Бриллиантовый подарок железного человека
В разгар Великой Отечественной, в 1944 году, в Новосибирске побывала делегация репортеров из союзнических Соединенных Штатов Америки. Я обнаружил неизвестные и вполне себе сенсационные воспоминания одного из участников того визита, корреспондента «Нью-Йорк таймс» Гаррисона Солсбери.
В составе той делегации, помимо журналистов американских изданий, был также председатель Торговой палаты США Эрик Джонстон и активист Республиканской партии Штатов Уильям Уайт.
Заокеанских гостей пригласили в своеобразный «пресс-тур» - увидеть своими глазами и рассказать Западу, как живут люди в тылу военного СССР, как организована работа на эвакуированных фабриках и заводах и какая на самом деле она - загадочная Сибирь. Кроме того, в рамках поездки предполагалось обсудить послевоенное торговое сотрудничество - в том, что гитлеровцам осталось недолго сопротивляться, уже никто не сомневался. Американцы пробыли в Новосибирске несколько дней.
Принимал делегацию первый секретарь Новосибирского обкома ВКП (б) Михаил Кулагин - лицо для нашего региона историческое.
Он возглавлял Новосибирскую область в самый тяжелый для нее период. С первых месяцев Великой Отечественной в Сибирь хлынул бескрайний поток поездов с эвакуированными предприятиями. Их необходимо было не только принять и разместить, но и в самые короткие сроки организовать на их базе выпуск продукции и вооружения для фронта. Речь уже не идет о сотнях тысяч людей и мириадах ценнейших произведений искусства, также прибывших в Новосибирск из охваченных войной городов.
Никогда еще в истории человечества не было подобных прецедентов, а потому все решения необходимо было принимать на ходу, с чистого листа, притом что любая ошибка была смерти подобна.
В таких условиях региону нужна была железная рука, уверенный, опытный, смекалистый руководитель-патриот с бесконечной энергией. И назначая за день до начала войны, 21 июня 1941 года, во главу обкома Кулагина, москвичи будто в воду глядели. Этот «человек из стали» возглавлял область на протяжении всей войны и оставил свой пост лишь в 1949 году по состоянию здоровья. При нем и благодаря нему заработали крупнейшие заводы области, открылся оперный театр, и именно Михаил Кулагин первым поздравил новосибирцев с Победой.
Восхищался Кулагиным и Гаррисон Солсбери. Весьма известны строки из его книги «В Москву и дальше», в которых он делился впечатлениями о поездке в Сибирь в 1944 году: «Нашим хозяином был Михаил Кулагин, губернатор Западной Сибири, самый стойкий коммунист, какого я когда-либо встречал. В годы Гражданской войны он служил в кавалерии Буденного… В цехах заводов, которые мы посетили, кипела работа. Кулагин, показывая нам свое предприятие, иногда останавливался, чтобы поздороваться с подростком-крановщиком или протянуть руку курносой Наташе, занятой обтачиванием снарядов на токарном станке. Казалось, он знал всех рабочих по именам». И несмотря на то, что Кулагин не был урожденным сибиряком, большего энтузиаста Сибири, по мнению американского журналиста, никогда не существовало. Он делился с гостями желанием сохранить в Сибири эвакуированные промышленные предприятия после войны - так в итоге и произошло.
На этом можно было бы поставить точку, но мало кто знает, что позже Солсбери выпустил еще одну свою книгу «Сквозь бури нашего времени: воспоминания» (1983), и в ней также поделился воспоминаниями о том посещении Новосибирска, но уже совсем другими. И вновь первый секретарь Новосибирского обкома партии стал центральным персонажем этих воспоминаний.
Либо автор, либо переводчик этих мемуаров немного напутал с фамилией, так что Кулагин на всем протяжении отрывка фигурирует как «Калугин».
С самого начала главы о пребывании в Новосибирске Солсбери обозначает, что в этот раз будет говорить о «партийном боссе» Кулагине не как о патриоте, энтузиасте и непревзойденном руководителе, но как об обычном человеке. Первое, о чем вспоминает журналист: его коллега Уильям Лоуренс упоил Кулагина до того, что тот оказался под столом. Но тут же делает ему комплимент: в свои сорок четыре года секретарь обкома, по мнению Гаррисона, выглядел не старше тридцати двух. «У него были стальные мускулы, он был очень сильный и утверждал, что в гражданскую войну ударом сабли рассекал белогвардейских офицеров до пояса», - таков речевой портрет Кулагина кисти Солсбери.
Поселили всех членов делегации, судя по описанию в тексте, в Заельцовском бору на побережье Оби, на элитных обкомовских дачах. И вот, на третий день пребывания американцев в сибирской столице, в комнату к Эрику Джонстону постучался Кулагин. Тут начинается самая интересная часть воспоминаний: «Сказав, что у него для Эрика есть сувенир на память о пребывании в Новосибирске, он бросил на покрытый плюшевой скатертью стол большой белый конверт. В нем Эрик обнаружил несколько конвертов поменьше.
Он открыл один из них, на стол высыпалась горсть бриллиантов. Он открыл другой, тот был полон рубинов. В третьем были изумруды.
И дальше в том же духе. Всего, мне кажется, было сорок четыре драгоценных и полудрагоценных камня».
Вот тебе раз! Голодная, изможденная, полуразрушенная страна направляет все силы и материальные средства фронту, и вдруг в тылу советский партийный деятель запросто дарит председателю американской Торговой палаты камни на сотни тысяч долларов, хвастливо приговаривая: «В моем распоряжении все богатства Сибири». Предание не так уж свежо, но верится все же с трудом.
Но вернемся к книге. Джонстон заупирался, однако Кулагин, которого автор мемуаров панибратски называет «Майком», оскорбился и наотрез отказался забирать драгоценности обратно, предложив американцу лучше выкинуть их в реку. В итоге «Майк» ушел, а бриллианты с изумрудами остались у Джонстона.
И все же уже в день отлета американцам сообща удалось придумать, как вернуть чересчур щедрый подарок хозяину. Эрик Джонстон сыграл на том, что для Михаила Кулагина было превыше всего, - на партийной дисциплине: «Он выразил уверенность, что Калугин выполнит любой приказ партии. Калугин согласился. Тогда Эрик сказал, что он тоже член партии, Республиканской партии, и в соответствии с партийной дисциплиной он не имеет права принять подарок. Казалось, Калугин был растроган. Он уступил, но заверил Джонстона, что сохранит драгоценности до следующего его приезда в Сибирь».
На посошок Михаил Васильевич произнес угрожающий тост, посвятив его предателям, которые только притворяются друзьями, и намекнул, что русские знают, как таких покарать.
Анализируя инцидент с подарком Кулагина, Гаррисон Солсбери предполагает, что все это было частью сталинской игры, а камни вместе с соответствующим приказом доставили из Москвы: «Он <Калугин> не был "наследным вице-королем нео-Казацкой Сибирской империи", как он себя представлял… И еще одно: когда Калугин, попрощавшись со всеми нами, покидал самолет, я увидел, как он сунул в карман Джонстону белый конверт. Интересно, что в нем было?»
И несмотря на все вышесказанное, Солсбери напоследок вновь придается восхищению силе и одновременно простоте сибирского партийного лидера: «Калугин показался мне одним из самых крупных советских боссов, которых я где-либо встречал. Весь Новосибирск был у него в руках. Он проводил гораздо больше времени, пожимая замасленные руки рабочих и хорошеньких девушек на заводах, чем сопровождая Джонстона. Это был крепкий, преданный, энергичный, умный партийный работник».
Были ли все эти воспоминания корреспондента «Нью-Йорк таймс» достоверными и не искаженными идеологией, согласно которой любой советский руководитель должен был выглядеть живым монументом без страха и упрека, а его мелкие недостатки и неоднозначные поступки «затирались»? Или напротив, Солсбери сочинил все это для большего «перца» и увеличения продаж своей книги, пользуясь тем, что сталинская Сибирь для американцев - terra incognita, и они проглотят любой бред?
Верить или не верить - удел каждого. Одно несомненно - новосибирец Михаил Кулагин всего за несколько дней общения запал в душу будущему лауреату Пулитцеровской премии, как, возможно, никто другой из когда-либо встречавшихся ему людей.
[кнопки для репоста]
В составе той делегации, помимо журналистов американских изданий, был также председатель Торговой палаты США Эрик Джонстон и активист Республиканской партии Штатов Уильям Уайт.
Заокеанских гостей пригласили в своеобразный «пресс-тур» - увидеть своими глазами и рассказать Западу, как живут люди в тылу военного СССР, как организована работа на эвакуированных фабриках и заводах и какая на самом деле она - загадочная Сибирь. Кроме того, в рамках поездки предполагалось обсудить послевоенное торговое сотрудничество - в том, что гитлеровцам осталось недолго сопротивляться, уже никто не сомневался. Американцы пробыли в Новосибирске несколько дней.
Принимал делегацию первый секретарь Новосибирского обкома ВКП (б) Михаил Кулагин - лицо для нашего региона историческое.
Он возглавлял Новосибирскую область в самый тяжелый для нее период. С первых месяцев Великой Отечественной в Сибирь хлынул бескрайний поток поездов с эвакуированными предприятиями. Их необходимо было не только принять и разместить, но и в самые короткие сроки организовать на их базе выпуск продукции и вооружения для фронта. Речь уже не идет о сотнях тысяч людей и мириадах ценнейших произведений искусства, также прибывших в Новосибирск из охваченных войной городов.
Никогда еще в истории человечества не было подобных прецедентов, а потому все решения необходимо было принимать на ходу, с чистого листа, притом что любая ошибка была смерти подобна.
В таких условиях региону нужна была железная рука, уверенный, опытный, смекалистый руководитель-патриот с бесконечной энергией. И назначая за день до начала войны, 21 июня 1941 года, во главу обкома Кулагина, москвичи будто в воду глядели. Этот «человек из стали» возглавлял область на протяжении всей войны и оставил свой пост лишь в 1949 году по состоянию здоровья. При нем и благодаря нему заработали крупнейшие заводы области, открылся оперный театр, и именно Михаил Кулагин первым поздравил новосибирцев с Победой.
Восхищался Кулагиным и Гаррисон Солсбери. Весьма известны строки из его книги «В Москву и дальше», в которых он делился впечатлениями о поездке в Сибирь в 1944 году: «Нашим хозяином был Михаил Кулагин, губернатор Западной Сибири, самый стойкий коммунист, какого я когда-либо встречал. В годы Гражданской войны он служил в кавалерии Буденного… В цехах заводов, которые мы посетили, кипела работа. Кулагин, показывая нам свое предприятие, иногда останавливался, чтобы поздороваться с подростком-крановщиком или протянуть руку курносой Наташе, занятой обтачиванием снарядов на токарном станке. Казалось, он знал всех рабочих по именам». И несмотря на то, что Кулагин не был урожденным сибиряком, большего энтузиаста Сибири, по мнению американского журналиста, никогда не существовало. Он делился с гостями желанием сохранить в Сибири эвакуированные промышленные предприятия после войны - так в итоге и произошло.
На этом можно было бы поставить точку, но мало кто знает, что позже Солсбери выпустил еще одну свою книгу «Сквозь бури нашего времени: воспоминания» (1983), и в ней также поделился воспоминаниями о том посещении Новосибирска, но уже совсем другими. И вновь первый секретарь Новосибирского обкома партии стал центральным персонажем этих воспоминаний.
Либо автор, либо переводчик этих мемуаров немного напутал с фамилией, так что Кулагин на всем протяжении отрывка фигурирует как «Калугин».
С самого начала главы о пребывании в Новосибирске Солсбери обозначает, что в этот раз будет говорить о «партийном боссе» Кулагине не как о патриоте, энтузиасте и непревзойденном руководителе, но как об обычном человеке. Первое, о чем вспоминает журналист: его коллега Уильям Лоуренс упоил Кулагина до того, что тот оказался под столом. Но тут же делает ему комплимент: в свои сорок четыре года секретарь обкома, по мнению Гаррисона, выглядел не старше тридцати двух. «У него были стальные мускулы, он был очень сильный и утверждал, что в гражданскую войну ударом сабли рассекал белогвардейских офицеров до пояса», - таков речевой портрет Кулагина кисти Солсбери.
Поселили всех членов делегации, судя по описанию в тексте, в Заельцовском бору на побережье Оби, на элитных обкомовских дачах. И вот, на третий день пребывания американцев в сибирской столице, в комнату к Эрику Джонстону постучался Кулагин. Тут начинается самая интересная часть воспоминаний: «Сказав, что у него для Эрика есть сувенир на память о пребывании в Новосибирске, он бросил на покрытый плюшевой скатертью стол большой белый конверт. В нем Эрик обнаружил несколько конвертов поменьше.
Он открыл один из них, на стол высыпалась горсть бриллиантов. Он открыл другой, тот был полон рубинов. В третьем были изумруды.
И дальше в том же духе. Всего, мне кажется, было сорок четыре драгоценных и полудрагоценных камня».
Вот тебе раз! Голодная, изможденная, полуразрушенная страна направляет все силы и материальные средства фронту, и вдруг в тылу советский партийный деятель запросто дарит председателю американской Торговой палаты камни на сотни тысяч долларов, хвастливо приговаривая: «В моем распоряжении все богатства Сибири». Предание не так уж свежо, но верится все же с трудом.
Но вернемся к книге. Джонстон заупирался, однако Кулагин, которого автор мемуаров панибратски называет «Майком», оскорбился и наотрез отказался забирать драгоценности обратно, предложив американцу лучше выкинуть их в реку. В итоге «Майк» ушел, а бриллианты с изумрудами остались у Джонстона.
И все же уже в день отлета американцам сообща удалось придумать, как вернуть чересчур щедрый подарок хозяину. Эрик Джонстон сыграл на том, что для Михаила Кулагина было превыше всего, - на партийной дисциплине: «Он выразил уверенность, что Калугин выполнит любой приказ партии. Калугин согласился. Тогда Эрик сказал, что он тоже член партии, Республиканской партии, и в соответствии с партийной дисциплиной он не имеет права принять подарок. Казалось, Калугин был растроган. Он уступил, но заверил Джонстона, что сохранит драгоценности до следующего его приезда в Сибирь».
На посошок Михаил Васильевич произнес угрожающий тост, посвятив его предателям, которые только притворяются друзьями, и намекнул, что русские знают, как таких покарать.
Анализируя инцидент с подарком Кулагина, Гаррисон Солсбери предполагает, что все это было частью сталинской игры, а камни вместе с соответствующим приказом доставили из Москвы: «Он <Калугин> не был "наследным вице-королем нео-Казацкой Сибирской империи", как он себя представлял… И еще одно: когда Калугин, попрощавшись со всеми нами, покидал самолет, я увидел, как он сунул в карман Джонстону белый конверт. Интересно, что в нем было?»
И несмотря на все вышесказанное, Солсбери напоследок вновь придается восхищению силе и одновременно простоте сибирского партийного лидера: «Калугин показался мне одним из самых крупных советских боссов, которых я где-либо встречал. Весь Новосибирск был у него в руках. Он проводил гораздо больше времени, пожимая замасленные руки рабочих и хорошеньких девушек на заводах, чем сопровождая Джонстона. Это был крепкий, преданный, энергичный, умный партийный работник».
Были ли все эти воспоминания корреспондента «Нью-Йорк таймс» достоверными и не искаженными идеологией, согласно которой любой советский руководитель должен был выглядеть живым монументом без страха и упрека, а его мелкие недостатки и неоднозначные поступки «затирались»? Или напротив, Солсбери сочинил все это для большего «перца» и увеличения продаж своей книги, пользуясь тем, что сталинская Сибирь для американцев - terra incognita, и они проглотят любой бред?
Верить или не верить - удел каждого. Одно несомненно - новосибирец Михаил Кулагин всего за несколько дней общения запал в душу будущему лауреату Пулитцеровской премии, как, возможно, никто другой из когда-либо встречавшихся ему людей.
[кнопки для репоста]