День в истории. Правнучка декабриста, охотница на фельдмаршала...
Изданная в Берлине листовка в поддержку Ирины Каховской. 1920-е
15 августа - день рождения Ирины Каховской (1887-1960), революционерки, чья жизнь напоминает сказку - местами страшную, а местами волшебную, полную чудес.
Фамилия заставляет вспомнить декабриста Каховского (1797-1826), застрелившего в день восстания на Сенатской генерала Михаила Милорадовича и командира лейб-гвардии Гренадерского полка Николая Стюрлера. И повешенного за это 25 (13) июля 1826 года.
Нет, это не случайное совпадение фамилий - она и была правнучатой племянницей этого самого декабриста, так что рискованная охота на генералов была у неё, можно сказать, в крови. С детства Ирина впитала царивший в её семье культ этого казнённого предка-декабриста. Это немного помогает понять и её собственный жизненный выбор. Вот только охотилась она уже на целого маршала...
Василий Перов. Восстание декабристов. Пётр Каховский стреляет в генерала Милорадовича
Да, в итоге покушения под её руководством в 1918 году был убит глава германских оккупационных сил на Украине фельдмаршал фон Эйхгорн.
Каховская писала о германском фельмаршале: «Эйхгорн обрисовывался в глазах трудящихся Украины и России как главный палач и душитель трудового крестьянства... На полях доклада об усмирении крестьян в одном из уездов, где было положено 8500 человек, где в одном только селе было 17 виселиц и крестьяне стояли в хвосте, ожидая очереди быть повешенными, Эйхгорн написал: "Хорошо"».
Ирина Константиновна Каховская, одна из руководительниц партии левых эсеров, дальняя родственница декабриста
Фельдмаршал фон Эйхгорн
Торжественная встреча на вокзале в Киеве фельдмаршала Эйхгорна. Апрель 1918 года. Маршал ещё не знал, что встретит на Украине свою смерть
А потом она ждала смертной казни в тюрьме под немецкой стражей. После вынесения приговора председатель военного суда, германский полковник, сказал ей: «Повесить даму у нас не так легко...» Требовалось утверждение самого кайзера. «Это большая честь, - добавил судья, - о вас будет думать и знать сам кайзер». Когда Ирина шутливо ответила, что кайзер ей не очень импонирует, полковник в ужасе замахал на неё руками и приказал вывести солдат, чтобы она не посеяла в них семена сомнений... От неминуемой казни Каховскую чудесным образом избавила Ноябрьская революция в Германии, сбросившая императора с трона... Это было одно из счастливых чудес в её судьбе.
Книга воспоминаний Каховской, изданная в 2019 году. Ознакомившийся с её мемуарами писатель Ромен Роллан оценивал их так: «Я отвергаю идею Каховской, но повесть эта имеет захватывающую человеческую (или нечеловеческую) ценность. Это - психологический документ высшего порядка».
Из воспоминаний подруги и сокамерницы Каховской Галины Затмиловой:
«Каким пыткам подвергали Бориса [Донского, исполнителя покушения на Эйхгорна], сказать не могу, так как этого не знала и Ирина Константиновна, знала она только то, что к виселице он шёл с трудом, говорили, что у него была сорвана кожа ног, но что это была только часть мучений, которым он подвергался. О Борисе ей рассказал спустя некоторое время немецкий солдат, он же дал ей фотографию уже повешенного Бориса.
Сама Каховская тоже после первого формального допроса была отдана в руки палачей, которые начали с того, что сорвали шомполами кожу со спины, а когда это не дало желаемых результатов, начали втыкать иголки под ногти. Должна сказать, что Ирина Константиновна неоднократно говорила, что только на Украине она увидела всю жестокость и низость белого офицерства. Это не потому, что они её подвергали пытке, а потому, что всё поведение офицеров и юнкеров было ужасным. Она рассказала, что однажды ей пришлось наблюдать следующую картину: на террасе небольшого домика сидела семья евреев и пила чай, на тротуаре играл ребёнок лет трёх, по всей вероятности из этой семьи.
Мимо проходила группа юнкеров, как всегда, с шомполами в руках; один из юнкеров отшвырнул ногой ребёнка с тротуара, на террасе вскрикнула женщина и бросилась к ребёнку. Может быть, она крикнула что-нибудь оскорбительное (кто бы мог удержаться!), во всяком случае, через полчаса от людей, сидевших на террасе, остались изуродованные трупы, а от мебели - поломанный стол и разбитая посуда. С особенным отвращением говорила она о юнкерах, которые отличались своей наглостью и жестокостью. Они так и ходили по городу по нескольку человек, подходили к какой-нибудь группе людей, собравшихся в силу каких-нибудь причин, и спрашивали: «А что, жидовским духом здесь не пахнет?»
На другой день после пытки в камеру Ирины Константиновны вошёл немецкий полковник. Может быть, он уже знал о ночном допросе, а может быть, внешний её вид обратил на себя его внимание, во всяком случае, он сказал: «Фрейлейн, это больше не повторится. Мы вас осудим и расстреляем, как полагается по нашим законам». Действительно, пыток больше не было... Приговор послали на утверждение, а пока он путешествовал, в Германии произошла революция, и кайзер отрёкся от престола. Немецкие войска были выведены с Украины, место Скоропадского занял Петлюра, который до этого сидел в той же тюрьме, что и Каховская, только в другом коридоре. Тогда Петлюра писал ей восторженные записки, восхищался её героизмом, а когда пришёл к власти, вместо того чтобы освободить, перевел её в Лукьяновскую тюрьму».
Ещё одна мишень Каховской, на которую она неудачно покушалась сразу после Эйхгорна - Павел Скоропадский, гетман всея Украины (1873-1945)
При петлюровцах в тюрьме Каховской пришлось не легче, а как бы не ещё солоней.
Галина Затмилова:
«Каховская сидела в камере, где были ещё три женщины, две какие-то белогвардейские дамы, а третья - коммунистка Галя. Красная Армия была в это время на подходе к Киеву, армия Петлюры разлагалась на глазах, и каждую ночь пьяные гайдамаки врывались в коридор женской тюрьмы и требовали у надзирательницы ключи от камер. Надзирательница, прятавшая предварительно ключи, божилась всеми богами, что ключи ей на ночь не оставляют и открыть камеры она не может. Тогда пьяная орда брала скамью, стоявшую в коридоре, и пробовала выбить двери, но скамьи оказывались менее прочными, чем двери старинной Лукьяновской тюрьмы, и гайдамаки, отчасти уговоренные надзирательницей, уходили. Так вот и жили заключённые женщины под страхом жуткой расправы.
Однажды Ирину Константиновну утром вызвали в коридор, где её ждал мужчина, который назвался помощником начальника тюрьмы. Он сказал ей, что после полудня её освободят, но он очень советует ей скрыться где-нибудь и на улицах не показываться. Придя в камеру, Ирина Константиновна рассказала всё Гале, но та, не поверив в освобождение, буквально умоляла её не уходить из камеры, уверяя, что её обязательно убьют. Всё же Каховская договорилась с Галей, что если у неё всё будет благополучно, то она принесёт Гале передачу: свою серенькую кофточку и пирожки.
После обеда Ирину Константиновну вызвали из камеры, тот же помощник начальника ждал её в коридоре, он же и вывел её из тюрьмы... Несмотря на настойчивый совет своего освободителя, Ирина Константиновна сходила по адресу, данному ей Галей, где встретила [большевика] Косиора, которого она убеждала любой ценой извлечь Галю из тюрьмы. Косиор ей отвечал, что освобождение Киева - вопрос нескольких дней, максимум недели, тогда все будут свободны. После взятия Киева Ирина Константиновна пошла к тюрьме, но в ней уже никого не было, - отступая, войска Петлюры позаботились об «освобождении» заключённых. Повинуясь тяжёлому предчувствию, Каховская пошла в морг и среди массы трупов разыскала Галин. Он был очень изуродован, но узнать Галю было можно, к тому же она была одета в серенькую кофточку Ирины Константиновны».
Большевики, освободившие Киев в 1919 году, чествовали погибшего Бориса Донского как героя. Его именем была названа одна из киевских улиц, Липский переулок, а вскоре революционный трибунал уже судил палачей Донского. 8 апреля 1919 года трибунал вынес уголовнику Линнику, который взял на себя исполнение казни, и надзирателю тюрьмы Боровчуку смертные приговоры, которые и были исполнены в течение 24 часов. Ну, а вся партия левых эсеров с её позицией укладывается в одну фразу Ирины Каховской: «Представитель нашей партии энергично протестовал против расстрела жалкого арестанта, действовавшего по приказу германского начальства».
Затем неутомимая Каховская охотилась уже на генерала Антона Деникина, и покушение было уже в одном шаге от исполнения, так что от участи Эйхгорна главнокомандующего белогвардейцев спас только брюшной тиф, сваливший и Каховскую, и её товарищей.
Но для полноты картины стоит добавить, что как раз в этом же году, когда Каховская охотилась на Деникина, в разгар деникинского наступления на Москву, левые эсеры вместе с анархистами стали устраивать покушения на жизнь руководителей РСФСР, самым крупным из которых был взрыв в Леонтьевском переулке, унесший жизни 12 человек. Арестованный за участие в этом покушении член ЦК левых эсеров Донат Черепанов (около 1886 - март 1920) на допросах заявил: «Собрание 25 сентября главных ответственных партийных работников в Московском комитете как нельзя лучше могло быть рассматриваемо главнейшим виновником, тем более что на этом собрании предполагалось присутствие гражданина Ленина. Конечно, нужно только сожалеть о том, что жертвами взрыва были не видные партийные работники и никто из более крупных не пострадал... Об одном я сожалею: при аресте меня схватили сзади, и я не успел пристрелить ваших агентов. То, что сейчас творится, сплошная робеспьериада!»
При наличии таких сопартийцев нет ничего удивительного в том, что дальнейшая жизнь Ирины Каховской в 20-50-е годы протекала большей частью в ссылках и под арестом. Всего, начиная с первого ареста царской полицией в 1907 году, она провела в тюрьмах и ссылках, с перерывами, 45 лет.
Очередной поворот к ухудшению наметился в 1936 году, когда началась «ежовщина». Г. Затмилова: «Летом 1936 года я ездила в дом отдыха. Вернувшись, застала дома много народа. Почувствовав, что что-то неладно, я спросила: «Почему у вас такие лица?» - «А что, ты ничего не знаешь? - ответила Лида. - Ведь идёт процесс». Речь шла о зиновьевском процессе. Как все отнеслись к этому судилищу? Все были в полной растерянности. Как объяснить поведение обвиняемых? Илья Андреевич [Майоров, один из лидеров левых эсеров, муж М.А. Спиридоновой. - А.М.] сразу сказал, что Гриша Зиновьев никогда не был порядочным человеком, и ждать от него чего-нибудь порядочного было нечего. - Ну Зиновьев, а другие? - возражала Ирина Константиновна. - Все, что ли, оподличались до того, чтобы поливать себя такой грязью? Но может быть, это гипноз?..»
В феврале 1937 года Каховская была вновь арестована вместе со своей подругой Марией Спиридоновой, лидером левых эсеров, только Каховской повезло чуть больше её подруги - начало войны 1941 года застало её далеко от фронта, поэтому она опять уцелела. И если Майоров и Спиридонова были расстреляны в сентябре 1941 года, то Ирина Каховская дожила до реабилитации.
Из написанного выше может показаться, что Ирина Каховская была прямо стальным, железным человеком. Это и так, и не так... Каховская была типичной эсеркой, со всеми «нравственными» метаниями, свойственными людям этой партии. Соратнице по партии Надежде Терентьевой она признавалась: «У меня, Надя, карамазовские, ужасные мысли были обо всем, и страшно, невероятно мучило убийство, и повесившийся извозчик. Революция, акт куда-то отошли на задний план - перед глазами были два человеческих страдальческих лица. - Старик [фон Эйхгорн. - А.М] и молодой [его адъютант], одиноко мечущийся по камере повесившийся мужик-извозчик; замученная, прекрасная, ценная жизнь Бориса, - стоял в душе один вопрос: Господи, что я наделала, что я наделала? Если б меня не арестовали, не мучили, я бы на воле, верно, не выдержала бы этого вихря, - а тут как искупление какое-то пришло. Видишь, Надя, какая я террористка. Полезла с суконным рылом в калашный ряд, и вся нравственная ответственность за провал, за невыполненный второй акт [несостоявшееся покушение на гетмана Скоропадского. - А.М.] падает только на меня... Я себе кажусь часто каким-то Смердяковым».
Такие дела...
В 1950-е Каховская писала в письме о себе: «Я уже старуха древняя. Мне 65 лет, а дают 75-80, но живу своим трудом... Интереса к жизни я не потеряла. Люблю природу, детей, хорошие книги, музыку, свежий воздух, волнуюсь газетами, - а ведь казалось, что после пережитого, после непереносимых потерь и свет солнца погаснет для меня. Но всегда саднит, всегда болит прошлое, всегда оно живёт и снится, снится. Помогает неустанная работа и для хлеба, и так...»
Да, всё пережитое не заставило её охладеть к жизни. В конце 1950-х в её руки попала французская книжка Антуана де Сент-Экзюпери «Маленький принц», она с первого взгляда влюбилась в эту сказку и бросилась её переводить. К этому времени Каховская уже перестала быть осуждённой «террористкой», стала человеком легальным, журнал «Новый мир» опубликовал её воспоминания о встречах с Максимом Горьким. Значит, тем более можно было рассчитывать и на публикацию перевода. Она сама писала о произведении Экзюпери Е.П. Пешковой: «Сказка чудная, просто чудная! Это не детская сказка... Она очень серьёзная, мудрая, нежная, поэтичная, волнует до глубины души. Прочтите...» По оценкам читавших перевод, он был сильнее ставшего чуть позже знаменитым перевода Норы Галь, в котором сказка была опубликована в СССР. Но увы, переводу Каховской не посчастливилось...
А в 1959 году Каховская тяжело заболела, однако скрывала свою болезнь, а когда о ней стало известно, в дело вмешалась сама жена лидера СССР Нина Петровна Хрущёва, давшая указание обеспечить Каховской самую лучшую медицинскую помощь. К несчастью, было уже поздно...
Умерла Ирина Константиновна 1 марта 1960 года. Тоже довольно символический день для наследницы дела первомартовцев 1881 года...
Кстати, жизнь этой женщины, в юности максималистки (то есть участницы самого левого и радикального эсеровского течения), потом левой эсерки, сама отвечает на вопрос, как реальная «внучка декабриста» оценила бы Октябрь 1917 года. Конечно, речь идёт про известный позднесоветский анекдот, сочинённый в эпоху перестройки:
«1917 год, октябрь. В собственном доме на Невском сидит барыня, внучка декабриста. Услышав шум на улице, просит своего дворника узнать, что там происходит.
- Барыня, революция там! - возвращается дворник.
- О, как замечательно! - радуется барыня, - мой дед мечтал о революции! А сходите, голубчик, и узнайте, чего же хотят революционеры?!
- Барыня, они хотят чтобы не было богатых, - говорит, вернувшись, дворник.
- Странно, - задумчиво произносит барыня, - а мой дед хотел, чтобы не было бедных!»
Судите сами, сравнивая с судьбой настоящей родственницы декабриста, насколько похожа на неё фольклорная барыня...