(no subject)
Благодаря Тане Гирбасовой, приславшей ссылку, мы посмотрели документальный фильм Елены Якович «Двое. Рассказывает жена Шостаковича». Я включила его с некоторым недоверием - ну, что такого она нам расскажет?
А дальше смотрела, вперившись в компьютерный экран. Время, память, своя собственная и Васькина, и родительская - и связь времён не ниточкой, а толстым корабельным канатом - но только не с нынешним. Скорей уж этот фильм подтверждает постоянно существующее самоощущение - из двадцатого я века со всеми его ужасами и взлётами - моего любимого возрожденческого века. Хоть вот уже четверть 21-го прожита (можно ль в такое поверить ?).
У меня сложные отношения с музыкой Шостаковича. Я знаю, что он великий композитор, не просто признаю, потому что смешно спорить с очевидностью, но и ощущаю. Знаю, что очень мне симпатичный ироничный Шнитке - нет, конечно, не дотягивает, но слушать у Шостаковича могу только некоторые вещи. Его способ эмоциональности совсем не мой, он мне тяжёл, давит безнадёжностью. Вот мой любимый Малер не давит, а Шостакович ложится удушающей плитой - не всегда, но часто.
Может быть, после этого фильма мне станет легче его слушать. Он как-то приблизился. Вроде бы, и так были понятны и его отношения с советской властью, задушенная безнадёжная к ней ненависть, и неподписыванье протестных писем - нахлебался - писал музыку, исполнять хотел её и семью большую кормить, кстати, тоже, а не с властью бороться.
Ну, и, конечно - взгляд через любившую его женщину - на 27 лет его моложе - с таким личным рифмуется, куда уж больше. Шостакович умер в больнице в день, когда показалось, что ему стало лучше. Она поехала домой за чем-то, кажется, за проигрывателем, а он в больнице, пока её не было, футбол по маленькому телевизору смотреть собирался. А когда она вернулась, врач в коридоре её ждал. И вот она ехала домой на такси, и больше никто ещё не знал, что он умер - ехала и думала - вот так бы ехать и никуда никогда не приезжать - ехать и ехать. Я смотрела - вот то déjà vu, когда вдруг в чужом собственное…
И множество старых фотографий - давно всё это было, недавно? Откуда глядеть…
А дальше смотрела, вперившись в компьютерный экран. Время, память, своя собственная и Васькина, и родительская - и связь времён не ниточкой, а толстым корабельным канатом - но только не с нынешним. Скорей уж этот фильм подтверждает постоянно существующее самоощущение - из двадцатого я века со всеми его ужасами и взлётами - моего любимого возрожденческого века. Хоть вот уже четверть 21-го прожита (можно ль в такое поверить ?).
У меня сложные отношения с музыкой Шостаковича. Я знаю, что он великий композитор, не просто признаю, потому что смешно спорить с очевидностью, но и ощущаю. Знаю, что очень мне симпатичный ироничный Шнитке - нет, конечно, не дотягивает, но слушать у Шостаковича могу только некоторые вещи. Его способ эмоциональности совсем не мой, он мне тяжёл, давит безнадёжностью. Вот мой любимый Малер не давит, а Шостакович ложится удушающей плитой - не всегда, но часто.
Может быть, после этого фильма мне станет легче его слушать. Он как-то приблизился. Вроде бы, и так были понятны и его отношения с советской властью, задушенная безнадёжная к ней ненависть, и неподписыванье протестных писем - нахлебался - писал музыку, исполнять хотел её и семью большую кормить, кстати, тоже, а не с властью бороться.
Ну, и, конечно - взгляд через любившую его женщину - на 27 лет его моложе - с таким личным рифмуется, куда уж больше. Шостакович умер в больнице в день, когда показалось, что ему стало лучше. Она поехала домой за чем-то, кажется, за проигрывателем, а он в больнице, пока её не было, футбол по маленькому телевизору смотреть собирался. А когда она вернулась, врач в коридоре её ждал. И вот она ехала домой на такси, и больше никто ещё не знал, что он умер - ехала и думала - вот так бы ехать и никуда никогда не приезжать - ехать и ехать. Я смотрела - вот то déjà vu, когда вдруг в чужом собственное…
И множество старых фотографий - давно всё это было, недавно? Откуда глядеть…