Как Россия-Которую-Мы-Потеряли боролась с инфекцией
Иллюстрация «Le Petit Journal». Холера в России. Астрахань. Август 1892
Не все понимают диалектику возвращения бывшей РСФСР в светлый образ «России-Которую-Мы-Потеряли», не все. Вот, например, как боролись с холерой в той благословенной России XIX века, которую мы мечтаем ныне обрести. Свидетельство сараторского чиновника: «Лавки почти все были закрыты, торговли никакой не проводилось. Люди ходили по улицам с завязанными по самые глаза лицом, натёртые дёгтем и нефтью, в глубоком унынии; даже не было слёз по самым близким умершим, ибо чувства притупились. По всему Саратову, на площадях, под надзором полиции горел день и ночь навоз, отчего по городу был ужасный смрад. С 10 часов утра и до 6 часов вечера дни стояли удушливо жаркие; ни дождей, ни ветру совершенно не было и не видно было облаков; такая погода стояла с июля месяца до исхода ноября». Разве не чудо? Закрыть все лавки, завязать лицо по самые брови, густо натереться нефтью и главное, денно и нощно жечь навоз для создания максимального аромата - что за дивный комплекс противоэпидемических мер! Остаётся только развести руками в немом восхищении. Нет, нам до такого далеко, далеко! Страшно далеко, даже после прошлогоднего запрета парковых прогулок в одиночку и суровых штрафов и задержаний смельчаков, которые всё-таки осмеливались погулять. Но мы к этому приближаемся... А читая вчерашние сообщения, видишь, что приближаемся семимильными шагами.
Однако мерами властей в той потерянной России XIX столетия дело не ограничивалось, это тоже надо понимать. Когда они переходили определённую грань абсурда, то начиналось встречное движение: вспыхивал народный бунт.
Об этом писали Вересаев, Петров-Водкин. Любопытные страницы на этот счёт можно найти и в мемуарах лидера эсеров Виктора Чернова (1873-1952):
«В это время в деревнях свирепствовали частью голодный тиф, частью надвигающаяся с юга холера. В связи с непонятными для тёмного простонародья санитарными мерами ходили слухи о том, что баре, чтобы избежать неизбежной прирезки земли крестьянам, решили поубавить их число и подкупили докторов «травить народ». Везде шёл смутный говор, что «чёрному народу большое утеснение идёт»...
Саратов вслед за Астраханью и Царициным стал ареной холерных беспорядков. Городская чернь, долго и глухо волновавшаяся, пришла в крайнее возбуждение. Взрыв был, как и следовало ожидать, совершенно стихийный и бессмысленный. Началось со случайного убийства какого-то подростка, принятого за фельдшера. Затем убили одного врача. Били и полицию. Застигнутое врасплох высшее начальство растерялось. Но возбуждение, и возбуждение небывалое, царило и среди интеллигенции. Когда в воздухе запахло бунтом, горячие головы неудержимо потянулись на улицу, к низам, в народные массы...
Когда начались погромные действия толпы, все «старшие» растерялись, а молодёжь бросилась на улицу. Она считала, что её священный долг - попытаться отвратить движение от докторов и больниц и направить его на полицейские участки. Бездействие - преступно; остающийся в стороне - моральный соучастник и попуститель вырождения «народного» движения в дикие погромные эксцессы. Так рассуждала молодёжь. Бросить лозунг «бей полицию» можно было и не без успеха.
И действительно, толпа разгромила полицейский участок на Митрофановской площади, разгромила квартиру полицмейстера. Но это нападение на полицию было случайным, эпизодическим; полицию били, ибо она заступалась за врачей и преграждала дорогу к погромам - и только. Влияние интеллигенции было не при чём. В одном месте, где Е.Д. Кускова с подругой начала было уговаривать бить не докторов, а полицию, они тотчас навлекли на себя подозрение недоверчивой толпы. Им в ответ кто-то закричал: «Ага! Знаем, кто вы! сами вы - фельдшерицы проклятые! Держи их, бей их, ребята!» За ними уже гнались, и дело могло кончиться для них очень и очень плохо. К концу дня едва ли не всем пытавшимся «присоединиться к народному движению с целью его направления» стали на опыте ясны вся фальшивость и бессмысленность их положения. Они нигде не могли «овладеть» движением, везде у него были свои «герои» и вожаки, с преобладанием мускульных и стихийно-волевых ресурсов над интеллектуальными; злосчастные кандидаты в руководители либо оказывались пассивными зрителями, либо щепками, подхваченными стихией, и бессильно барахтавшимися в общем потоке. Усталые, запылённые, грязные, мокрые - при разгоне толпы их поливали из пожарной кишки - порою помятые, ошеломлённые и разбитые, они были вполне подготовлены, чтобы получить жестокий нагоняй от «старших»... Самоотверженная и наивная молодёжь получила впервые от жизни предметный - и весьма жестокий - урок - не смешивать «народа», к которому она рвалась душой, с распылённой беспорядочной толпой, в которой на первое место выдвигались подонки и отребье городского населения».
В общем, прекрасная картина: растерянность властей в сочетании с мерами, как будто списанными из современных фильмов абсурда и у классиков сюрреализма. Затем взрыв накопившегося народного возмущения - не туда и не о том, который власти пытались охладить струями из тогдашних водомётов. А левые бестолково и беспорядочно метались в этом хаосе... Всё прекрасно, всё.
И мы к этому светлому идеалу идём! Разве нет? Достаточно, повторяю, перечитать вчерашние свежие новости - о том, как две трети населения в одном из регионов лишили права пользоваться общественным транспортом. Такие сообщения сразу наполняют оптимизмом: будет, будет Россия, Которую Мы Потеряли, иншалла! Если бы ещё нефтью намазаться и навоз на улицах начать жечь...