(no subject)
Дальние лошади в тумане - неподвижными камнями, и пруд - безбрежным морем, и недвижные тополя над дорогой.
В лесу отдельные каштановые листья сияют на голых деревьях.
И стук невидимых копыт - «там скачет год верхом на годе».
И дятел невидимый постукивал, и за забором привалившегося к лесу аббатства гремел невидимый водопад.
А вот гуси - один серый, другой белый - на улиточной ферме, где мы закупали улиточек таких-сяких, - с рокфором, с помидором, - гуси кричали, разевали рыжие клювы, у одного пучок травы за клюв зацепился. Они корпулентные, эти гуси, им нипочём туман.
И коза паслась, вполне уверенно, не опасаясь, что проглотит её туман, и поминай, как звали.
Впрочем, почему-то Таня тоже не волновалась. Носилась по лесу, взмахивая ушами, однако не взлетела. В отличие от уток, которых на пруду было видимо-невидимо. И кряканье их никакому туману не заглушить.
В городке Дампьер, где покачивались шары на ёлках, и пингвины собрались у кафе, и булыжная мостовая погромыхивала под колёсами, на проводе через улицу висел то ли серебряный конёк-горбунок, - то ли «золоторогий олень затрубил мандаринной зимою…»
Из постера, посвящённого жизни улиток, я узнала, что живут они до трёх лет, но только непонятно, это срок, после которого их съедают, или естественная продолжительность улиточьей жизни. А ходят улитки со скоростью 6 сантиметров в минуту.
Когда я рассказала об этом Кольке, он (без калькулятора!) сосчитал, что за жизнь улитка проходит 117 километров. Не дойдёт от Дижона (родины улиток!) до Парижа. И откуда только в Париже улитки? - сказал Колька.
Мы ехали мимо синих безвидных полей, голые платановые ветки плыли в небесном молоке.
Китчевым фильмом прокручивалось у меня у голове под музыку Пьяццоллы с диска в машине - в тумане почти ощупью бредёт женщина, - и встреча на краю тумана, на краю поля - «и дольше века длится день, и не кончается объятье»...
Совсем непохожий фильм, но тоже китчевый - человек идёт-идёт, и пропадает в тумане. И на белом поле написано: Конец.
В лесу отдельные каштановые листья сияют на голых деревьях.
И стук невидимых копыт - «там скачет год верхом на годе».
И дятел невидимый постукивал, и за забором привалившегося к лесу аббатства гремел невидимый водопад.
А вот гуси - один серый, другой белый - на улиточной ферме, где мы закупали улиточек таких-сяких, - с рокфором, с помидором, - гуси кричали, разевали рыжие клювы, у одного пучок травы за клюв зацепился. Они корпулентные, эти гуси, им нипочём туман.
И коза паслась, вполне уверенно, не опасаясь, что проглотит её туман, и поминай, как звали.
Впрочем, почему-то Таня тоже не волновалась. Носилась по лесу, взмахивая ушами, однако не взлетела. В отличие от уток, которых на пруду было видимо-невидимо. И кряканье их никакому туману не заглушить.
В городке Дампьер, где покачивались шары на ёлках, и пингвины собрались у кафе, и булыжная мостовая погромыхивала под колёсами, на проводе через улицу висел то ли серебряный конёк-горбунок, - то ли «золоторогий олень затрубил мандаринной зимою…»
Из постера, посвящённого жизни улиток, я узнала, что живут они до трёх лет, но только непонятно, это срок, после которого их съедают, или естественная продолжительность улиточьей жизни. А ходят улитки со скоростью 6 сантиметров в минуту.
Когда я рассказала об этом Кольке, он (без калькулятора!) сосчитал, что за жизнь улитка проходит 117 километров. Не дойдёт от Дижона (родины улиток!) до Парижа. И откуда только в Париже улитки? - сказал Колька.
Мы ехали мимо синих безвидных полей, голые платановые ветки плыли в небесном молоке.
Китчевым фильмом прокручивалось у меня у голове под музыку Пьяццоллы с диска в машине - в тумане почти ощупью бредёт женщина, - и встреча на краю тумана, на краю поля - «и дольше века длится день, и не кончается объятье»...
Совсем непохожий фильм, но тоже китчевый - человек идёт-идёт, и пропадает в тумане. И на белом поле написано: Конец.