хлеб - турецкий, мясо - румынское, водка, мыло и спички - русские, виноград - чилийский, помидоры и огурцы с зеленью - греческие, сыр - болгарские, телевизор в доме - корейский, ковер - словацкий..
Молдаване производили только рабов и проституток.
На что ему сейчас ненавязчиво намекала бабушка Стелуца, которая в проститутки не подходила по возрасту, а в рабы - по физическим показателям, с грустью подумал Петря. Сам Петря не подходил для проституции по половым показателям, а в рабы не хотел идти из принципа.
Петря глотнул особенно большой кусок мамалыги и грустно поглядел на бабку Стелуцу.
Та ответила безжалостным взглядом молдаванки, постаревшей в ожидании визы в ЕС...
ХХХ
Петря Есинеску был молодым прогрессивным молдавским драматургом.
Как и все молодые драматурги Молдавии, он не желал работать, и жил в селе за счет сестры, честно торговавшей собой в Стамбуле. Еще Петря писал пьесы, которые не ставили в театрах Кишинева.
Пьесы Петри, как и любого другого молдавского драматурга, делились на две категории, и злоязыкий Лоринков утверждал, что это от общей убогости современной бессарабской мысли, да и вообще тупости и бездарности земляков.
Петря не был склонен разделять эту точку зрения.
− Просто ничего больше в голову не приходит! - говорил он виновато.
Итак, два вида пьес...
Первый - про Ленина. В них статуя Ленина оживала, толкала речь с броневика, пугала крестьян молдавского села возвратом коммунизма, а потом таяла в тумане. После этого крестьяне плакали, пили вино, бросали шапки в воздух, пялились в задницу, и бежали к границе с Румынией, чтобы поскорее пересечь ее и спрятаться даже от памятника Ленину...
… и вся драматургическая общественность Кишинева очень обиделась, когда Лоринков приписал к такой пьесе концовку, в которой румынские пограничники отбирают у крестьян бранзулетки...
Вторая - про Европу. В них крестьяне молдавского села ужасно хотят в Европу, а их туда не пускают, но не потому, что крестьяне дурно пахнут, а потому, что в них сильны еще пережитки коммунизма. Тогда крестьяне собираются в селе, сгибают железный памятник Ленину и сношают его по очереди в задницу, снимают это на мобилу, и выкладывают в ролик на ютуб. После этого ролик показывает в своей программе по сельскому ТВ сама Котоёбкина, и уже ее затем цитируют в Румынии. Всё село получает визы. Железный Ленин, - прихрамывая, и потирая и почесывая ягодицы, - растворяется в тумане...
… и вся драматургическая общественность Кишинева очень обиделась, когда Лоринков приписал к этой пьесе концовку, где крестьяне не проходят румынский карантин, так как железный Ильич заразил их трипером...
Петря подумал о Лоринкове и вздохнул. Хорошо бы и мне, - подумал он про себя с легким акцентом, - покорить русский рынок. Какой-нибудь пьесой, подумал он. Придется придумать что-то, кроме Ленина, подумал он. А то, говорят, русским на Ленина по херу, подумал он. По крайней мере, русский Лоринков так говорит и гадко смеется. А бабушка Стелуца все пилила, да пилила...
− Неужели ты не понимаешь, что мы, молдаване... - сказала она.
− … просто-напросто новые викинги, - говорила она.
− Разбегаемся по всему миру, чтобы награбить добра, и свозим его домой, - сказала она.
− Мы - норманны!
− Сама вы бабушка, марамойка! - сказал Петря.
− Норманны, кретин! - сказала бабушка, преподававшая историю еще в те времена, когда молдаване на закрыли свои средние школы.
− Норманны значило «люди моря», - сказала она.
− Древнее румынское племя, они жили как ветер, - сказала бабушка.
− Сегодня здесь, завтра там, - сказала она.
− Мы должны быть как они, как наши предки, - сказала она.
− Норманнские предки, люди моря, - сказала она.
− Они плясали у костров, имели полигамию, - сказала она мечтательно.
− Сейчас тут, через минуту - опа, уже здесь, - сказала она.
− Бабушка! - сказал Петря.
Бабка, хихикая, вынула из печи горшочек с чипсами, и подала на стол, с пылу, с жару.
Петря, давясь и обжигаясь, кушал...
ХХХ
В Москве Петря, выйдя из поезда, и щурясь, расплатился на вокзале с проводниками, носильщиками, милиционерами и рэкетирами. Вдохнул воздух поглубже, закашлялся от бензола, улыбнулся солнцу, отчаянно прорывавшемуся сквозь смог, и пошел по Москве, словно юный Никита Михалков в одноименном фильме «Юный Никита Михалков в фильме про Москву».
Петря даже улыбался так же гадко...
… по схеме, нарисованной добродушным, в общем, Лоринковым, Петря добрел куда надо. У театра Маяковского Петря, дождавшись огромного золотого кадиллака, бросился под открытую дверь, и как раз успел. Толстячок с добродушным лицом кота Матроскина наступил аккурат не в лужу, а на спину Петри.
− Однако-с, - ласково сказал старичок и потрепал Петрю по щеке.
− Что за чмо? - сказал он мягко.
− Батюшка. Табаков. Олег. Никодимыч! - волнуясь, проговорил Петря.
− Драматург я, из Кишинева, пьесу написал, изволь видеть, - сказал он.
− Ну-ну, - сказал Табаков задумчиво.
Мужчина замолчали. Наконец, Табаков сошел с Петри на асфальт, и небрежно взял листы рукописи.
− Пьеса про Ле-ни-на, - сказал Табаков.
− Ну, миленький, ну это же никуда не годится, - сказал Табаков.
− По фигу тут всем на Ленина, - сказал он.
− Помилуйте-с, - сказал он.
− Батюшка, - сказал Петря.
− Изволь хоть глянуть! - сказал он.
− Ну хорошо, - промурлыкал толстячок.
Подождал, пока Петря встанет на корточки, сел на спину. Стал читать. Петря ждал, затаив дыхание. Во-первых, «Матроскин» был очень крупным мужчиной, и Петря боялся его уронить. Во-вторых, вся жизнь Петри была поставлена на карту. Сценарий для него написал Лоринков за сто килограммов румынской крупы и полторы тонны вина. Лоринков был выбран в авторы за знание местного рынка.
«Матроскин» читал:
«...спектакль называется «Цыган»... цыган Годо... цыганка Цара... пялятся... вокруг индюки... танцуют молдавский танец хора... восемнадцатый миллениум... персонаж Смерть... по пятам идет кобыла Буцка... падают лепестки роз... тоже пялятся... вокруг индюки, цыгане... почему-то Бог...»
Вдруг в спине у Петри потеплело. Странно, подумал он. Странно, что не в груди, подумал он.
− Газы, - виновато сказал «Матроскин».
− Читаю дальше, - сказал он.
Стал бормотать:
«... семья цыган в некоем подобии летаргического сна.. Бог тоже... воспаленная матка... океанариум открыт... это полный пиздец! … нарвал ведь тоже кит... дует сверху в ухо Индюка... а тот ведь не Петух!.. гадалкам и экстрасенсам... Дух Кибитки... Гожо, Зара и Буца... напоминаю, все пялятся... едет с Индюком и Духом Повозки спасать Семью... тревел-трип... с грибами тоже нехило... побеждает многоголовых гидр... в рот... восемнадцать по цельсию очень даже... Несмеяну можно... всех можно... скетчем а-ля Камеди клаб... освободил семью... смысл фильма: обретение семьи и возможность снова варить наркотики... если бы кабы да кабы, вырос бы на болте шанкр...»
− Цыган Гожо идёт в жо... - читал Матроскин.
Петря беспокоился. Да, сценарий написал Лоринков, потому что он знал специфику российского рынка. Но, правда, беспокойно подумал Петря, Лоринков почему-то гадко смеялся, когда отдавал сценарий. Впрочем, Лоринков всегда смеется гадко.
− Ну, недурно, недурно, - мягко сказал «Матроскин» и продолжил чтение.
«...ключевая сцена... кот пялит коня Буца... а потом наоборот... кота назовем постмодернистски, с тройным смыслом... затронуть культурные пласты... к примеру... Матроскин?! а почему бы и не...»
− Ах ты чмолота! - сказал «Матроскин».
− Ах ты тварь! - сказал «Матроскин» и зарычал, ощетинившись остатками волос.
− Не будь ты какой-то Петря, я бы решил, что это сам Лоринков издевается, - сказал он.
− Чмошники кишиневские, - сказал он.
Встал, покряхтев, пнул сафьяновым сапожком Петрю в лицо. Велел помощникам:
− Горячих ему, челядь!
− Да поболее, - велел он.
Бедолагу Петрю, - под ленивыми взглядами охранников входа на Лубянку, - стали избивать сначала руками, потом ногами. Отобрали остатки денег, сняли роскошный костюм «Ионел». Наконец, охранник с Лубянки не выдержал и подбежал к месту избиения.
− Ах ты сука! - крикнул он.
− «Матроскина» обидел! - крикнул он, пиная Петрю.
− Антон Семеныч Табакова! - крикнул он.
− За наше детство за Шарика за дедю Федора! - крикнул он, избивая Петрю.
Потом расстегнулся...
Что было после, Петря старался не вспоминать больше никогда...
В кровавом бреду, уползая после экзекуции к метро, он будто видел перед собой железного Ленина, потирающего ягодицы...
ХХХ
… Петря поселился под мостом у Москва-реки и стал жить-поживать, да мусор собирать. Сначала он пытался класть плитку, потом, говоря красиво, ограничился земляными работами. Копателем стал Петя, проще говоря. Копал он ямы для заборов, и сломал себе на этом деле левую руку. Та не срослась, так что Петря смешно болтал конечностью, и его пускали в электрички, просить милостыньку. Хижину Петря сколотил из досок и банок, и обстановка у него внутри была вполне аутентичная. Например, в углу стояла стиральная машинка «Мугурел», 1967 года. Ее Петря купил у какой-то странной женщины с деревянным лицом. Позвонив ей по объявлению о продаже машинки, Петря сказал, что готов заплатить 3 тысячи рублей за машинку.
− Ну тогда записывай адрес, барсук, - почему-то сказала она.
… Петря зашел в панельную девятиэтажку, поднялся на третий этаж, и вошел в квартиру. Пахло ссаными тряпками, зато стены были обклеены обложками модных журналов. Хозяйка, молодая еще женщина лет сорока восьми, стояла в углу. На ней была сорочка в крупную горошину, и лицо у нее было каким-то одеревеневшим...
− А что у вас с лицом? - сказал Петря, уплатив деньги.
− Ерунда, барсучок, - сказала женщина.
− Вот что значат инъекции парафина в домашних условиях, - сказала она.
− Не пытайся повторить мой опыт, барсучок, - сказала она.
− Это я тебе как светский гламурный обозреватель говорю, - сказала она.
− Барсучок, - сказала она.
− Я молдаванин, - сказал, обидевшись, Петря.
− Тем хуже для тебя, барсучок, - сказала женщина и глянула на Петрю оценивающе.
− Значит, тебя тут никто не знает, барсучок? - сказала она.
− Никак нет, - сказал почему-то Петря.
И ведь вру, думал он, глядя, как женщина расстегивает его негнущимися пальцами. В пальцы, небось, клей «Момент» колола, думал он, глядя на макушку женщины. Есть ведь у меня знакомые в Москве, подумал он. Например, Антон Палыч Табаков, подумал он. Ах, Лоринков, ах, сука, с его вечными дебильными шуточками, вернусь, убью, подумал он. Как, однако засас... подумал он.
− И не думай о себе лишнего, барсучок, - сказала женщина после всего.
− Никакой любви, никакого замужества, никаких детей, - сказала она.
− Я чайлдфри, - сказала она.
− Я просто онемевшие участки лица разрабатываю, - сказала она, кутаясь в халат.
− Как тебя зовут? - спросил он напоследок.
− Неважно, барсучок, - сказала она.
− Ну хорошо, - сказала она, увидев, что Петря искренен.
− Зови меня к примеру... - сказала она.
− Бекки Шрямп, - сказала она.
− Так романтично, - сказала она.
− Бекки Шрямп, - сказал Петря торжественно.
− Я хочу сделать тебе подарок, - сказал он.
Снял с плеч роскошную шкуру кошки, которую задавил его пес в плавнях Москва-реки, и вручил оторопевшей от щедрости мужчины Бекки. Пес Петри, огромный дог, выброшенный хозяевами за то, что ослеп, отлично реагировал на звук и запах, и ненавидел кошек. Он отлавливал кошек, давил, и приносил трупики хозяину. Мясо Петря варил, а в шкурки одевался... Эта шкурка принадлежала когда-то породистому британскому коту, который имел неосторожность высунуть мордочку из окна «шевроле», в котором перевозили несчастное животное. Шкурка переливалась... Бекки встала на колени, словно пред иконой.
− Да это же.. - шептала она.
− Да я ведь за горноста....
− Миленький ты мой, да я за те... - сказала она.
− М-м-м-м, - сказала она.
− Хлюп-чмок, - сказала она.
Петря, прислонившись к стене, блаженствовал...
ХХХ
…проводив Бекки, которая зачастила - ишь, продажная пресса, - Петря застегнул ширинку, и лениво потянулся.
Хижина его выглядела как преуспевающий пентхаус. Стены драматург тоже обклеил обложками модных журналов, на пол постелил циновки с яркими рисунками, - их выбросили после закрытия Черкизона, - в углу гудела стиральная машинка, а еще гудел холодильник «Днепр»... В углу висели на вешалках два костюма. Цвет пиджаков и брюк не совпадал, но какая в сущности разница, это же эклектика, вспомнил Петря объяснения Бекки. Ах, Бекки... Знакомство с ней стало его удачным лотерейным билетом. Женщина с деревянным лицом стала брать у Петри не только в рот, но и шкурки котов оптом, и поставлять их в высший свет Москвы в розницу.
… Ксения Собчак, Клара Цейтлина, Даша Жукова, Наоми Кемпбелл, Сергей Зверев, Настя Волочкова...
Все они разгуливали в шкурках от Петри!
Само собой, Бекки гнала их как шкуры редких соболей, горностаев, диковинных леопардов... Чем реже встречался зверь, шкуру которого поставляла Бекки, тем больше и охотнее платили девушки.
Денег становилось все больше. Петря купил мопед, открыл счет в банке, а в хижине жил исключительно ради маскировки. Хотя в некоторых предметах роскоши отказать себе не смог. Например, розовый фаллоимитатор и книжная полка. Петря приподнялся на локте и с гордостью посмотрел на корешки книг. Лучшая литература России была собрана в его личной библиотеке!
... «Духлесс» Сереги Минаева, тоже поднявшегося на торговле, как и Петря; «Книга о вкусной и здоровой пище» коллектива авторов; «Паразитология» от РАН; «Пьесы 100 молодых драматургов Восточной Европы», написанные 100 молодыми драматургами Восточной Европы; «Справочник проституток Москвы» от УБОПА города Москвы МВД РФ; «ЖиДы» кого-то жида, фамилию которого Петря не запомнил; «Люди на голяке» Авадраста... Адвараcта... в общем, какого-то адвараста; острый социальный роман «Елдаковы» писателя Сечина; а еще порнороман Лоринкова «Я знаю слово Галатея или давай попялимся»...
Единственной зачитанной до дыр книгой был порнороман Лоринкова. Талантлив, подонок, подумал с невольным уважением Петря.
И уже собрался было почитать книгу в сто первый раз, как вдруг послышался всплеск. Кот упал с моста, подумал Петря. Будет шкурка, подумал Петря. Отдыхать поеду в Хургаду, подумал он. Но пес, почему-то, не нес кота, так что Петря глянул из хижины, и увидел, как под мостом барахтается девушка. Поставщик мехов в высший свет Москвы моментально сиганул в холодную воду, и вытащил красотку на берег. Увидев лицо, только ахнул.
− Иляна, ты! - сказал.
− Петря! - сказала Иляна.
− Иляна.. - сказал Петря.
− Петря.. - сказала Иляна.
− Иля-а-а-а, - сказал Петря.
− Петр-м-м-м-м, - сказала Иляна.
− М-м-м, - сказала Иляна.
Сверху на них навалился изголодавшийся по ласке дог, но ребятам было не до того. Они барахтались, оба в мокрых майках, и ласкали друг друга. Ведь односельчанка Иляна была любовью Петри, просто он всегда боялся ей в этом признаться...
… отдышавшись, она рассказала Петре свою грустную историю. Девушка приехала поступать в МГИМОПРОНАКРОПАВСАВЕПРОРОРРОТООРЗИМ-о, и провалила экзамены. Домой возвращаться не хотелось, в проститутки не взяли, - прибыла особо крупная партия из Кишинева, - так что решила утопиться...
− И тут ты, - с любовью погладила она волосатую лапу Петри.
− То есть, ты, - исправила она ошибку, сняв руку с лапы дога и положив ее на руку Петри.
− Милая, - сказал Петря, волнуясь.
− Давай поженимся, - сказал он.
− Ах ты шалун, - сказала Иляна игриво и выжала майку.
− Это цитата, - сказала она, выпускница гуманитарного класса.
− Апдайк, давай поженимся, - сказала она.
− Это цитата цитаты цитаты, - сказал Петря.
− Мне можно, я же постмодернист, - сказал он.
− Пост-постмодернист, - сказал он.
− Ха-ха, - сказала Иляна.
Ребята вновь набросились друг на друга, и жадно любились в грязи под мостом, невзирая на дождь, усталость, гудки проезжающих мимо машин, наряды милиции, приход Бекки, рычание голодного пса, свист ветра...
ХХХ
Прикурив сигару от горящей банкноты в 100 долларов,, Петря выбрался из-под моста.
За рекой горели огни небоскреба с надписью «Молдавиэн Мех Импайер». Это было здание Петри и Иляны, которые жили в хижине маскировки ради. Петря уселся в лимузин и велел трогаться. Пока машина лавировала в московских пробках - Петрю, как представителя крупного бизнеса, вызвали в Кремль на встречу с президентом Медведевым и премьером Путиным, или наоборот, какая разница, - драматург вспоминал путь к успеху.
… как пришли в голову мысли о необходимости перехода с нерегулярного промысла кошки на поточный метод их производства.
… как поняли, что это значило отказ от охоты на кошек и разведение их в промышленных масштабах.
… как начать решили с театра Куклачева, и как увели всех кошек этого старого клоуна с бабским гримом.
… как наняли молодых ученых-биологов для искусственного осеменения кошек-воспроизводительниц и промышленного производства кошек.
… как построили одну ферму кошек, другую, а потом завод, а потом колхоз, и как в долю вошла Батурина...
… как сыграли свадьбу Иляны и Петри и пригласили Наоми Кемпбелл тамадой, и дали ей за это пять шкурок персидской кошки-альбиноса, и как написала об этом Бекки Шрямп в своем светском обзоре («Белый тигр на черной пантере», вспомнил заголовок Петря).
… как пели и плясали приглашенные «звезды» Сердючка и Дженифер Лопес.
… как удивились все, когда оказалось, что у Сердючки жопа больше, чем у Лопес.
… как вызвали из Кишинева Лоринкова, и как мертвецки пьяный, он сначала не мог поверить, а потом поверил и всё плакал, да благодарил за оказанную ему честь...
… а честь, оказанная писателю была велика: семья миллионеров Есинеску наняла писателя Лоринкова писать именные приглашения на свои свинг-вечеринки...
… как Бекки Шрямп наняли ухаживать за догом, потому что она обожала животных...
… как поставили в театре «Матроскина» пьесу Петри про Ленина, причем вождя играл сам «Матроскин»...
… ветер свистел в окно. Миллиардер Петря выбросил половину сигары и с жалостью увидел, как дерутся за нее у лимузина модные мужчины в розовых рубахах и бабских сапожках. Москвичи, подумал он. Кровососы, подумал он. Хотя, собственно, почему я повторяюсь, подумал он. Лимузин притормозил у Кремля. Ворота медленно открылись. Часовые вскинули карабины и отдали честь. Петря улыбнулся, и помахал им рукой. Прикрыл окно, кутаясь в меха.
Вечерело, и от Москва-реки на город веяло холодом.
КОНЕЦ
Бабушка Стелуца сердито гремела горшками у печи. Она говорила.
− Молдаванка София Ротару стала самым главным мафиози полуострова Крым! - сказала бабушка Стелуца.
− Надежда Чепрага стала... - сказала бабушка Стелуца.
− Впрочем, неважно, - сказала бабушка Стелуца.
− Телеведущая Вербицкая познакомилась в Кишиневе со своим вторым мужем! - сказала бабушка Стелуца.
− Паренек из Кишинева по фамилии Олешка стал известным шутом на российском телевидении! - сказала бабушка Стелуца.
− Девчонка из Кишиневе Наташка Морарь вышла замуж за известного актера театра Куклачева, - сказала бабушка Стелуца.
− У него даже фамилия особенная, Котоёбкин, - сказала она.
− Вот так, - сказала бабушка.
− Была какая-то хрен-поймешь-морарь и молдаванка, а стала Сама Котоёбкина и Россиянка! - сказала бабушка.
− А Лоринков? - сказала она.
− Парнишка из Кишинева начал записывать своим пьяные галлюцинации и стал всемирно известным писателем, - сказала она.
− И похмеляется теперь не у ларька, а на лучших фуршетах, в лучших домах Европы, - сказала она.
− Эвон, когда Гонкуровскую премию ему вручали, блевал прямо на Елисейские поля, и саму Карлу Бруни за жопу схватил! - сказала она.
− Это видано, чтобы просто молдавский парнишка получил в глаз от самого президента Франции?! - сказала бабушка Стелуца.
− Нет, в левый глаз, а синяк справа это банальность, это от жены, - сказала бабушка Стелуца задумчиво.
− Певица Инфинити, которая поет «когда я уйду ты станешь ветром», уроженка Молдавии! - сказала бабушка Стелуца сердито.
− Один из солистов группы «Дискотека Авария» молдаванин! - сказала бабушка Стелуца.
− Ну, который самый тупой, - сказала бабушка Стелуца.
− Молдаванин Руслан Проскуров полтора года матюгался на центральном канале русского ТВ! - сказала бабушка Стелуца.
− Известный культуртрегер Марат Гельман, который целует милиционеров в задницу взасос и фотографирует это в знак эстетического протеста, тоже родом из Кишинева,- сказала бабушка Стелуца.
− Алкоголик и телеведущий Николаев когда-то спивался в Кишиневе! - воскликнула она.
− Уроженец Молдавии Раду Тиру сменил паспорт на Диего эль Матадор и стал самым великим матадором мира и кумиром Испании! - сказала бабушка Стелуца.
− Натали Портмен зачали всего три года спустя после переезда из Кишинева! - сказала бабушка Стелуца.
− Сам Пушкин в Молдавии пил вино, ел вишни и дрючил местных баб до одури, - сказала старая Стелуца.
− Да что там Пушкин и прочая чушь, - сказала бабушка Стелуца.
− Говорят, даже Путин имеет молдавские корни! - сказала бабушка Стелуца.
− Просто ему неудобно, и он стесняется, - сказала бабушка Стелуца.
− Весь мир произошел от молдаван, - сказала бабушка Стелуца.
− А ты, говно? - сказала бабушка Стелуца.
И с грохотом поставила на стол чугунок с мамалыгой.
Петря с грустью оглянулся. Бежать было некуда, так что он сел к столу и стал кушать мамалыгу, перекатывая самые горячие куски во рту бережно, словно девчонка на трассе - хозяйство клиента. С виду и дом Петри, где неистовствовала бабушка Стелуца, и сама деревня, где был дом, представляли собой идиллию а-ля натюрель. Но Петря знал, что это обманчивое впечатление...
Молдавская деревня давно уже ничего не выращивала и не производила.
Ароматная рассыпчатая крупа была куплена в итальянском супермаркете под Кишиневом. Сделана - в Румынии. Чугунок привезли со стройки в России односельчане. Сок и сахар в сельпо были украинские, хлеб - турецкий, мясо - румынское, водка, мыло и спички - русские, виноград - чилийский, помидоры и огурцы с зеленью - греческие, сыр - болгарские, телевизор в доме - корейский, ковер - словацкий..
Молдаване производили только рабов и проституток.
На что ему сейчас ненавязчиво намекала бабушка Стелуца, которая в проститутки не подходила по возрасту, а в рабы - по физическим показателям, с грустью подумал Петря. Сам Петря не подходил для проституции по половым показателям, а в рабы не хотел идти из принципа.
Петря глотнул особенно большой кусок мамалыги и грустно поглядел на бабку Стелуцу.
Та ответила безжалостным взглядом молдаванки, постаревшей в ожидании визы в ЕС...
ХХХ
Петря Есинеску был молодым прогрессивным молдавским драматургом.
Как и все молодые драматурги Молдавии, он не желал работать, и жил в селе за счет сестры, честно торговавшей собой в Стамбуле. Еще Петря писал пьесы, которые не ставили в театрах Кишинева.
Пьесы Петри, как и любого другого молдавского драматурга, делились на две категории, и злоязыкий Лоринков утверждал, что это от общей убогости современной бессарабской мысли, да и вообще тупости и бездарности земляков.
Петря не был склонен разделять эту точку зрения.
− Просто ничего больше в голову не приходит! - говорил он виновато.
Итак, два вида пьес...
Первый - про Ленина. В них статуя Ленина оживала, толкала речь с броневика, пугала крестьян молдавского села возвратом коммунизма, а потом таяла в тумане. После этого крестьяне плакали, пили вино, бросали шапки в воздух, пялились в задницу, и бежали к границе с Румынией, чтобы поскорее пересечь ее и спрятаться даже от памятника Ленину...
… и вся драматургическая общественность Кишинева очень обиделась, когда Лоринков приписал к такой пьесе концовку, в которой румынские пограничники отбирают у крестьян бранзулетки...
Вторая - про Европу. В них крестьяне молдавского села ужасно хотят в Европу, а их туда не пускают, но не потому, что крестьяне дурно пахнут, а потому, что в них сильны еще пережитки коммунизма. Тогда крестьяне собираются в селе, сгибают железный памятник Ленину и сношают его по очереди в задницу, снимают это на мобилу, и выкладывают в ролик на ютуб. После этого ролик показывает в своей программе по сельскому ТВ сама Котоёбкина, и уже ее затем цитируют в Румынии. Всё село получает визы. Железный Ленин, - прихрамывая, и потирая и почесывая ягодицы, - растворяется в тумане...
… и вся драматургическая общественность Кишинева очень обиделась, когда Лоринков приписал к этой пьесе концовку, где крестьяне не проходят румынский карантин, так как железный Ильич заразил их трипером...
Петря подумал о Лоринкове и вздохнул. Хорошо бы и мне, - подумал он про себя с легким акцентом, - покорить русский рынок. Какой-нибудь пьесой, подумал он. Придется придумать что-то, кроме Ленина, подумал он. А то, говорят, русским на Ленина по херу, подумал он. По крайней мере, русский Лоринков так говорит и гадко смеется. А бабушка Стелуца все пилила, да пилила...
− Неужели ты не понимаешь, что мы, молдаване... - сказала она.
− … просто-напросто новые викинги, - говорила она.
− Разбегаемся по всему миру, чтобы награбить добра, и свозим его домой, - сказала она.
− Мы - норманны!
− Сама вы бабушка, марамойка! - сказал Петря.
− Норманны, кретин! - сказала бабушка, преподававшая историю еще в те времена, когда молдаване на закрыли свои средние школы.
− Норманны значило «люди моря», - сказала она.
− Древнее румынское племя, они жили как ветер, - сказала бабушка.
− Сегодня здесь, завтра там, - сказала она.
− Мы должны быть как они, как наши предки, - сказала она.
− Норманнские предки, люди моря, - сказала она.
− Они плясали у костров, имели полигамию, - сказала она мечтательно.
− Сейчас тут, через минуту - опа, уже здесь, - сказала она.
− Бабушка! - сказал Петря.
Бабка, хихикая, вынула из печи горшочек с чипсами, и подала на стол, с пылу, с жару.
Петря, давясь и обжигаясь, кушал...
ХХХ
В Москве Петря, выйдя из поезда, и щурясь, расплатился на вокзале с проводниками, носильщиками, милиционерами и рэкетирами. Вдохнул воздух поглубже, закашлялся от бензола, улыбнулся солнцу, отчаянно прорывавшемуся сквозь смог, и пошел по Москве, словно юный Никита Михалков в одноименном фильме «Юный Никита Михалков в фильме про Москву».
Петря даже улыбался так же гадко...
… по схеме, нарисованной добродушным, в общем, Лоринковым, Петря добрел куда надо. У театра Маяковского Петря, дождавшись огромного золотого кадиллака, бросился под открытую дверь, и как раз успел. Толстячок с добродушным лицом кота Матроскина наступил аккурат не в лужу, а на спину Петри.
− Однако-с, - ласково сказал старичок и потрепал Петрю по щеке.
− Что за чмо? - сказал он мягко.
− Батюшка. Табаков. Олег. Никодимыч! - волнуясь, проговорил Петря.
− Драматург я, из Кишинева, пьесу написал, изволь видеть, - сказал он.
− Ну-ну, - сказал Табаков задумчиво.
Мужчина замолчали. Наконец, Табаков сошел с Петри на асфальт, и небрежно взял листы рукописи.
− Пьеса про Ле-ни-на, - сказал Табаков.
− Ну, миленький, ну это же никуда не годится, - сказал Табаков.
− По фигу тут всем на Ленина, - сказал он.
− Помилуйте-с, - сказал он.
− Батюшка, - сказал Петря.
− Изволь хоть глянуть! - сказал он.
− Ну хорошо, - промурлыкал толстячок.
Подождал, пока Петря встанет на корточки, сел на спину. Стал читать. Петря ждал, затаив дыхание. Во-первых, «Матроскин» был очень крупным мужчиной, и Петря боялся его уронить. Во-вторых, вся жизнь Петри была поставлена на карту. Сценарий для него написал Лоринков за сто килограммов румынской крупы и полторы тонны вина. Лоринков был выбран в авторы за знание местного рынка.
«Матроскин» читал:
«...спектакль называется «Цыган»... цыган Годо... цыганка Цара... пялятся... вокруг индюки... танцуют молдавский танец хора... восемнадцатый миллениум... персонаж Смерть... по пятам идет кобыла Буцка... падают лепестки роз... тоже пялятся... вокруг индюки, цыгане... почему-то Бог...»
Вдруг в спине у Петри потеплело. Странно, подумал он. Странно, что не в груди, подумал он.
− Газы, - виновато сказал «Матроскин».
− Читаю дальше, - сказал он.
Стал бормотать:
«... семья цыган в некоем подобии летаргического сна.. Бог тоже... воспаленная матка... океанариум открыт... это полный пиздец! … нарвал ведь тоже кит... дует сверху в ухо Индюка... а тот ведь не Петух!.. гадалкам и экстрасенсам... Дух Кибитки... Гожо, Зара и Буца... напоминаю, все пялятся... едет с Индюком и Духом Повозки спасать Семью... тревел-трип... с грибами тоже нехило... побеждает многоголовых гидр... в рот... восемнадцать по цельсию очень даже... Несмеяну можно... всех можно... скетчем а-ля Камеди клаб... освободил семью... смысл фильма: обретение семьи и возможность снова варить наркотики... если бы кабы да кабы, вырос бы на болте шанкр...»
− Цыган Гожо идёт в жо... - читал Матроскин.
Петря беспокоился. Да, сценарий написал Лоринков, потому что он знал специфику российского рынка. Но, правда, беспокойно подумал Петря, Лоринков почему-то гадко смеялся, когда отдавал сценарий. Впрочем, Лоринков всегда смеется гадко.
− Ну, недурно, недурно, - мягко сказал «Матроскин» и продолжил чтение.
«...ключевая сцена... кот пялит коня Буца... а потом наоборот... кота назовем постмодернистски, с тройным смыслом... затронуть культурные пласты... к примеру... Матроскин?! а почему бы и не...»
− Ах ты чмолота! - сказал «Матроскин».
− Ах ты тварь! - сказал «Матроскин» и зарычал, ощетинившись остатками волос.
− Не будь ты какой-то Петря, я бы решил, что это сам Лоринков издевается, - сказал он.
− Чмошники кишиневские, - сказал он.
Встал, покряхтев, пнул сафьяновым сапожком Петрю в лицо. Велел помощникам:
− Горячих ему, челядь!
− Да поболее, - велел он.
Бедолагу Петрю, - под ленивыми взглядами охранников входа на Лубянку, - стали избивать сначала руками, потом ногами. Отобрали остатки денег, сняли роскошный костюм «Ионел». Наконец, охранник с Лубянки не выдержал и подбежал к месту избиения.
− Ах ты сука! - крикнул он.
− «Матроскина» обидел! - крикнул он, пиная Петрю.
− Антон Семеныч Табакова! - крикнул он.
− За наше детство за Шарика за дедю Федора! - крикнул он, избивая Петрю.
Потом расстегнулся...
Что было после, Петря старался не вспоминать больше никогда...
В кровавом бреду, уползая после экзекуции к метро, он будто видел перед собой железного Ленина, потирающего ягодицы...
ХХХ
… Петря поселился под мостом у Москва-реки и стал жить-поживать, да мусор собирать. Сначала он пытался класть плитку, потом, говоря красиво, ограничился земляными работами. Копателем стал Петя, проще говоря. Копал он ямы для заборов, и сломал себе на этом деле левую руку. Та не срослась, так что Петря смешно болтал конечностью, и его пускали в электрички, просить милостыньку. Хижину Петря сколотил из досок и банок, и обстановка у него внутри была вполне аутентичная. Например, в углу стояла стиральная машинка «Мугурел», 1967 года. Ее Петря купил у какой-то странной женщины с деревянным лицом. Позвонив ей по объявлению о продаже машинки, Петря сказал, что готов заплатить 3 тысячи рублей за машинку.
− Ну тогда записывай адрес, барсук, - почему-то сказала она.
… Петря зашел в панельную девятиэтажку, поднялся на третий этаж, и вошел в квартиру. Пахло ссаными тряпками, зато стены были обклеены обложками модных журналов. Хозяйка, молодая еще женщина лет сорока восьми, стояла в углу. На ней была сорочка в крупную горошину, и лицо у нее было каким-то одеревеневшим...
− А что у вас с лицом? - сказал Петря, уплатив деньги.
− Ерунда, барсучок, - сказала женщина.
− Вот что значат инъекции парафина в домашних условиях, - сказала она.
− Не пытайся повторить мой опыт, барсучок, - сказала она.
− Это я тебе как светский гламурный обозреватель говорю, - сказала она.
− Барсучок, - сказала она.
− Я молдаванин, - сказал, обидевшись, Петря.
− Тем хуже для тебя, барсучок, - сказала женщина и глянула на Петрю оценивающе.
− Значит, тебя тут никто не знает, барсучок? - сказала она.
− Никак нет, - сказал почему-то Петря.
И ведь вру, думал он, глядя, как женщина расстегивает его негнущимися пальцами. В пальцы, небось, клей «Момент» колола, думал он, глядя на макушку женщины. Есть ведь у меня знакомые в Москве, подумал он. Например, Антон Палыч Табаков, подумал он. Ах, Лоринков, ах, сука, с его вечными дебильными шуточками, вернусь, убью, подумал он. Как, однако засас... подумал он.
− И не думай о себе лишнего, барсучок, - сказала женщина после всего.
− Никакой любви, никакого замужества, никаких детей, - сказала она.
− Я чайлдфри, - сказала она.
− Я просто онемевшие участки лица разрабатываю, - сказала она, кутаясь в халат.
− Как тебя зовут? - спросил он напоследок.
− Неважно, барсучок, - сказала она.
− Ну хорошо, - сказала она, увидев, что Петря искренен.
− Зови меня к примеру... - сказала она.
− Бекки Шрямп, - сказала она.
− Так романтично, - сказала она.
− Бекки Шрямп, - сказал Петря торжественно.
− Я хочу сделать тебе подарок, - сказал он.
Снял с плеч роскошную шкуру кошки, которую задавил его пес в плавнях Москва-реки, и вручил оторопевшей от щедрости мужчины Бекки. Пес Петри, огромный дог, выброшенный хозяевами за то, что ослеп, отлично реагировал на звук и запах, и ненавидел кошек. Он отлавливал кошек, давил, и приносил трупики хозяину. Мясо Петря варил, а в шкурки одевался... Эта шкурка принадлежала когда-то породистому британскому коту, который имел неосторожность высунуть мордочку из окна «шевроле», в котором перевозили несчастное животное. Шкурка переливалась... Бекки встала на колени, словно пред иконой.
− Да это же.. - шептала она.
− Да я ведь за горноста....
− Миленький ты мой, да я за те... - сказала она.
− М-м-м-м, - сказала она.
− Хлюп-чмок, - сказала она.
Петря, прислонившись к стене, блаженствовал...
ХХХ
…проводив Бекки, которая зачастила - ишь, продажная пресса, - Петря застегнул ширинку, и лениво потянулся.
Хижина его выглядела как преуспевающий пентхаус. Стены драматург тоже обклеил обложками модных журналов, на пол постелил циновки с яркими рисунками, - их выбросили после закрытия Черкизона, - в углу гудела стиральная машинка, а еще гудел холодильник «Днепр»... В углу висели на вешалках два костюма. Цвет пиджаков и брюк не совпадал, но какая в сущности разница, это же эклектика, вспомнил Петря объяснения Бекки. Ах, Бекки... Знакомство с ней стало его удачным лотерейным билетом. Женщина с деревянным лицом стала брать у Петри не только в рот, но и шкурки котов оптом, и поставлять их в высший свет Москвы в розницу.
… Ксения Собчак, Клара Цейтлина, Даша Жукова, Наоми Кемпбелл, Сергей Зверев, Настя Волочкова...
Все они разгуливали в шкурках от Петри!
Само собой, Бекки гнала их как шкуры редких соболей, горностаев, диковинных леопардов... Чем реже встречался зверь, шкуру которого поставляла Бекки, тем больше и охотнее платили девушки.
Денег становилось все больше. Петря купил мопед, открыл счет в банке, а в хижине жил исключительно ради маскировки. Хотя в некоторых предметах роскоши отказать себе не смог. Например, розовый фаллоимитатор и книжная полка. Петря приподнялся на локте и с гордостью посмотрел на корешки книг. Лучшая литература России была собрана в его личной библиотеке!
... «Духлесс» Сереги Минаева, тоже поднявшегося на торговле, как и Петря; «Книга о вкусной и здоровой пище» коллектива авторов; «Паразитология» от РАН; «Пьесы 100 молодых драматургов Восточной Европы», написанные 100 молодыми драматургами Восточной Европы; «Справочник проституток Москвы» от УБОПА города Москвы МВД РФ; «ЖиДы» кого-то жида, фамилию которого Петря не запомнил; «Люди на голяке» Авадраста... Адвараcта... в общем, какого-то адвараста; острый социальный роман «Елдаковы» писателя Сечина; а еще порнороман Лоринкова «Я знаю слово Галатея или давай попялимся»...
Единственной зачитанной до дыр книгой был порнороман Лоринкова. Талантлив, подонок, подумал с невольным уважением Петря.
И уже собрался было почитать книгу в сто первый раз, как вдруг послышался всплеск. Кот упал с моста, подумал Петря. Будет шкурка, подумал Петря. Отдыхать поеду в Хургаду, подумал он. Но пес, почему-то, не нес кота, так что Петря глянул из хижины, и увидел, как под мостом барахтается девушка. Поставщик мехов в высший свет Москвы моментально сиганул в холодную воду, и вытащил красотку на берег. Увидев лицо, только ахнул.
− Иляна, ты! - сказал.
− Петря! - сказала Иляна.
− Иляна.. - сказал Петря.
− Петря.. - сказала Иляна.
− Иля-а-а-а, - сказал Петря.
− Петр-м-м-м-м, - сказала Иляна.
− М-м-м, - сказала Иляна.
Сверху на них навалился изголодавшийся по ласке дог, но ребятам было не до того. Они барахтались, оба в мокрых майках, и ласкали друг друга. Ведь односельчанка Иляна была любовью Петри, просто он всегда боялся ей в этом признаться...
… отдышавшись, она рассказала Петре свою грустную историю. Девушка приехала поступать в МГИМОПРОНАКРОПАВСАВЕПРОРОРРОТООРЗИМ-о, и провалила экзамены. Домой возвращаться не хотелось, в проститутки не взяли, - прибыла особо крупная партия из Кишинева, - так что решила утопиться...
− И тут ты, - с любовью погладила она волосатую лапу Петри.
− То есть, ты, - исправила она ошибку, сняв руку с лапы дога и положив ее на руку Петри.
− Милая, - сказал Петря, волнуясь.
− Давай поженимся, - сказал он.
− Ах ты шалун, - сказала Иляна игриво и выжала майку.
− Это цитата, - сказала она, выпускница гуманитарного класса.
− Апдайк, давай поженимся, - сказала она.
− Это цитата цитаты цитаты, - сказал Петря.
− Мне можно, я же постмодернист, - сказал он.
− Пост-постмодернист, - сказал он.
− Ха-ха, - сказала Иляна.
Ребята вновь набросились друг на друга, и жадно любились в грязи под мостом, невзирая на дождь, усталость, гудки проезжающих мимо машин, наряды милиции, приход Бекки, рычание голодного пса, свист ветра...
ХХХ
Прикурив сигару от горящей банкноты в 100 долларов,, Петря выбрался из-под моста.
За рекой горели огни небоскреба с надписью «Молдавиэн Мех Импайер». Это было здание Петри и Иляны, которые жили в хижине маскировки ради. Петря уселся в лимузин и велел трогаться. Пока машина лавировала в московских пробках - Петрю, как представителя крупного бизнеса, вызвали в Кремль на встречу с президентом Медведевым и премьером Путиным, или наоборот, какая разница, - драматург вспоминал путь к успеху.
… как пришли в голову мысли о необходимости перехода с нерегулярного промысла кошки на поточный метод их производства.
… как поняли, что это значило отказ от охоты на кошек и разведение их в промышленных масштабах.
… как начать решили с театра Куклачева, и как увели всех кошек этого старого клоуна с бабским гримом.
… как наняли молодых ученых-биологов для искусственного осеменения кошек-воспроизводительниц и промышленного производства кошек.
… как построили одну ферму кошек, другую, а потом завод, а потом колхоз, и как в долю вошла Батурина...
… как сыграли свадьбу Иляны и Петри и пригласили Наоми Кемпбелл тамадой, и дали ей за это пять шкурок персидской кошки-альбиноса, и как написала об этом Бекки Шрямп в своем светском обзоре («Белый тигр на черной пантере», вспомнил заголовок Петря).
… как пели и плясали приглашенные «звезды» Сердючка и Дженифер Лопес.
… как удивились все, когда оказалось, что у Сердючки жопа больше, чем у Лопес.
… как вызвали из Кишинева Лоринкова, и как мертвецки пьяный, он сначала не мог поверить, а потом поверил и всё плакал, да благодарил за оказанную ему честь...
… а честь, оказанная писателю была велика: семья миллионеров Есинеску наняла писателя Лоринкова писать именные приглашения на свои свинг-вечеринки...
… как Бекки Шрямп наняли ухаживать за догом, потому что она обожала животных...
… как поставили в театре «Матроскина» пьесу Петри про Ленина, причем вождя играл сам «Матроскин»...
… ветер свистел в окно. Миллиардер Петря выбросил половину сигары и с жалостью увидел, как дерутся за нее у лимузина модные мужчины в розовых рубахах и бабских сапожках. Москвичи, подумал он. Кровососы, подумал он. Хотя, собственно, почему я повторяюсь, подумал он. Лимузин притормозил у Кремля. Ворота медленно открылись. Часовые вскинули карабины и отдали честь. Петря улыбнулся, и помахал им рукой. Прикрыл окно, кутаясь в меха.
Вечерело, и от Москва-реки на город веяло холодом.
КОНЕЦ