Я проснулся в два часа ночи.
Игорь уже спал; я, боясь распугать темноту, затаившуюся по углам в суеверном страхе перед рассветом, неровной походкой дошёл до кухни. Повернул тумблер на плите, зажёгся нервный оранжевый огонёк.
В холодильнике была бутылка воды. Открыл, сделал пару глотков и почувствовал, как холодный электролит алкоголем растекается по венам.
На подоконнике была пачка его любимых сигарет, название которых я никак не мог запомнить. Коричневые, со вкусом вишни. Закурил от плиты, потому что зажигалка только брызгала искрами, не давая огня.
В курении мне всегда нравились три вещи: вкус первой затяжки, которая всегда отличается от остальных, серебристый дым и вкус последней затяжки: разогретый фильтр начинает пропускать горькие смолы, которые обжигают язык, а огонёк, наконец, согревает пальцы.
Я всегда цепляюсь за мелкий физиологизм.
Открыл окно, свежий ноябрьский вакуум как сель хлынул с подоконника на пол.
За окном не было ничего. Ни города, ни огней, только густая чернота. Где-то вдалеке почему-то проехала машина и растворилась, рассыпалась на субатомарные частицы.
За окном не было ничего, только большая чёрная дыра, заглотившая вселенную, медленно вращалась неподалёку.
Я улыбнулся совсем не удивительному обстоятельству, что моя квартира - последнее место во вселенной, не проглоченное чёрной дырой. Я с самого начала знал, что так и будет.
Дым от сигареты тонкой струйкой убегал в чёрную дыру и пропадал за горизонтом событий. Ради развлечения я уронил с подоконника пачку сигарет. Она вопросительно зависла в воздухе и медленно поползла к полу. Как я и думал. Время замедлялось, горизонт событий был совсем рядом.
Я затушил сигарету об пепельницу и пошёл обратно. В замедляющемся времени это заняло несколько миллиардов прежде привычных лет. Пока я шёл по коридору, я, чтобы развлечься, вспомнил до буквы все книги, которые когда-либо читал, прокрутил в голове все услышанные когда-либо мелодии и увиденные фильмы. Я доказал в уме теорему Ферма для n>3 (удивившись простоте доказательства и тому, что целому миру для этого понадобилось 300 лет), понял, как в Стандартной модели концы сводятся с концами и без всякого бозона Хиггса, и пришёл к научно обоснованному выводу, что Копенгагенская интерпретация никуда не годится.
К тому моменту, когда я вошёл в спальню, я знал о мире всё, и мир решительно перестал быть интересным. Во мне окончательно сформировалась идея совершенного романа, который я всегда хотел написать. Я, впрочем, отчётливо помню, что мысль о том, что для того, чтобы написать даже первую букву в нём, в замедляющемся времени мне потребуется несколько триллионов лет, меня несколько огорчила.
Какое некрасивое сложноподчинённое предложение получилось.
Игорь по-прежнему спал.
Я дошёл до окна, открыл его и увидел, как карниз медленно распадается на атомы и тонкой струйкой утекает в чёрную дыру.
Я сел у изголовья. Стена с окном полыхнула изнутри синеватым светом и исчезла за какой-то квинтиллион прежних лет. Боясь разбудить Игоря, я осторожно провёл рукой по его волосам. Укрыл его одеялом потеплее: в прогнозе погоды этой ночью обещали тепловую смерть вселенной, а батарею вместе со стеной уже утащило в чёрную дыру.
Ноги без тапочек совсем замёрзли, поэтому я забрался под одеяло, обнял Игоря и закрыл глаза. Вспомнил, что забыл выключить плиту на кухне, но потом подумал, что её, пожалуй, уже нет, и успокоился.
Повернувшись спиной к вечности, я спокойно уснул. Последнее, что я помню, была мысль, что, когда всё повторится вновь через пятнадцать миллиардов лет, нужно купить новую зажигалку.
Posted via
LiveJournal app for iPad.