Будденброки, РАМТ
Вот прочтешь на свою голову, а потом сидишь три часа в зале и борешься со своими книжными впечатлениями. И претензии все как-то не в тему. Ну что я хочу? Я что, не знаю, что возможности литературы по сравнению с любым другим искусством беспредельны? Что сравнивать надо подобное с подобным? Что 700-страничный роман уложить в три часа очень трудно, и смысловые и прочие потери неизбежны? Знаю, просто суммирую моменты, которые меня напрягли.
1. Всю первую часть народ и я, его компонент, смеялись. Только в антракте задумалась. Вроде «Будденброки» не юмористический роман? Но ведь действительно было смешно! И горбатая служанка Ида то с подносом, то со шваброй пересекающая сцену в самые важные моменты, и эпизод с ковром для Тони, и появление Грюнлиха, и эскапады Христиана… Смотришь и раз в 5-7 минут смеешься. Тут что-то не так с интонацией. Но что делать, если лишь отсмеявшись, понимаешь, что тряпкой Ида только что смыла следы очередного умершего.
2. Особую прелесть в романе для меня составляет описание именно немецкого уклада, с бытовыми подробностями. Я прекрасно понимаю, что театре сегодня востребованы аскетичность, минимализм, черный цвет, и готова принять дом, от которого остались один остов, пианино и накрытый стол в углу, но развитие-то этого конкретного сюжета идет от богатства к гибели, и где же еще поиграть с деталями, как не здесь? Все как огня боятся пошлости, но прелесть уюта в том числе и в ней.
3. а) Христиан хорош, но его слишком много, а самое главное, куда-то исчезла его драма. Да, он омерзителен во многом, но именно ему хватает духу пойти поперек семьи, признать ребенка от «сомнительной» женщины, а после смерти матери на ней жениться. И это именно он, ко всеобщему спокойствию, доживает свои дни в психушке, отторгнутый семьей, преданный женой, исчезнувший с глаз долой, из сердца вон. На сцене Христиан предстает фигляром, который беспрестанно развлекает зрителя своими байками. Он сложнее. Он не исчерпывается фиглярством и стяжательством.
б) Томас. В романе все ждут от него решения, все хорошие, а он какой есть, того обидел, к этому несправедлив. Жесткий, волевой, вынужденный брать на себя ответственность, которую не с кем разделить. Одинокий до предела. Декоративный брак, духовно чуждый ребенок, с которым он не знает, как общаться, и высекать из себя теплоту он не может, нет у него сил. И так продолжается годами, но однажды несущая конструкция всего этого дома, внезапно (для всех, но не для себя) дает трещину, надламывается, и наконец рушится. Размышления Томаса перед смертью - одни из лучших страниц романа. Зачем незадолго до смерти фокусы с примеркой то одной, то другой рубашки на сцене? Зачем сенатор Будденброк после отказа холодной, рената-литвиново-подобной Герды забывает застегнуть ширинку, а кусок рубашки кивает оттуда? При чем тут этот конкретный Томас, который всю свою недолгую жизнь как раз был застегнут на все, какие есть, пуговицы.
в) Ну и наконец, я никогда не соглашусь с тем, что маленький Ганно - служебный персонаж и его можно лишь обозначить, посадить в глубину сцены, спиной к зрителю, и пусть себе малыш музицирует. Ганно, замыкающий и прерывающий династию, поднимает всю эту драматическую историю на уровень трагедии. Больной, тонко чувствующий, одаренный, робкий, чужой в среде детей, чужой в своей семье. Слишком хрупкий для этого мира. Я не знаю, как это ставить, где найти такого мальчика, как при этом не скатиться в сентиментальную пошлость, но мне очень жалко, что Ганно и весь его мир сведен к декорации.
Спектакль с романом сравнивать, наверно, неправильно. Но другого представления о Будденброках, кроме как из романа, у меня нет. Упрощение неизбежно, это понятно. Но на наших глазах отошли в мир иной четыре героя, случилась по сути гибель семьи, а сильных эмоций нет. Как будто режиссер постеснялся портить зрителю вечер. Ушел объем, ушла немецкость, ушла плоть. Каркас на месте.
