Начиная примерно с конца пятидесятых годов - точно тут не скажешь, в Москве стали быстро появляться некие обособленные сообщества, исповедующие альтернативное искусство, альтернативную культуру и альтернативное мировоззрение - так называемые диссидентские богемные салоны.
Что они там делали, какую кашу варили - тогда они помалкивали об этом (контроль со стороны государства существовал хоть в каком-то виде, хотя зачастую и принимал превращенные формы). Сегодня же воспитанники этих кружков, добившись легитимации своей тогдашней деятельности, рассказывают о своем прошлом с удовлетворением и готовностью.
Эти диссидентские салоны отличались от других тогдашних сборищ тем, что всегда проходили на квартирах, в подвалах или дарованных «режимом» мастерских. Завсегдатаи этих посиделок даже считали себя некоей элитой, держателями традиций русских салонов девятнадцатого века.
При этом многие не чурались сознательной маргинализации - очевидно, именно с целью бросить вызов советскому обществу, не приемлющему унизительных форм существования человека. Держатели салонов отмежевывались от сравнения с «интеллигентскими кухнями», живя непрерывным движением разнообразных персонажей, являя собой одновременно место для знакомств и кратковременных связей, философский кружок и точку ведения бизнеса. Там продавали картины, антиквариат и информацию; также очень вероятно, что именно именно там начиналась порнография - именно в этих кружках был брошен вызов всему благому, что несла в себе советская система.
В этих салонах создавалось то, что их обитатели могли назвать «новым искусством».
Например, там родились такие стихи:
«Кто-то выбросил рогожу, кто-то выплеснул помои, на заборе чья-то рожа, надпись мелом - «Это Зоя».
Или:
«Умерла в бараке, сорока семи лет, детей нет, работала уборщицей в мужском туалете, для чего жила на свете?». Знакомый мрачный посыл советской безысходности, не правда ли?
Вот что с уважением рассказывает журналист Игорь Дудинский об одном из таких салонов - знаменитом «Южинском кружке»:
«Этот салон носил отчетливый мистический оттенок. Люди, собиравшиеся там, называли себя «шизами» или «шизоидами», чтобы обозначить: еще не совсем сумасшедшие, но от нормы далеки. <...> Можно было увидеть такую картину - входит профессор в пиджаке и галстуке, его поддерживают под руки два бомжа. И он с этими бомжами ведет диалог, причем они в плане интеллектуального потенциала ни в чем ему не уступают.
- Люди собирались там каждый день?
- Каждый. Причем вопрос денег не волновал никого, если вдруг не было водки, сидели без водки. Но водка была всегда.» «Это была упертая, экстатическая антисоветчина в чистом виде, без всяких прилагательных».
Игорь Дудинский
Каждый кружок того времени имел какие-то черты, хоть в малом отличавшие его от других. Какие-то из них исповедовали оргиастическое пьянство и разгул разврата и безумия, какие-то несли налет чопорности, какие-то «принципиально записывали в свои «попутчики» тех, кого советская власть называла врагами».
На базе Южинского кружка родилось новое, фашистское сообщество - «Черный орден SS». Его возглавил писатель Евгений Головин, который получил в нем звание «рейхсфюрера». В этот кружок вошли также и известные ныне люди - Александр Дугин, Юрий Мамлеев, Гейдар Джемаль.
Евгений Головин - "рейхсфюрер"
Богемное подполье, судя по всему, жило по принципу «чем хуже, тем лучше». Там царили странные нравы - рассказывают, что кто-то имел обыкновение выпускать при случае клопов из коробочки, где-то мочились в чайник, кто-то мог надеть вместо одежды наволочку - и все пили, пили до состояния бреда, который, как считалось «освобождал ум».
Это высвобожденное богемным подпольем гниение получило способность самовоспроизведения и воплотилось вновь в современной московской и питерской богеме во вполне легализованных ужасающих формах, о чем мы узнаем далеко не всегда и далеко не сразу.
Продолжение следует.