Поповская правда
Надеюсь, что подобная судьба лишь исключение, а добавленные собирательные детали просто чьи то личные особенности и не выдуманы мной, так что совпадения не случайны. Пишу же, потому что ощущаю созвучие и опытное понимание переживаний этого немолодого многодетного священника. К тому же человек еще не умер и я в него верю.
Тысячелетие крещения Руси подняло мощную волну, смывшую в христианский океан массы живущих светской жизнью людей. Этот океан для кого-то стал родным домом и, превратившись в рыбу, такой человек наслаждался соленой водой, то качаясь под солнцем правды на волнах молитвы, то погружаясь в пучины для обретения сокровищ мудрости и тайных знаний, скрытых в старинных амфорах, хранящихся в морских пещерах и гротах.
Кто то так и не обзавелся плавниками и, пока барахтался, был проглочен оранжевыми акулами, приплывшими с востока. Были и такие, кто испугавшись морской воды, постарался выбраться на твердую землю и отряхнуться.
Мой знакомый стал серебристой рыбой, превратив в стаю и свою семью.
Эта рыба знала и умела находить пищу в море океане, но предпочла есть из старинных амфор и со временем рукоположилась.
Еще неофит, но уже священник, он истово служил, неистово проповедовал, как ловец человеков, обходил со словом все открытые двери в той прекрасной бухте, где рыба кит поставила его на свешник.
Шли годы, свободного времени не было совсем, семья, служба, послушания, прихожане и требы забирали тридцать часов в сутки. Море иногда штормило, тогда батюшка утешался сам и делился со страдающими морской болезнью амброзией, взятой из лежащих на недоступной для бурь глубине амфор. С отцом этим мы периодически встречались на разных службах в городе и делились пережитым, иногда перезванивались, вместе старели и чешуя наша постепенно бледнела и все меньше отражала солнце.
Оставлю теперь эти аллегории и метафоры, тем более интрига уже создана и расскажу по простому.
Летом мы случайно встретились на набережной Корчулы, он шел с матушкой, я со своим семейством. Обрадовались, расцеловались и решили отметить встречу в ближайшей конобе. Траварица хорошо развязывает язык, и через час мы, расслабившись и оставив матушек шептаться о своем, спустились на пляж пообсуждать наболевшее. Закурив купленную в дьюти фри кубинскую сигару, батя начал свою печальную исповедь.
Знаешь отец, я устал от бессмысленности своей жизни. Затем Он помолчал, выпуская кольца с ароматом каибы и давая мне время обдумать признание. Сейчас уже шестой десяток на экваторе, солидность, уважение казалось бы должны утешать, как некие плоды, но для меня они больше маскировка от своих и чужих, чтобы не увидели моей растерянности и беспомощности. Ты помнишь как мы горели в девяностые, о чем говорили и волновались? Только ты один сейчас, кто спрашивает при встрече как я спасаюсь, остальные хвалят мою машину, щупают дорогую рясу, разглядывают серебренное кадило, интересуются где отдыхал или сразу переходят к сплетням, да и я поступаю так же. Самое обидное, что мне абсолютно все равно про машину и рясу, если бы хотя бы тут виделся смысл и интерес, я бы еще понял себя. Я стал обманщиком, то, что говорю и делаю перестало быть для меня главными, проповедаю людям о Христе, а сам не горю, призываю в церковь, обещаю встречу с неизреченным, а уже лет десять, как перестал встречаться и встречался ли? Да и не могу я, в нашу эпоху позднего Кураева, призывать в церковь с чистой совестью, что они у нас увидят? Фальш из всех углов светит, а протодьякон еще напалмом периодически орошает. Недавно служил с одним епископом, так тот дьякона благословлял словами: ну иди, кади мой сладкий. отцы знакомые хохочут теперь, противным обзывают и никто не ужасается. Раньше смеялся и спорил, а сейчас все более согласен с мыслью, что Бог должен быть в душе. Ты мне как то посоветовал Лебедева почитать о священстве первых веков христианства, я прочел про все те безобразия, и вдохновился даже, вроде как прививка получилась, а сейчас от нового Лебедева отравился, для чего он все это пишет, тоже от тоски наверное. Может быть у меня период такой, все видится в мрачном свете, куда не посмотрю, все знакомые отцы заняты своими тараканами, в основном о деньгах думают или грызутся, кто то хобби имеет и тем отвлекается, благочинный наш пьет и месяцами не служит, за него наемники пашут, счастливы те, кто занят с утра до утра и думать и смотреть по сторонам не успевают. В систему верят и счастливы. Я вот увлечения заимел, для тела в бассейн хожу, для души, в секцию экстремального вождения. Грустно, но хобби мне интересней сейчас больше всего. Все у меня угасло, блин и сигара даже потухла,- с досады бросил он не докуренную каибу в Адриатическое море и достал новую. В человеке что то должно гореть чтобы жить- продолжал он, прикуривая, - я тут встретил старую знакомую по прошлой жизни и влюбился как мальчишка, был бы светским, пустился бы во все тяжкие, но православие еще мешает, сопротивляюсь как могу, но общаться не перестаю, соврал ей, что импотент, чтобы не надеялась, а сам на волоске вишу. На епархиальной исповеди рассказал духовнику о своей болезни, а он: не меняй любовь Божию на любовь человеческую, может и правду говорит, знает какая она любовь Божия, хочется верить, что хоть один настоящий.
Молюсь ли я спрашиваешь, не знаю можно ли это назвать молитвой, так читаю правила по привычке, вечером правда почти перестал, молюсь чаще на бутылку. Да знаю я отец и про искушения, и про испытание, терпение, втайне надеюсь, что смогу, преодолею, воскресну, а когда выпью спрашиваю неизвестно кого: когда же я сдохну? Ты прямо наивный какой то со своими советами, всегда считал тебя немного блаженным, сквозь асфальт растешь. Помолись лучше обо мне и зачем я тебе все это рассказал? Читаю твой блог, глупости, но бывает интересно, хочешь, напиши про меня, только без имени и напалмом не поливай, оставь надежду. Возьми сигару попробуй, только глубоко не затягивайся, а то свалит, вот прикуривай.
P.S. Аня, когда прочтешь, Алексею не показывай, а то точно курить не бросит.
Тысячелетие крещения Руси подняло мощную волну, смывшую в христианский океан массы живущих светской жизнью людей. Этот океан для кого-то стал родным домом и, превратившись в рыбу, такой человек наслаждался соленой водой, то качаясь под солнцем правды на волнах молитвы, то погружаясь в пучины для обретения сокровищ мудрости и тайных знаний, скрытых в старинных амфорах, хранящихся в морских пещерах и гротах.
Кто то так и не обзавелся плавниками и, пока барахтался, был проглочен оранжевыми акулами, приплывшими с востока. Были и такие, кто испугавшись морской воды, постарался выбраться на твердую землю и отряхнуться.
Мой знакомый стал серебристой рыбой, превратив в стаю и свою семью.
Эта рыба знала и умела находить пищу в море океане, но предпочла есть из старинных амфор и со временем рукоположилась.
Еще неофит, но уже священник, он истово служил, неистово проповедовал, как ловец человеков, обходил со словом все открытые двери в той прекрасной бухте, где рыба кит поставила его на свешник.
Шли годы, свободного времени не было совсем, семья, служба, послушания, прихожане и требы забирали тридцать часов в сутки. Море иногда штормило, тогда батюшка утешался сам и делился со страдающими морской болезнью амброзией, взятой из лежащих на недоступной для бурь глубине амфор. С отцом этим мы периодически встречались на разных службах в городе и делились пережитым, иногда перезванивались, вместе старели и чешуя наша постепенно бледнела и все меньше отражала солнце.
Оставлю теперь эти аллегории и метафоры, тем более интрига уже создана и расскажу по простому.
Летом мы случайно встретились на набережной Корчулы, он шел с матушкой, я со своим семейством. Обрадовались, расцеловались и решили отметить встречу в ближайшей конобе. Траварица хорошо развязывает язык, и через час мы, расслабившись и оставив матушек шептаться о своем, спустились на пляж пообсуждать наболевшее. Закурив купленную в дьюти фри кубинскую сигару, батя начал свою печальную исповедь.
Знаешь отец, я устал от бессмысленности своей жизни. Затем Он помолчал, выпуская кольца с ароматом каибы и давая мне время обдумать признание. Сейчас уже шестой десяток на экваторе, солидность, уважение казалось бы должны утешать, как некие плоды, но для меня они больше маскировка от своих и чужих, чтобы не увидели моей растерянности и беспомощности. Ты помнишь как мы горели в девяностые, о чем говорили и волновались? Только ты один сейчас, кто спрашивает при встрече как я спасаюсь, остальные хвалят мою машину, щупают дорогую рясу, разглядывают серебренное кадило, интересуются где отдыхал или сразу переходят к сплетням, да и я поступаю так же. Самое обидное, что мне абсолютно все равно про машину и рясу, если бы хотя бы тут виделся смысл и интерес, я бы еще понял себя. Я стал обманщиком, то, что говорю и делаю перестало быть для меня главными, проповедаю людям о Христе, а сам не горю, призываю в церковь, обещаю встречу с неизреченным, а уже лет десять, как перестал встречаться и встречался ли? Да и не могу я, в нашу эпоху позднего Кураева, призывать в церковь с чистой совестью, что они у нас увидят? Фальш из всех углов светит, а протодьякон еще напалмом периодически орошает. Недавно служил с одним епископом, так тот дьякона благословлял словами: ну иди, кади мой сладкий. отцы знакомые хохочут теперь, противным обзывают и никто не ужасается. Раньше смеялся и спорил, а сейчас все более согласен с мыслью, что Бог должен быть в душе. Ты мне как то посоветовал Лебедева почитать о священстве первых веков христианства, я прочел про все те безобразия, и вдохновился даже, вроде как прививка получилась, а сейчас от нового Лебедева отравился, для чего он все это пишет, тоже от тоски наверное. Может быть у меня период такой, все видится в мрачном свете, куда не посмотрю, все знакомые отцы заняты своими тараканами, в основном о деньгах думают или грызутся, кто то хобби имеет и тем отвлекается, благочинный наш пьет и месяцами не служит, за него наемники пашут, счастливы те, кто занят с утра до утра и думать и смотреть по сторонам не успевают. В систему верят и счастливы. Я вот увлечения заимел, для тела в бассейн хожу, для души, в секцию экстремального вождения. Грустно, но хобби мне интересней сейчас больше всего. Все у меня угасло, блин и сигара даже потухла,- с досады бросил он не докуренную каибу в Адриатическое море и достал новую. В человеке что то должно гореть чтобы жить- продолжал он, прикуривая, - я тут встретил старую знакомую по прошлой жизни и влюбился как мальчишка, был бы светским, пустился бы во все тяжкие, но православие еще мешает, сопротивляюсь как могу, но общаться не перестаю, соврал ей, что импотент, чтобы не надеялась, а сам на волоске вишу. На епархиальной исповеди рассказал духовнику о своей болезни, а он: не меняй любовь Божию на любовь человеческую, может и правду говорит, знает какая она любовь Божия, хочется верить, что хоть один настоящий.
Молюсь ли я спрашиваешь, не знаю можно ли это назвать молитвой, так читаю правила по привычке, вечером правда почти перестал, молюсь чаще на бутылку. Да знаю я отец и про искушения, и про испытание, терпение, втайне надеюсь, что смогу, преодолею, воскресну, а когда выпью спрашиваю неизвестно кого: когда же я сдохну? Ты прямо наивный какой то со своими советами, всегда считал тебя немного блаженным, сквозь асфальт растешь. Помолись лучше обо мне и зачем я тебе все это рассказал? Читаю твой блог, глупости, но бывает интересно, хочешь, напиши про меня, только без имени и напалмом не поливай, оставь надежду. Возьми сигару попробуй, только глубоко не затягивайся, а то свалит, вот прикуривай.
P.S. Аня, когда прочтешь, Алексею не показывай, а то точно курить не бросит.