(no subject)
Я, как это мне свойственно, с опозданием на 30 лет посмотрела впервые в жизни Stranger than paradise.
Я была настроена (по Юлькиным словам) на то, что фильм хороший, но гораздо хуже, чем Night on Earth. В результате мне показалось, что он ничем не хуже, и очень сильно чувствуется в обоих фильмах одна рука. Совершенно та же пластичность кадров, некоторая их отделённость друг от друга, будто сменяются живые картины, что в stranger than paradise ещё подчёркнуто разделяющим сцены чёрным экраном.
Но при том, что между фильмами 7 лет, один 84-го, а второй 91-го - они разных эпох.
Stranger than paradise фактически идёт за Керуаком, уводит чуть ли не в пятидесятые.
Совершенно чудесные кадры, когда перед тем как сорваться во Флориду, Вилли и Эдди в заснеженном Кливленде переходят какую-то путаницу рельсов, и Эдди говорит: «вот почему так - едешь-едешь, приезжаешь - и всё оказывается одно и то же...» Вся эстетика, темп, какая-то наивная невинность этих карточных шулеров и игроков на скачках относит в это ощущение юности мира.
Я вспомнила, как сразу после приезда в Америку одни мои знакомые на только что купленной древней машине поехали в гости к другим - из Детройта, кажется, как раз в Кливленд, и когда они» уже подъезжали и увидели те же небоскрёбы, Ирка запаниковала: а мы не сбились с пути? Может, мы вернулись обратно в Детройт».
Смотрела я stranger than paradise на одном дыханье. И, конечно, была тут личная рифмовка - когда ребята въезжают во Флориду - эта будка на въезде в Orange state - и от неё предощущение праздника.
Когда Джейк получил постдочье место в Гэйнсвиле, в University of Florida, мы в мае поехали снимать квартиру, чтоб в сентябре было куда вселиться, и эта пограничная будочка, где бесплатно поили апельсиновым соком, была входом на ёлку. Правда, не любила я в детстве ёлок.
Мы заранее думали про Флориду - вот повезло - два года у тёплого моря, да ещё бонусом аллигаторы - крокодилов в детстве и юности я коллекционировала, и они стояли на рояле - резиновые, пластмассовые...
А случайный отлёт Вилли в Будапешт, откуда он когда-то прибыл в Америку, рифмуется со случайным отлётом во Вьетнам в «Hair», - как комическое может рифмоваться с трагическим.
В воскресенье я пошла с Таней в наш лес. И как я иногда делаю, когда иду с ней вдвоём, решила радио послушать. И попала на своей любимой France cul на передачу про Керуака в связи с выставкой в центре Помпиду, на которую мне даже захотелось пойти (поглядим, выберусь ли), посвящённой beat generation.
Это была беседа с одним из устроителей выставки, c Harry Bellet, историком искусства, журналистом и писателем. И при том, что он приблизительно моего поколения, он говорил про Керуака, про Аллена Гинсберга, про Берроуза, как про своих личных знакомых.
Я узнала очень много нового. Конечно, и по фамилии можно догадаться было, тем более по фамилии, которая пишется через редкую букву K, что корни у Керуака бретонские. Оказывается, его отец придавал этому значение, говорил сыну, чтоб тот помнил о своём бретонстве.
Детство Керуака прошло в Массачузетсе, но и отец, и мать его были французские канадцы, квебекцы.
Включили запись, где Керуак говорил по-французски - такой забавный квебекский выговор.
Оказывается, Керуак до школы по-английски не говорил совсем, и звали его ti Jean (petit Jean). Мало того, первую версию «on the road» он написал по-французски. А перешёл на английский и назвался Джеком из-за ссоры с матерью, не одобрявшей его дружбы с евреем Аленом Гинсбергом и с неграми - в знак протеста отказался от материнского языка.
Я не знала, что Керуак был очень даже образованным - Джойс ему был важен и нечитанный мной до сих пор Селин. Мало того, он говорил, что не согласится ни на какую литературную премию, пока её не дадут Селину.
А для Гинсберга Пруст очень был важен.
В общем, эти ребята росли не на пустыре.
Потом Белле рассказал про прототипа одного из героев «on the road» - того мужика, что за рулём, который любит больше всего на свете движение, скорость.
У него в каждом городке была жена, а часто и не одна, и он их всех посещал. Детей тоже было множество. И умер он на дороге - от сердечного приступа.
Я слушала, развесив уши, и такие ещё ставили прекрасные записи чтения и стихов, и прозы, записанные в те почти незапамятные времена.
К Парижу все эти ребята имели отношение - они болтались между Парижем и Нью-Йорком. Естественно, не французская культура их привлекала, а то, что Париж - перекрёсток. Когда-то в метро такой постер висел: «Париж - перекрёсток». Мне очень жалко, что я им не обзавелась.
Придя домой, я поглядела, что написано про Керуака в википедии. И узнала в дополнение к передаче, что Том Уэйтс вдохновлялся Керуаком. И тут круг замкнулся. В Night on Earth - в центре песня Тома Уэйтса, в Stranger than paradise Тома Уэйтс, как Юлька мне сказала (я ухитрилась не обратить внимания) играет. Так что не зря мне всё время мерещился Керуак!
А ещё Белле сказал, что логично было бы такую выставку в Америке тоже устроить, и он с этим предложением обращался в какой-то музей современного искусства, не запомнила, в какой, - и не получил ответа.
Потом американские друзья сказали ему, что битники нынче не в почёте, и если какой аспирант захочет диссер о них писать, так не найдёт научного руководителя...
Я была настроена (по Юлькиным словам) на то, что фильм хороший, но гораздо хуже, чем Night on Earth. В результате мне показалось, что он ничем не хуже, и очень сильно чувствуется в обоих фильмах одна рука. Совершенно та же пластичность кадров, некоторая их отделённость друг от друга, будто сменяются живые картины, что в stranger than paradise ещё подчёркнуто разделяющим сцены чёрным экраном.
Но при том, что между фильмами 7 лет, один 84-го, а второй 91-го - они разных эпох.
Stranger than paradise фактически идёт за Керуаком, уводит чуть ли не в пятидесятые.
Совершенно чудесные кадры, когда перед тем как сорваться во Флориду, Вилли и Эдди в заснеженном Кливленде переходят какую-то путаницу рельсов, и Эдди говорит: «вот почему так - едешь-едешь, приезжаешь - и всё оказывается одно и то же...» Вся эстетика, темп, какая-то наивная невинность этих карточных шулеров и игроков на скачках относит в это ощущение юности мира.
Я вспомнила, как сразу после приезда в Америку одни мои знакомые на только что купленной древней машине поехали в гости к другим - из Детройта, кажется, как раз в Кливленд, и когда они» уже подъезжали и увидели те же небоскрёбы, Ирка запаниковала: а мы не сбились с пути? Может, мы вернулись обратно в Детройт».
Смотрела я stranger than paradise на одном дыханье. И, конечно, была тут личная рифмовка - когда ребята въезжают во Флориду - эта будка на въезде в Orange state - и от неё предощущение праздника.
Когда Джейк получил постдочье место в Гэйнсвиле, в University of Florida, мы в мае поехали снимать квартиру, чтоб в сентябре было куда вселиться, и эта пограничная будочка, где бесплатно поили апельсиновым соком, была входом на ёлку. Правда, не любила я в детстве ёлок.
Мы заранее думали про Флориду - вот повезло - два года у тёплого моря, да ещё бонусом аллигаторы - крокодилов в детстве и юности я коллекционировала, и они стояли на рояле - резиновые, пластмассовые...
А случайный отлёт Вилли в Будапешт, откуда он когда-то прибыл в Америку, рифмуется со случайным отлётом во Вьетнам в «Hair», - как комическое может рифмоваться с трагическим.
В воскресенье я пошла с Таней в наш лес. И как я иногда делаю, когда иду с ней вдвоём, решила радио послушать. И попала на своей любимой France cul на передачу про Керуака в связи с выставкой в центре Помпиду, на которую мне даже захотелось пойти (поглядим, выберусь ли), посвящённой beat generation.
Это была беседа с одним из устроителей выставки, c Harry Bellet, историком искусства, журналистом и писателем. И при том, что он приблизительно моего поколения, он говорил про Керуака, про Аллена Гинсберга, про Берроуза, как про своих личных знакомых.
Я узнала очень много нового. Конечно, и по фамилии можно догадаться было, тем более по фамилии, которая пишется через редкую букву K, что корни у Керуака бретонские. Оказывается, его отец придавал этому значение, говорил сыну, чтоб тот помнил о своём бретонстве.
Детство Керуака прошло в Массачузетсе, но и отец, и мать его были французские канадцы, квебекцы.
Включили запись, где Керуак говорил по-французски - такой забавный квебекский выговор.
Оказывается, Керуак до школы по-английски не говорил совсем, и звали его ti Jean (petit Jean). Мало того, первую версию «on the road» он написал по-французски. А перешёл на английский и назвался Джеком из-за ссоры с матерью, не одобрявшей его дружбы с евреем Аленом Гинсбергом и с неграми - в знак протеста отказался от материнского языка.
Я не знала, что Керуак был очень даже образованным - Джойс ему был важен и нечитанный мной до сих пор Селин. Мало того, он говорил, что не согласится ни на какую литературную премию, пока её не дадут Селину.
А для Гинсберга Пруст очень был важен.
В общем, эти ребята росли не на пустыре.
Потом Белле рассказал про прототипа одного из героев «on the road» - того мужика, что за рулём, который любит больше всего на свете движение, скорость.
У него в каждом городке была жена, а часто и не одна, и он их всех посещал. Детей тоже было множество. И умер он на дороге - от сердечного приступа.
Я слушала, развесив уши, и такие ещё ставили прекрасные записи чтения и стихов, и прозы, записанные в те почти незапамятные времена.
К Парижу все эти ребята имели отношение - они болтались между Парижем и Нью-Йорком. Естественно, не французская культура их привлекала, а то, что Париж - перекрёсток. Когда-то в метро такой постер висел: «Париж - перекрёсток». Мне очень жалко, что я им не обзавелась.
Придя домой, я поглядела, что написано про Керуака в википедии. И узнала в дополнение к передаче, что Том Уэйтс вдохновлялся Керуаком. И тут круг замкнулся. В Night on Earth - в центре песня Тома Уэйтса, в Stranger than paradise Тома Уэйтс, как Юлька мне сказала (я ухитрилась не обратить внимания) играет. Так что не зря мне всё время мерещился Керуак!
А ещё Белле сказал, что логично было бы такую выставку в Америке тоже устроить, и он с этим предложением обращался в какой-то музей современного искусства, не запомнила, в какой, - и не получил ответа.
Потом американские друзья сказали ему, что битники нынче не в почёте, и если какой аспирант захочет диссер о них писать, так не найдёт научного руководителя...