Зеркало русской революции
В статье "Духи русской революции" Бердяев рассуждает об ответственности Толстого за создание моральной базы русской революции ("русская революция являет собой своеобразное торжество толстовства", "Он вызывал тех духов, которые владеют революцией, и сам был ими одержим"). При этом Бердяев высказывает очень близкие мне идеи о связи между личным и общественным самосознанием человека. Часто их противопоставляют. Кажется, что на одном полюсе этического мировоззрения стоит взгляд о том, что человеческая личность ценна сама по себе, без связи с этнической и культурной традицией, а на другом - что личность существует только как член той или иной группы или как представитель той или иной культуры. Первых подход призывает оценивать человека только как индивидуума и устанавливает единые морально-этические нормы для всех и всегда. Второй неизбежно делит людей на своих и чужих.
Бердяев же, наоборот, утверждает, что вне общественного контекста личности не существует. Что призыв рассматривать индивидуум вне культурного и исторического контекста истребляет всё личностное, индивидуальное, "истребляет все богатства бытия".
"Толстой - индивидуалист и очень крайний индивидуалист. Он совершенно антиобществен, для него не существует проблемы общественности. Индивидуалистична и толстовская мораль. Но ошибочно было бы сделать отсюда заключение, что толстовская мораль покоится на ясном и твердом сознании личности. Толстовский индивидуализм решительно враждебен личности, как это и всегда бывает с индивидуализмом. <...> Жизнь личности не представляется ему истинной, божественной жизнью, это - ложная жизнь этого мира. Истинная, божественная жизнь есть жизнь безличная, общая жизнь, в которой исчезли все качественные различения, все иерархические расстояния. <...> Только полное уничтожение всякого личного и разнокачественного бытия в безликой и бескачественной всеобщности представляется Толстому выполнением закона Хозяина жизни. Личность, качественность есть уже грех и зло. И Толстой хотел бы последовательно истребить все, что связано с личностью и качественностью. <...> Поистине демоничен его морализм и истребляет все богатства бытия. Эгалитарная и нигилистическая страсть Толстого влечет его к истреблению всех духовных реальностей, всего подлинно онтологического. Не знающая границ моралистическая претензия Толстого все делает призрачным, она отдает под подозрение и низвергает реальность истории, реальность церкви, реальность государства, реальность национальности, реальность личности и реальность всех сверхличных ценностей, реальность всей духовной жизни. <...> Он отверг всякую историческую преемственность, он не хотел допустить никаких ступеней в историческом развитии. <...> он отрекался от великого исторического прошлого и не хотел великого исторического будущего. <...> Толстой сумел привить русской интеллигенции ненависть ко всему исторически-индивидуальному и исторически-разностному. Он был выразителем той стороны русской природы, которая питала отвращение к исторической силе и исторической славе. Это он приучал элементарно и упрощенно морализировать над историей и переносить на историческую жизнь моральные категории-жизни индивидуальной. Этим он морально подрывал возможность для русского народа жить исторической жизнью, исполнять свою историческую судьбу и историческую миссию. Он морально уготовлял историческое самоубийство русского народа."
Бердяев же, наоборот, утверждает, что вне общественного контекста личности не существует. Что призыв рассматривать индивидуум вне культурного и исторического контекста истребляет всё личностное, индивидуальное, "истребляет все богатства бытия".
"Толстой - индивидуалист и очень крайний индивидуалист. Он совершенно антиобществен, для него не существует проблемы общественности. Индивидуалистична и толстовская мораль. Но ошибочно было бы сделать отсюда заключение, что толстовская мораль покоится на ясном и твердом сознании личности. Толстовский индивидуализм решительно враждебен личности, как это и всегда бывает с индивидуализмом. <...> Жизнь личности не представляется ему истинной, божественной жизнью, это - ложная жизнь этого мира. Истинная, божественная жизнь есть жизнь безличная, общая жизнь, в которой исчезли все качественные различения, все иерархические расстояния. <...> Только полное уничтожение всякого личного и разнокачественного бытия в безликой и бескачественной всеобщности представляется Толстому выполнением закона Хозяина жизни. Личность, качественность есть уже грех и зло. И Толстой хотел бы последовательно истребить все, что связано с личностью и качественностью. <...> Поистине демоничен его морализм и истребляет все богатства бытия. Эгалитарная и нигилистическая страсть Толстого влечет его к истреблению всех духовных реальностей, всего подлинно онтологического. Не знающая границ моралистическая претензия Толстого все делает призрачным, она отдает под подозрение и низвергает реальность истории, реальность церкви, реальность государства, реальность национальности, реальность личности и реальность всех сверхличных ценностей, реальность всей духовной жизни. <...> Он отверг всякую историческую преемственность, он не хотел допустить никаких ступеней в историческом развитии. <...> он отрекался от великого исторического прошлого и не хотел великого исторического будущего. <...> Толстой сумел привить русской интеллигенции ненависть ко всему исторически-индивидуальному и исторически-разностному. Он был выразителем той стороны русской природы, которая питала отвращение к исторической силе и исторической славе. Это он приучал элементарно и упрощенно морализировать над историей и переносить на историческую жизнь моральные категории-жизни индивидуальной. Этим он морально подрывал возможность для русского народа жить исторической жизнью, исполнять свою историческую судьбу и историческую миссию. Он морально уготовлял историческое самоубийство русского народа."