На реке
В субботу, оставив Альбира в МорЭ, мы с Таней и с Бегемотом отправились на прогулку вдоль рек. Сначала по речке Луэн до её впадения в Сену, а потом вдоль Сены. Судя по времени, прошли мы километров 18-20 в два конца - возвращались по своим следам -телефона я на запись маршрута не включила, карты мы не взяли, и такая лень в жаркий летний день одолевала, что неохота было возиться с телефонной картой, на которой 250 метров в сантиметре, чтоб уменьшить её масштаб и увидеть, где мы, - не в радиусе ближайшего километра, а хотя б в пределах Иль-де-Франса. Так что выйдя на Сену, которая как известно выписывает такие кренделя, что почти что бубликом со щелью может иногда показаться, мы ухитрились засомневаться, в какую сторону Париж.
А река сияла летним великолепием. Яркие облака не тонули в ней, - плыли надутыми парусами, и разноцветные дома покачивались под масляной водной гладью, изредка морщась от проскочившего весёлого катера.
Река пахла сладкой водой. Минут пятнадцать мы шли паралленым курсом с той же скоростью, что человек, ленивым веслом гребущий, стоя на доске. Рыбаки, как им положено, удили рыбу, и один в шляпе и полосатой футболке с длинными рукавами явно открыл дверцу и вышел прямо из Ренуара. Мальки шныряли на мелоководье у берега, доказывая, что не зря рыбаки стараются.
Река всячески показывала, что она «длинная вещь жизни», извиваясь, плыла вальяжно мимо полей и деревень, перелесков и маленьких пляжей. На пляжах загорали. В какой-то деревне мороженщик выкатил тележку на берег, и скопилась небольшая очередь. Собаки, поставив лапы на изгороди, приветстовали Таню и нас заодно.
Незрелые сливы свешивались с дерева над водой, а незрелые яблоки красовались на ветках, торчащих над садовыми изгородями.
Проплыла утка с совсем малышами, громким кряканьем призывая детей к порядку, чтоб не отставали. Семейство лебедей с детьми-подростками подплыли к берегу. Впереди лебедица ( или лебедь?), потом в сером клочном пуху громадные гадкие утята, и папа( или мама?) замыкающим.
А на обратном пути случилась совсем нежданная радость. Через Сену перекинут мост высоченной дугой. И построен этот мост не для людей, не для поездов, а для громадной толстенной трубы, - лежит она на мосту королевственно, а по бокам немножко места оставлено, наверно, чтоб какие-нибудь ремонтные рабочие проходить могли. Черт его знает, что по такой толстой трубе протекает.
И в 2017-ом году, как в каком-нибудь давнем году двадцатого века, в летнее воскресенье с трубы в воду сигали мальчишки. На ногах, чтоб пяток не отбить, у них были кроссовки. Сигали с гиганьем и бегемотным плеском, а потом через Сену кролем, - чёрный мальчишка впереди. Самым старшим, может, лет по 15, младшим лет 10, наверно.
Сена там широкая, есть где поплавать в удовольствие. Мальчишки взбирались на трубу с берега, противоположного тому, по которому мы шли. Там маленький пляжик. Может, кто-то взрослый на пляжике загорал, может, нет.
Совершенно было ясно, что ребята местные, и Сена им - своя, и с трубой знакомы сто лет...
Мы стояли и глядели заворожённо и завистливо.
Потом на трубе появились две девчонки. Я уж было понадеялась на торжествующий феминизм - но нет, прыгать они не стали, улеглись на верхотуре загорать на полотенцах. На мальчишек поглядывали, - ну, ясно «Белова Танечка, глядящая в окно, - внутрирайонный гений чистой красоты.»
И такое в этом было тривиальное щасливое китчевое ковриком с лебедями сейчас и всегда, - пусть компьютерные игры, фейсбук, мобильники, - а вот оно - прыгают мальчишки в воду с трубы, на которую влаз запрещён, плывут наперегонки, глядят на них девчонки...
***
«После восьми рыба уходила отсюда - между причалом и деревней начинал тарахтеть речной трамвайчик, появлялись моторные лодки. Надо было переезжать на другой берег; там были тихие бухточки, где пряталась рыба, но в солнцепек сидеть было невыносимо - ни дерева, ни куста, голый луг в жесткой траве.»...
«Мама очень старалась, чтоб все было как всегда. Был
невероятно холодный вечер, необычный для августа, даже для конца. Вечер
был, как в октябре. Никто не купался. На противоположном берегу, низком,
заливном, едва видном в сумерках, кто-то жег костер, и отражение костра
светилось в стылой воде длинным желтым отблеском, как свеча...»
***
"Реки и улицы -- длинные вещи жизни"
А река сияла летним великолепием. Яркие облака не тонули в ней, - плыли надутыми парусами, и разноцветные дома покачивались под масляной водной гладью, изредка морщась от проскочившего весёлого катера.
Река пахла сладкой водой. Минут пятнадцать мы шли паралленым курсом с той же скоростью, что человек, ленивым веслом гребущий, стоя на доске. Рыбаки, как им положено, удили рыбу, и один в шляпе и полосатой футболке с длинными рукавами явно открыл дверцу и вышел прямо из Ренуара. Мальки шныряли на мелоководье у берега, доказывая, что не зря рыбаки стараются.
Река всячески показывала, что она «длинная вещь жизни», извиваясь, плыла вальяжно мимо полей и деревень, перелесков и маленьких пляжей. На пляжах загорали. В какой-то деревне мороженщик выкатил тележку на берег, и скопилась небольшая очередь. Собаки, поставив лапы на изгороди, приветстовали Таню и нас заодно.
Незрелые сливы свешивались с дерева над водой, а незрелые яблоки красовались на ветках, торчащих над садовыми изгородями.
Проплыла утка с совсем малышами, громким кряканьем призывая детей к порядку, чтоб не отставали. Семейство лебедей с детьми-подростками подплыли к берегу. Впереди лебедица ( или лебедь?), потом в сером клочном пуху громадные гадкие утята, и папа( или мама?) замыкающим.
А на обратном пути случилась совсем нежданная радость. Через Сену перекинут мост высоченной дугой. И построен этот мост не для людей, не для поездов, а для громадной толстенной трубы, - лежит она на мосту королевственно, а по бокам немножко места оставлено, наверно, чтоб какие-нибудь ремонтные рабочие проходить могли. Черт его знает, что по такой толстой трубе протекает.
И в 2017-ом году, как в каком-нибудь давнем году двадцатого века, в летнее воскресенье с трубы в воду сигали мальчишки. На ногах, чтоб пяток не отбить, у них были кроссовки. Сигали с гиганьем и бегемотным плеском, а потом через Сену кролем, - чёрный мальчишка впереди. Самым старшим, может, лет по 15, младшим лет 10, наверно.
Сена там широкая, есть где поплавать в удовольствие. Мальчишки взбирались на трубу с берега, противоположного тому, по которому мы шли. Там маленький пляжик. Может, кто-то взрослый на пляжике загорал, может, нет.
Совершенно было ясно, что ребята местные, и Сена им - своя, и с трубой знакомы сто лет...
Мы стояли и глядели заворожённо и завистливо.
Потом на трубе появились две девчонки. Я уж было понадеялась на торжествующий феминизм - но нет, прыгать они не стали, улеглись на верхотуре загорать на полотенцах. На мальчишек поглядывали, - ну, ясно «Белова Танечка, глядящая в окно, - внутрирайонный гений чистой красоты.»
И такое в этом было тривиальное щасливое китчевое ковриком с лебедями сейчас и всегда, - пусть компьютерные игры, фейсбук, мобильники, - а вот оно - прыгают мальчишки в воду с трубы, на которую влаз запрещён, плывут наперегонки, глядят на них девчонки...
***
«После восьми рыба уходила отсюда - между причалом и деревней начинал тарахтеть речной трамвайчик, появлялись моторные лодки. Надо было переезжать на другой берег; там были тихие бухточки, где пряталась рыба, но в солнцепек сидеть было невыносимо - ни дерева, ни куста, голый луг в жесткой траве.»...
«Мама очень старалась, чтоб все было как всегда. Был
невероятно холодный вечер, необычный для августа, даже для конца. Вечер
был, как в октябре. Никто не купался. На противоположном берегу, низком,
заливном, едва видном в сумерках, кто-то жег костер, и отражение костра
светилось в стылой воде длинным желтым отблеском, как свеча...»
***
"Реки и улицы -- длинные вещи жизни"