Дочитала «Чистилище» Данте
Это прям труд) Читала долго, старалась вдумчиво. Но Чистилище менее понятно, чем Ад, если честно. Помогает душка Нембрини.
«Чистилище» отвечает на этот вопрос, острый и насущный: возможно ли начать все заново? Возможно ли в жизни новое начало? Существует ли такая новизна, которая охватит всю жизнь и позволит начать ее заново? Чтобы ответить на этот вопрос, необходим великий труд. В «Чистилище» больше всего поражает именно то, что эта часть проходит в непрерывном труде - Данте берется за труд над самим собой. Если «Ад» - это гигантская картина леденящей душу неподвижности без времени и пространства, где грех, зло клеймят человека навсегда, то здесь поэт начинает трудиться над собой. Цель ясна, но путь от этого не становится менее сложным, менее драматичным.»
«Если вы спросите меня, какими словами можно определить «Чистилище», я отвечу: книга о настоящем. «Чистилище» - книга о времени и истории, то есть о настоящем, потому что мы живем только в настоящем. »
«Бог - это незавершенная вечность. Я имею в виду, что сама природа Бога есть желание. Разве это не так? Разве это не единственное возможное объяснение, не единственная гипотеза, позволяющая хоть как-то вникнуть в Тайну Троицы? Бог, непрестанно стремящийся к Себе Самому, движимый желанием Себя Самого; это бесконечное стремление совершается непрерывно в течение вечности. Непрерывное движение, непрерывное желание и непрерывное свершение желания. Он - источник Себя Самого, Он Сам - «голод утоленный и алчущий»[139], Он «лишь Собой „излит и постижим и, постигая, постигнут“»[140], как говорит Данте в «Рае» о понимании Богом Себя Самого.»
«суть дружбы: «чтобы возрастало желание находиться рядом». Это же восхитительно! «Чтобы возрастало желание находиться рядом». Цель дружбы, ее смысл - любовь, движение, ожидание чего-то нового, которое словно возрождается постоянно; новизна, возможная вечно.В таком случае вся «Божественная комедия» не что иное, как рассказ об этом открытии. Открытие это совершается не умом - сама жизнь приводит нас к нему. Мы обнаруживаем, что вся реальность - вся, действительно вся! - влечет к себе; она приводит нас в движение, заставляет касаться всего вокруг. Но чем сильнее ее зов, тем шире распахивается желание в нас. От шага к шагу, от ступени к ступени, от встречи к встрече - человек восстанавливает необъятность своих бесконечных потребностей и желаний. Человек словно призван постоянно искать в складках реальности, во встрече с осязаемым миром таинственный след Бесконечности, влекущей к себе. В этом свете «Комедия» становится доступной для понимания. »
«Следовательно, цель прохождения через чистилище - стать причастным Божественной природе, осознать себя как чистое желание. Обрести себя, или, вернее, стать чище. Очищение - это не какое-то волшебное действие; человек не начинает там меньше грешить (мы увидим, что, слава Богу, чистилище полно отъявленных грешников, обретающих прощение). Смысл пути в том, чтобы все больше соответствовать своей природе, а природа человека - быть желанием. Таким образом, к концу чистилища каждый обретает себя, как Данте - «чист и достоин посетить светила». Все складывается само собой, идет совершенно естественным ходом. Не стоит думать, что Бог вдруг в определенный момент, так сказать, открывает дверь и начинает отбор: «Так, посмотрим… Тебя прощаю, проходи, а тебя нет, твой черед еще не наступил; тебе, так и быть, пойду навстречу…» Нет. Душа приходит к Богу собственной добродетелью, потому что она очистилась, она стала чистым желанием и потому «достойна посетить»
«И если правомерен наш подход, подразумевающий, что «Божественная комедия» - произведение не о потустороннем мире, а о мире, в котором живет каждый из нас, тогда «Чистилище» действительно наша книга. Эта часть поэмы воспевает нежность к себе самим; она воспевает время и пространство, человечество, путь и долгий труд, который необходимо проделать человеку, чтобы стать верным себе, чтобы вновь обрести себя, чтобы стать тем, чем глубинно он всегда был, - чистым желанием. А значит - любовью. Чистое желание - значит любовь, связь, потребность обнять кого-то, ведь только в другом человеке свершается мое «я». Мое «я» свершается, погружаясь в «ты». В конце пути человек способен сказать «ты» с простотой и чистотой ребенка, он действительно словно ребенок, летящий в материнские объятия. Траектория движения человека, пришедшего к концу чистилища, той же природы: он словно летит в объятия Отца, в объятия «ты». Таким будет рай - непрестанное осуществление этой связи.»
«Жизнь так устроена: каждый из нас несет груз своих восемнадцати (кто-то двадцати, а кто-то и пятьдесяти шести) лет, наполненных ранами и предательствами, злом, причиненным кому-либо. Вопрос в том, возможно ли начать все заново. Данте отвечает на этот вопрос. Открытие, к которому он ведет нас, состоит в том, что прощение существует прежде вины. Бог полон милосердия к нам еще до того, как мы совершим ошибку. Ничего общего с тем, как мы зачастую относимся к детям: «Я тебя, конечно, люблю, но… стань ты чуточку лучше, я бы любил тебя сильнее». Убогий шантаж. Нет, Бог поступает иначе - «прощение предшествует вине. Об этом говорится в песни тридцать третьей «Рая», где Мария представляется как Та, Которая «не только тем, кто просит, подает <…>, но просьбы исполняет наперед». Просьба Данте «исполнена наперед» уже в песни первой, когда он не мог об этом и догадываться! Он кричит Вергилию свое Miserere - кто бы ты ни был, сжалься надо мной! - а Вергилий объясняет: ты всегда был любим и желанен. Я ждал твоего Miserere, чтобы прийти на зов, но три благословенные девы послали меня сюда еще раньше, чем ты меня позвал. Мария призывает Лючию, Лючия обращается к Беатриче, а Беатриче посылает Вергилия. Прощение предшествует воплю о помощи, оно существует прежде человеческого зова. Вся «Комедия», как и вся христианская жизнь, есть не что иное, как откровение прощения, предшествующего всему, - прощения, которое стоит у истоков всего.»
«Чистилище - это гора о семи кругах, на каждом из которых происходит очищение от одного из смертных грехов; человек получает прощение, и при этом проявляется безмерность человеческого желания и того единственного, что способно его утолить. Ведь смертные грехи и есть то предательство, о котором мы говорили, та ложь, когда мы сказали: «Мне этого достаточно!» Гордость и зависть, гнев и уныние, а затем корыстолюбие, чревоугодие и сладострастие - такие формы принимает преграда, которую ложь ставит желанию. Перед нами эти семь кругов. Каждому из нас эти пороки знакомы, все мы грешны; но души, пребывающие в чистилище, знают милосердие и потому мыслят о грехе иначе. Это все те же смертные грехи, за которые другие приговорены к аду; но именно здесь, как нигде, выявляется ценность свободы, потому что человек строит свою жизнь сам и в конце концов получает то, о чем просил. Нагрузил себя балластом - пойдет вниз, очистился - пойдет вверх. По своей собственной воле! Деформированное представление о христианстве заставляет нас верить, что существует некий грозный судья, который указывает: «Ты наверх, ты вниз». Каждый по своей воле пойдет вниз или вверх, в какой-то таинственной зависимости от того, как он задействовал свою свободу. Такова разница между Иудой и Петром. Оба в каком-то смысле предали, но Церковь учит нас называть предательством поступок Иуды и отречением - слова Петра, поскольку природа действий различна: одно - отгородиться от прощения, другое - согрешить и ошибиться, находясь в поле зрения всепрощающего «взгляда. Петра переполняет боль, но он с детским порывом говорит свое «да»: «Да, Господи, Ты знаешь, что я люблю Тебя; я смердящий пес, но Ты знаешь, что я люблю Тебя»; Иуда же говорит «нет».Знаете, из-за чего, по Данте, совершаются грехи? Из-за любви. Ведь любовь, желание - канва бытия. Человек не выбирает, желать ему или не желать: мы так устроены, мы - желание, желание - закон нашего бытия. Отрицать желание так же бессмысленно, как отрицать закон всемирного тяготения. Представьте, что вы решили не пользоваться законом всемирного тяготения и выйти из окна десятого этажа. Ну-ну, попробуйте. У вас есть вес - и это решаете не вы. Точно таким же образом нашей природе присуще желание; это решаем не мы, мы сами - желание. Да, мы согрешаем, говорит Данте, мы ошибаемся, но исходный импульс, задающий траекторию, верен: именно любовь влечет нас ко всему. Проблема в том, что необходимо полностью понимать собственную природу и природу объекта, находящегося перед нами, необходимо честно признавать несоответствие этого объекта широте желания, необходимо идти на жертву. Но движет нами именно любовь.»
«Данте разделяет чистилище на три сферы. Первую составляют три смертных греха - гордость, зависть и гнев, вызванные тем, что любовь «ошиблась целью»[146]: человек привлечен неверной целью, но само по себе влечение свойственно человеку по природе. Центральная сфера - духовная лень. Ленивые люди - те, кто видят истину, но по нечестности своей не хотят признать соответствия между истиной и своим желанием. Духовная лень - грех «скудной любви»[147]: в человеке недостаточно любви к истине, вследствие чего он остается неподвижным, замкнутым в самом себе. И последняя сфера - корыстолюбие, чревоугодие и сладострастие, то есть деньги, еда и секс; это грехи от «чрезмерной любви»[148], от избытка, от следования за инстинктом. Но причина их - все та же привлекательность, которая содержится в каждом творении.»
«И здесь я должен назвать последнее слово - терпение. Бог нуждается в нашей свободе, а время - это пространство, которое необходимо Богу, чтобы эту свободу уважать. Он словно стоит за дверью, ожидает, Он не может вломиться в дом. Он ожидает, когда появится хоть узкая щель, - и тогда Он войдет. Но сначала нужно, чтобы эта щель приоткрылась. Поэтому «Чистилище» - история о терпении Бога. Это время, когда Бог ожидает действия нашей свободы. Свободы, выраженной в труде, как сказали мы в самом начале, и свободы, выраженной в жертве; свободы чувствовать, что со временем рождается новая личность: день за днем, постепенно, падая, и поднимаясь, и падая вновь, но непреклонно, через терпение и время рождается новая личность. И, когда приходит пора, она сама пускается в полет, «чтобы охватить всю необъятность, ради которой создана; но для этого требуется труд.Читая Данте, начинаешь понимать, что время жизни и время истории - это пространство терпения Бога. Он не может действовать силой, Он ждет, ждет искони, даже если ты этого не замечаешь.»
«Жизнь хороша“. И даже перед зеркалом, видя себя: „И это тоже хорошо“». После жизнь идет своим чередом, но начало должно быть именно таким. Любое начало, идет ли речь об уроках или о дружбе.
Маяк любви, прекрасная планета
Зажгла восток улыбкою лучей,
И ближних Рыб затмила ясность эта.
Что можно увидеть на этом огромном, чистейшем, величественном небе? Любовь. «Маяк любви, прекрасная планета» - это Венера, утренняя звезда. С раннего утра она уверяет нас, что бытие - это отношение, бесконечная доброта, любовь. Если бы по утрам мы вставали с таким ощущением бытия, то каждый из нас мог бы сказать о мире: «Опять мне очи упоил вполне». Каждое утро начинается другая жизнь.»
«Эти терцины я иногда перечитываю вечерами, потому что все мы носим на себе смертельные раны и всем нам необходимо, по сути, одно: предать себя «Тому, Которым и злодей прощен».
Мои ужасны были прегрешенья;
Но милость Божья рада всех обнять,
Кто обратится к ней, ища спасенья.
Умей страницу эту прочитать
Козенцский пастырь, Климентом избранный
На то, чтобы меня, как зверя, гнать, -
Мои останки были бы сохранны
У моста Беневенто, как в те дни,
Когда над ними холм воздвигся бранный.
Он совершил тяжкие грехи, но милость Божия обнимает и прощает все.»
«Как ты сказал, теперь уже никто
Добра не носит даже и личину:
Зло и внутри, и сверху разлито…
[Мир летит к чертям. Мир лишен всякой добродетели, добра больше нет, и кажется, что зло побеждает.]Как часто, жалуясь, мы говорим то же самое: «Нет больше нравственности. В мое время все было иначе…» И Данте так говорит. Он не единственный: в любую эпоху найдется человек, сетующий на зло времен. Поэт Шарль Пеги замечает: «Дурное время было и при римлянах». Однако продолжает: «Иисус <…> не прятался за дурным временем. <…> Он использовал Свои три года. Но Он их не потерял, не употребил их на то, чтобы стенать и ссылаться на дурное время. <…> Он это остановил. И как просто. Создав христианство. <…> Он никого не заклеймил, не обвинил. Он спас. Он не обвинил мир. Он спас мир»[170]. Утешимся. Зло было во времена Римской империи и во времена Данте - есть оно и сейчас. И есть Иисус, есть христианство, которое спасает нас, которое позволяет нам смотреть на зло времен с уверенностью, что судьба мира, даже судьба злых времен - благая судьба.»
«Христианство привнесло в мир идею спасения, поэтому основной вопрос теперь не в том, чтобы предугадать, что произойдет завтра, а в том, чтобы жить ради вечности. Однако, как говорит Честертон, «с тех пор как люди больше не веруют в Бога, это не значит, что они не веруют ни во что, а значит, они веруют во все»[172].Поэтому теперь, когда христианство перестает быть канвой всеобщего менталитета, мы наблюдаем, как вновь расцветают магические верования древних времен.На этот же путь встала сегодня наука в стремлении доказать, что свободы не существует, а мы являемся жертвой механизмов, предшествующих нам, подчиняющих нас себе и заставляющих двигаться по траектории детерминизма (термин Нового времени!), который аннулирует свободу. Наука Нового времени часто отрицает существование свободного выбора, претендуя на обнаружение механизмов разума, не зависящих от нас. Уже в XVII веке один из философов говорил: «Люди заблуждаются, считая себя свободными.»
«Многие исследователи ревностно отстаивают такую точку зрения: существуют законы, которым мы подвластны, но, не осознавая этого, мы тешим себя иллюзией свободы, однако это только иллюзия. Ты думаешь, что поступаешь определенным образом, потому что так решил, но на самом деле ты поступаешь так, потому что когда-то давно упал с кровати, у тебя было трудное детство, на тебя воздействуют подсознание, генетика, мозговые структуры… Детерминизм в области биологии, психоанализа, социологии - это все теории, стремящиеся к научному обоснованию фиктивности свободы, утверждающие, что люди просто не отдают себе отчет в том, что «подвластны тем же законам, что и куст спаржи или дикая утка»[174]. Разумеется, совсем иной ответ, в русле учения Августина и всей христианской традиции, дает Марко.
Он издал вздох, замерший в скорбном «У!»,
И начал так, в своей о нас заботе:
Брат, мир - слепец, и ты сродни ему…»
«Вы для всего причиной признаете
Одно лишь Небо, словно все дела
Оно вершит в своем круговороте…
[Вы, живущие на земле люди, думаете, что причина зла - на Небесах, словно все, даже то, что вы делаете сами, «вершится» кем-то другим, а значит, не может не произойти!] Словно вы не вольны выбирать. Удобно устроились!
…Будь это так, то в вас бы не была
Свободной воля, правды бы не стало
В награде за добро, в отмщенье зла…
[Будь это так, свободы бы не существовало («в вас бы не была / Свободной воля»), вы бы не были свободными. И тогда «правды бы не стало», то есть было бы несправедливым, неправильным, что делающий добро получает в награду радость, счастье, а делающий зло получает страдание и отмщение.]»
«Если бы все было так, то Сам Бог был бы несправедлив, ибо ни награда, ни наказание не имели бы смысла, не имели бы объяснения своему существованию.
…Влеченья от небес берут начало, -
Не все; но скажем даже - все сполна,
Вам дан же свет, чтоб воля различала
Добро и зло…
Да, несомненно, Небеса оказывают на нас некоторое воздействие. Есть, так сказать, природный аспект: ты связан с тем мигом, когда пришел в мир; Вселенная как она есть в момент нашего рождения оказывает на нас определенное влияние. Ты рождаешься в определенных обстоятельствах - во времени, в месте, в семье, в социальных условиях, и они влияют на твою восприимчивость, на темперамент. Однако все это только создает почву, основу нашей жизни, а не определяет ее целиком.«Но скажем даже», примем допущение, допустим, что Небеса (звезды, биология, общество) определяют каждый ваш шаг, все, что происходит с вами в жизни; и все же вам дан «свет, чтоб воля различала / Добро и зло». В вас есть что-то более глубокое, чем темперамент, более весомое, чем вкус или восприим«восприимчивость, дарованные природой. В тебе есть что-то более весомое, чем полученное тобой воспитание, «центр тяжести, который даже самое дурацкое воспитание не в силах сместить», сказал бы Кафка[175]. «Вам дан же свет, чтоб воля различала / Добро и зло». В вас живет потребность, в вас есть сердце (мне ближе это слово), которое не ошибается (вы созданы по образу и подобию Божию, поэтому ваше сердце не ошибается), в вас заложен критерий суждения, позволяющий с уверенностью распознавать добро и зло. Тот самый «закон, написанный в сердцах», о котором говорит апостол Павел (Рим. 2: 15).
…и ежели она
Осилит с Небом первый бой опасный,
То, с доброй пищей, победить должна…
«Вам дан же свет, чтоб воля различала / Добро и зло…»: вам дан свет, чтобы различать добро и зло; вам дана воля, чтобы следовать суждению, которое вы выносите. Вы решаете, любить или не любить, сказать добру «да» или «нет» (мимиходом заметим, что это учение святого Фомы Аквинского; можно сказать, что Данте положил на стихи его Сумму Теологии).»
«И вновь звучит проблема воспитания: что день за днем питает твой ум, твою волю, твое сердце? Если пища добрая, то и сердце направлено к добру, оно словно привыкает к добру. Поначалу утверждать добро трудно; но по мере того как оно становится привычным, воспитывается, сопровождает тебя, оно переходит в добродетель. Точно так же склонность ко злу, которой мы не препятствуем, а потворствуем, становится пороком. Вошедшая в привычку приверженность злу - это порок, приверженность добру - добродетель. Для того чтобы воспитать приверженность добру, необходим путь, необходимо вновь и вновь говорить добру «да», и эта каждодневная приверженность постепенно обуздывает (через несколько стихов Данте употребит слово «обузданье») волю, разворачивает ее к верной цели, к верному предмету.
…Вы лучшей власти, вольные, подвластны
И высшей силе, влившей разум в вас;
А Небеса к нему и непричастны…
«Воля - это энергия человеческого сердца, притягиваемая добром, это способность человека признать Истину: «Да, Господи! Ты еси». «Вольные, подвластны»: эти два слова можно комментировать до бесконечности. Скажите мне, приходилось ли вам слышать где-нибудь, чтобы вольного называли подвластным? На первый взгляд эти два слова исключают друг друга, ведь быть подвластным значит не быть вольным, свободным. Напротив, воля, свобода у Данте - это именно способность человека признать истину и быть ей подвластным. »
«Дело в том, что, как пишет отец Джуссани, «христианская религиозность возникает как единственное условие человечности. Перед человеком стоит выбор: считать себя либо свободным от всей Вселенной и зависящим только от Бога, либо свободным от Бога, и тогда он становится рабом каждого обстоятельства»[176] - биологической предрасположенности, окружающей среды, инстинкта…«Вы лучшей власти, вольные, подвластны / И высшей силе, влившей разум в вас». Высшая сила, то есть ваша созданность по образу и подобию Божию, ваша причастность жизни Бога, вливает в вас разум, то есть творит в вас свободную душу.»
«И если мир шатается сейчас,
Причиной - вы, для тех, кто разумеет;
Что это так, покажет мой рассказ.
[Следовательно, «если мир шатается», если сегодняшний мир настолько развращен, что сбился с пути, «причина - вы». Причину зла, которое, как вам видится, одерживает верх, ищите в себе.]Никаких звезд, никакой биологической предрасположенности, окружающей среды - ищите причину в себе. Все зависит от того, как вы воспользуетесь своей свободой.»
«Ты видишь, что дурное управленье
Виной тому, что мир такой плохой,
А не природы вашей извращенье.
[Видишь, именно дурное использование данной вам свободы сделало мир злым, а природа, которой Бог наделил вас, не изменилась.]Сердце осталось тем же, будь спокоен, Бог продолжает делать свое дело - творит сердца людей и мир. Ежедневно он творит то, что нужно сотворить заново: с одной стороны, человека и его сердце, с другой - мир, через который говорит с человеком и привлекает его к себе, мир как знак. Если мир стал таким, то это по вашей вине, а не потому, что прогнила ваша природа - ее Бог дал вам и продолжает давать.»
«в сердцевине истории спасения происходит встреча Данте с его возлюбленной: женщиной, чье появление на его пути позволило ему пережить опыт новой жизни - Vita nova. Это произошло не потому, что она была красива. Конечно, и поэтому тоже, но прежде всего потому, что через нее Данте, его взор, воля и разум каким-то образом встретили Самого Христа.Из этих песней делается очевидным, что Беатриче выполняет христологическую функцию, о чем говорят многие исследования. Но будем иметь в виду, что если Беатриче - это присутствие Иисуса в жизни молодого Данте, то и каждая любовь, каждое отношение, каждое желание призывает распознать знаки, отличительные особенности присутствия Бога, Который идет навстречу человеку. Ты можешь их и не распознать - но тогда свершится смерть, Зло: ты не заметишь их, не превратишь повседневные отношения в величайшую возможность встретить судьбу, узреть таинственное исполнение жизни во времени.И последнее вводное замечание: в песни тридцать первой «Чистилища», словно в зеркале, отражается и песнь пятая «Ада», текст содержит множество отсылок к истории Паоло и Франчески.»
«В венке олив, под белым покрывалом,
Предстала женщина, облачена
В зеленый плащ и в платье огнеалом.
Белое покрывало, зеленый плащ и огнеалое платье.Белый, зеленый и красный. Это не флаг Италии. Это вера, надежда и любовь. Хотя, если честно, мне нравится думать, что в каком-то смысле они свя«связаны с Италией. Мы прекрасно знаем, что цвета итальянского флага выбраны по принципу французского революционного триколора, где синий, белый и красный символизируют свободу, равенство и братство. А наши патриоты, сами того не зная, выбрали цвета христианских добродетелей, которые имеют гораздо большее отношение к Италии, нежели идеология того времени. Порой история преподносит сюрпризы…Белый, зеленый и красный - это три богословские добродетели. Жена, облеченная Богом. Вера, Надежда и Любовь есть три измерения Сущего: Отец, Сын, Святой Дух. Они - наше желание Истины, добра и красоты. Это то, чего желает человек, в чем исполняется природа человека. И все это заключено в девушке, облеченной в веру, надежду и любовь.»
«Таков был я, без слез и сокрушений,
До песни тех, которые поют
Вослед созвучьям вековечных сеней;
Но чуть я понял, что они зовут
Простить меня, усердней, чем словами:
«О госпожа, зачем так строг твой суд!» -
Лед, сердце мне сжимавший, как тисками,
Стал влагой и дыханьем и, томясь,
Покинул грудь глазами и устами.
[Так же чувствовал себя и я, «без слез и сокрушений», в оцепенении, неспособный даже плакать, окаменевший от укора Беатриче, словно прикованный к собственному злу, брошенному мне в лицо, - вплоть до того, как запели ангелы («которые поют /Вослед созвучьям вековечных сеней», то есть поют всегда). Но как только я понял, что ангелы поют для меня, участвуют в моем деле, словно обращаясь к Беатриче: «Зачем ты говоришь с ним таким тоном? За что ты его «так, беднягу?» (как великолепно! Данте способен заставить болеть за себя всех ангелов рая; когда ему что-то действительно нужно, он идет на все! Думаю, он и сейчас в раю ведет себя так же!), - то лед, сжимавший тисками мое сердце, растаял и, «томясь» (с ощущением тяжести, боли), «покинул грудь глазами и устами», то есть я наконец заплакал. Лед покинул мое сердце посредством слез, я освободился от оков, смог наконец заплакать.]»
«И я ворота мертвых посетила,
Прося, в тоске, чтобы ему помог
Тот, чья рука его сюда взводила.
«И я ворота мертвых посетила». Она сошла в ад, отправилась к Вергилию и с плачем обратилась к нему: «Смилуйся, выйди ему навстречу, приведи его ко мне! Приведи!»Какая любовь! Какое прощение! Эта женщина, вместо того чтобы кричать ему: «Проклятый, бесстыдник, предатель!» (как поступил бы любой из нас), спускается за своим возлюбленным до самого ада! Откуда берется такая любовь, что готова спуститься в ад, чтобы вернуть того, кто заблудился?
То было бы нарушить Божий рок -
Пройти сквозь Лету и вкусить губами
Такую снедь, не заплатив оброк
Раскаянья, обильного слезами.
[Было бы несправедливо перед Богом (а потому не составило бы пользы для блага Данте) позволить ему испить из реки, заставляющей забыть совершенное зло, не позволив перед этим испытать боль, которую он должен испытать. »
«Страшная исповедь завершена, страшное обвинение со стороны Беатриче и скорбное признание в грехах со стороны Данте сделаны. Диалог заканчивается обмороком Данте, однако теперь он действительно «чист и достоин посетить светила».И в завершение разговора о «Чистилище» прочитаем еще две терцины. Первая из них находится в той же песни и начинается со стиха 127-го.
Пока, ликующий и изумленный,
Мой дух не мог насытиться едой,
Которой алчет голод утоленный…
В этой терцине удивительным образом описывается развитие любви: чем сильнее я люблю, тем сильнее мне хочется любить; чем больше исполняется желание, тем больше оно растет. Желание - природа Самого Бога; Бог как Троица есть отношение, неугасающая любовь, желание, которое постоянно исполняется и, исполняясь, возобновляется; это и есть та пища, которая утоляет голод и заставляет алкать еще больше. Любовь - то, чем движется бытие, а природа человека - желание: чем больше ты насыщаешься, тем сильнее твой голод, твоя потребность.И напоследок - завершение всей части, последние стихи песни тридцать
«третьей.
Я шел назад, священною волной
[здесь он уже входит в другую реку; первая была нужна, чтобы забыть зло, другая - чтобы помнить о добре]
Воссоздан так, как жизненная сила
Живит растенья зеленью живой,
Чист и достоин посетить светила.
«Чистилище» завершается вновь обретенным самосознанием, осознанием себя самого как чистого желания: жизнь делается дорогой, которая ежедневно обновляет нас, «как жизненная сила / Живит растенья зеленью живой» (растения, обновленные ветвями, свежими листьями, плодами). Каждый день в нашу жизнь входит что-то новое, и душа человека непрерывно движется к цели своего желания - добраться до звезд, увидеть и встретить Бога.»
Отрывок из книги
Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех
Франко Нембрини
«Чистилище» отвечает на этот вопрос, острый и насущный: возможно ли начать все заново? Возможно ли в жизни новое начало? Существует ли такая новизна, которая охватит всю жизнь и позволит начать ее заново? Чтобы ответить на этот вопрос, необходим великий труд. В «Чистилище» больше всего поражает именно то, что эта часть проходит в непрерывном труде - Данте берется за труд над самим собой. Если «Ад» - это гигантская картина леденящей душу неподвижности без времени и пространства, где грех, зло клеймят человека навсегда, то здесь поэт начинает трудиться над собой. Цель ясна, но путь от этого не становится менее сложным, менее драматичным.»
«Если вы спросите меня, какими словами можно определить «Чистилище», я отвечу: книга о настоящем. «Чистилище» - книга о времени и истории, то есть о настоящем, потому что мы живем только в настоящем. »
«Бог - это незавершенная вечность. Я имею в виду, что сама природа Бога есть желание. Разве это не так? Разве это не единственное возможное объяснение, не единственная гипотеза, позволяющая хоть как-то вникнуть в Тайну Троицы? Бог, непрестанно стремящийся к Себе Самому, движимый желанием Себя Самого; это бесконечное стремление совершается непрерывно в течение вечности. Непрерывное движение, непрерывное желание и непрерывное свершение желания. Он - источник Себя Самого, Он Сам - «голод утоленный и алчущий»[139], Он «лишь Собой „излит и постижим и, постигая, постигнут“»[140], как говорит Данте в «Рае» о понимании Богом Себя Самого.»
«суть дружбы: «чтобы возрастало желание находиться рядом». Это же восхитительно! «Чтобы возрастало желание находиться рядом». Цель дружбы, ее смысл - любовь, движение, ожидание чего-то нового, которое словно возрождается постоянно; новизна, возможная вечно.В таком случае вся «Божественная комедия» не что иное, как рассказ об этом открытии. Открытие это совершается не умом - сама жизнь приводит нас к нему. Мы обнаруживаем, что вся реальность - вся, действительно вся! - влечет к себе; она приводит нас в движение, заставляет касаться всего вокруг. Но чем сильнее ее зов, тем шире распахивается желание в нас. От шага к шагу, от ступени к ступени, от встречи к встрече - человек восстанавливает необъятность своих бесконечных потребностей и желаний. Человек словно призван постоянно искать в складках реальности, во встрече с осязаемым миром таинственный след Бесконечности, влекущей к себе. В этом свете «Комедия» становится доступной для понимания. »
«Следовательно, цель прохождения через чистилище - стать причастным Божественной природе, осознать себя как чистое желание. Обрести себя, или, вернее, стать чище. Очищение - это не какое-то волшебное действие; человек не начинает там меньше грешить (мы увидим, что, слава Богу, чистилище полно отъявленных грешников, обретающих прощение). Смысл пути в том, чтобы все больше соответствовать своей природе, а природа человека - быть желанием. Таким образом, к концу чистилища каждый обретает себя, как Данте - «чист и достоин посетить светила». Все складывается само собой, идет совершенно естественным ходом. Не стоит думать, что Бог вдруг в определенный момент, так сказать, открывает дверь и начинает отбор: «Так, посмотрим… Тебя прощаю, проходи, а тебя нет, твой черед еще не наступил; тебе, так и быть, пойду навстречу…» Нет. Душа приходит к Богу собственной добродетелью, потому что она очистилась, она стала чистым желанием и потому «достойна посетить»
«И если правомерен наш подход, подразумевающий, что «Божественная комедия» - произведение не о потустороннем мире, а о мире, в котором живет каждый из нас, тогда «Чистилище» действительно наша книга. Эта часть поэмы воспевает нежность к себе самим; она воспевает время и пространство, человечество, путь и долгий труд, который необходимо проделать человеку, чтобы стать верным себе, чтобы вновь обрести себя, чтобы стать тем, чем глубинно он всегда был, - чистым желанием. А значит - любовью. Чистое желание - значит любовь, связь, потребность обнять кого-то, ведь только в другом человеке свершается мое «я». Мое «я» свершается, погружаясь в «ты». В конце пути человек способен сказать «ты» с простотой и чистотой ребенка, он действительно словно ребенок, летящий в материнские объятия. Траектория движения человека, пришедшего к концу чистилища, той же природы: он словно летит в объятия Отца, в объятия «ты». Таким будет рай - непрестанное осуществление этой связи.»
«Жизнь так устроена: каждый из нас несет груз своих восемнадцати (кто-то двадцати, а кто-то и пятьдесяти шести) лет, наполненных ранами и предательствами, злом, причиненным кому-либо. Вопрос в том, возможно ли начать все заново. Данте отвечает на этот вопрос. Открытие, к которому он ведет нас, состоит в том, что прощение существует прежде вины. Бог полон милосердия к нам еще до того, как мы совершим ошибку. Ничего общего с тем, как мы зачастую относимся к детям: «Я тебя, конечно, люблю, но… стань ты чуточку лучше, я бы любил тебя сильнее». Убогий шантаж. Нет, Бог поступает иначе - «прощение предшествует вине. Об этом говорится в песни тридцать третьей «Рая», где Мария представляется как Та, Которая «не только тем, кто просит, подает <…>, но просьбы исполняет наперед». Просьба Данте «исполнена наперед» уже в песни первой, когда он не мог об этом и догадываться! Он кричит Вергилию свое Miserere - кто бы ты ни был, сжалься надо мной! - а Вергилий объясняет: ты всегда был любим и желанен. Я ждал твоего Miserere, чтобы прийти на зов, но три благословенные девы послали меня сюда еще раньше, чем ты меня позвал. Мария призывает Лючию, Лючия обращается к Беатриче, а Беатриче посылает Вергилия. Прощение предшествует воплю о помощи, оно существует прежде человеческого зова. Вся «Комедия», как и вся христианская жизнь, есть не что иное, как откровение прощения, предшествующего всему, - прощения, которое стоит у истоков всего.»
«Чистилище - это гора о семи кругах, на каждом из которых происходит очищение от одного из смертных грехов; человек получает прощение, и при этом проявляется безмерность человеческого желания и того единственного, что способно его утолить. Ведь смертные грехи и есть то предательство, о котором мы говорили, та ложь, когда мы сказали: «Мне этого достаточно!» Гордость и зависть, гнев и уныние, а затем корыстолюбие, чревоугодие и сладострастие - такие формы принимает преграда, которую ложь ставит желанию. Перед нами эти семь кругов. Каждому из нас эти пороки знакомы, все мы грешны; но души, пребывающие в чистилище, знают милосердие и потому мыслят о грехе иначе. Это все те же смертные грехи, за которые другие приговорены к аду; но именно здесь, как нигде, выявляется ценность свободы, потому что человек строит свою жизнь сам и в конце концов получает то, о чем просил. Нагрузил себя балластом - пойдет вниз, очистился - пойдет вверх. По своей собственной воле! Деформированное представление о христианстве заставляет нас верить, что существует некий грозный судья, который указывает: «Ты наверх, ты вниз». Каждый по своей воле пойдет вниз или вверх, в какой-то таинственной зависимости от того, как он задействовал свою свободу. Такова разница между Иудой и Петром. Оба в каком-то смысле предали, но Церковь учит нас называть предательством поступок Иуды и отречением - слова Петра, поскольку природа действий различна: одно - отгородиться от прощения, другое - согрешить и ошибиться, находясь в поле зрения всепрощающего «взгляда. Петра переполняет боль, но он с детским порывом говорит свое «да»: «Да, Господи, Ты знаешь, что я люблю Тебя; я смердящий пес, но Ты знаешь, что я люблю Тебя»; Иуда же говорит «нет».Знаете, из-за чего, по Данте, совершаются грехи? Из-за любви. Ведь любовь, желание - канва бытия. Человек не выбирает, желать ему или не желать: мы так устроены, мы - желание, желание - закон нашего бытия. Отрицать желание так же бессмысленно, как отрицать закон всемирного тяготения. Представьте, что вы решили не пользоваться законом всемирного тяготения и выйти из окна десятого этажа. Ну-ну, попробуйте. У вас есть вес - и это решаете не вы. Точно таким же образом нашей природе присуще желание; это решаем не мы, мы сами - желание. Да, мы согрешаем, говорит Данте, мы ошибаемся, но исходный импульс, задающий траекторию, верен: именно любовь влечет нас ко всему. Проблема в том, что необходимо полностью понимать собственную природу и природу объекта, находящегося перед нами, необходимо честно признавать несоответствие этого объекта широте желания, необходимо идти на жертву. Но движет нами именно любовь.»
«Данте разделяет чистилище на три сферы. Первую составляют три смертных греха - гордость, зависть и гнев, вызванные тем, что любовь «ошиблась целью»[146]: человек привлечен неверной целью, но само по себе влечение свойственно человеку по природе. Центральная сфера - духовная лень. Ленивые люди - те, кто видят истину, но по нечестности своей не хотят признать соответствия между истиной и своим желанием. Духовная лень - грех «скудной любви»[147]: в человеке недостаточно любви к истине, вследствие чего он остается неподвижным, замкнутым в самом себе. И последняя сфера - корыстолюбие, чревоугодие и сладострастие, то есть деньги, еда и секс; это грехи от «чрезмерной любви»[148], от избытка, от следования за инстинктом. Но причина их - все та же привлекательность, которая содержится в каждом творении.»
«И здесь я должен назвать последнее слово - терпение. Бог нуждается в нашей свободе, а время - это пространство, которое необходимо Богу, чтобы эту свободу уважать. Он словно стоит за дверью, ожидает, Он не может вломиться в дом. Он ожидает, когда появится хоть узкая щель, - и тогда Он войдет. Но сначала нужно, чтобы эта щель приоткрылась. Поэтому «Чистилище» - история о терпении Бога. Это время, когда Бог ожидает действия нашей свободы. Свободы, выраженной в труде, как сказали мы в самом начале, и свободы, выраженной в жертве; свободы чувствовать, что со временем рождается новая личность: день за днем, постепенно, падая, и поднимаясь, и падая вновь, но непреклонно, через терпение и время рождается новая личность. И, когда приходит пора, она сама пускается в полет, «чтобы охватить всю необъятность, ради которой создана; но для этого требуется труд.Читая Данте, начинаешь понимать, что время жизни и время истории - это пространство терпения Бога. Он не может действовать силой, Он ждет, ждет искони, даже если ты этого не замечаешь.»
«Жизнь хороша“. И даже перед зеркалом, видя себя: „И это тоже хорошо“». После жизнь идет своим чередом, но начало должно быть именно таким. Любое начало, идет ли речь об уроках или о дружбе.
Маяк любви, прекрасная планета
Зажгла восток улыбкою лучей,
И ближних Рыб затмила ясность эта.
Что можно увидеть на этом огромном, чистейшем, величественном небе? Любовь. «Маяк любви, прекрасная планета» - это Венера, утренняя звезда. С раннего утра она уверяет нас, что бытие - это отношение, бесконечная доброта, любовь. Если бы по утрам мы вставали с таким ощущением бытия, то каждый из нас мог бы сказать о мире: «Опять мне очи упоил вполне». Каждое утро начинается другая жизнь.»
«Эти терцины я иногда перечитываю вечерами, потому что все мы носим на себе смертельные раны и всем нам необходимо, по сути, одно: предать себя «Тому, Которым и злодей прощен».
Мои ужасны были прегрешенья;
Но милость Божья рада всех обнять,
Кто обратится к ней, ища спасенья.
Умей страницу эту прочитать
Козенцский пастырь, Климентом избранный
На то, чтобы меня, как зверя, гнать, -
Мои останки были бы сохранны
У моста Беневенто, как в те дни,
Когда над ними холм воздвигся бранный.
Он совершил тяжкие грехи, но милость Божия обнимает и прощает все.»
«Как ты сказал, теперь уже никто
Добра не носит даже и личину:
Зло и внутри, и сверху разлито…
[Мир летит к чертям. Мир лишен всякой добродетели, добра больше нет, и кажется, что зло побеждает.]Как часто, жалуясь, мы говорим то же самое: «Нет больше нравственности. В мое время все было иначе…» И Данте так говорит. Он не единственный: в любую эпоху найдется человек, сетующий на зло времен. Поэт Шарль Пеги замечает: «Дурное время было и при римлянах». Однако продолжает: «Иисус <…> не прятался за дурным временем. <…> Он использовал Свои три года. Но Он их не потерял, не употребил их на то, чтобы стенать и ссылаться на дурное время. <…> Он это остановил. И как просто. Создав христианство. <…> Он никого не заклеймил, не обвинил. Он спас. Он не обвинил мир. Он спас мир»[170]. Утешимся. Зло было во времена Римской империи и во времена Данте - есть оно и сейчас. И есть Иисус, есть христианство, которое спасает нас, которое позволяет нам смотреть на зло времен с уверенностью, что судьба мира, даже судьба злых времен - благая судьба.»
«Христианство привнесло в мир идею спасения, поэтому основной вопрос теперь не в том, чтобы предугадать, что произойдет завтра, а в том, чтобы жить ради вечности. Однако, как говорит Честертон, «с тех пор как люди больше не веруют в Бога, это не значит, что они не веруют ни во что, а значит, они веруют во все»[172].Поэтому теперь, когда христианство перестает быть канвой всеобщего менталитета, мы наблюдаем, как вновь расцветают магические верования древних времен.На этот же путь встала сегодня наука в стремлении доказать, что свободы не существует, а мы являемся жертвой механизмов, предшествующих нам, подчиняющих нас себе и заставляющих двигаться по траектории детерминизма (термин Нового времени!), который аннулирует свободу. Наука Нового времени часто отрицает существование свободного выбора, претендуя на обнаружение механизмов разума, не зависящих от нас. Уже в XVII веке один из философов говорил: «Люди заблуждаются, считая себя свободными.»
«Многие исследователи ревностно отстаивают такую точку зрения: существуют законы, которым мы подвластны, но, не осознавая этого, мы тешим себя иллюзией свободы, однако это только иллюзия. Ты думаешь, что поступаешь определенным образом, потому что так решил, но на самом деле ты поступаешь так, потому что когда-то давно упал с кровати, у тебя было трудное детство, на тебя воздействуют подсознание, генетика, мозговые структуры… Детерминизм в области биологии, психоанализа, социологии - это все теории, стремящиеся к научному обоснованию фиктивности свободы, утверждающие, что люди просто не отдают себе отчет в том, что «подвластны тем же законам, что и куст спаржи или дикая утка»[174]. Разумеется, совсем иной ответ, в русле учения Августина и всей христианской традиции, дает Марко.
Он издал вздох, замерший в скорбном «У!»,
И начал так, в своей о нас заботе:
Брат, мир - слепец, и ты сродни ему…»
«Вы для всего причиной признаете
Одно лишь Небо, словно все дела
Оно вершит в своем круговороте…
[Вы, живущие на земле люди, думаете, что причина зла - на Небесах, словно все, даже то, что вы делаете сами, «вершится» кем-то другим, а значит, не может не произойти!] Словно вы не вольны выбирать. Удобно устроились!
…Будь это так, то в вас бы не была
Свободной воля, правды бы не стало
В награде за добро, в отмщенье зла…
[Будь это так, свободы бы не существовало («в вас бы не была / Свободной воля»), вы бы не были свободными. И тогда «правды бы не стало», то есть было бы несправедливым, неправильным, что делающий добро получает в награду радость, счастье, а делающий зло получает страдание и отмщение.]»
«Если бы все было так, то Сам Бог был бы несправедлив, ибо ни награда, ни наказание не имели бы смысла, не имели бы объяснения своему существованию.
…Влеченья от небес берут начало, -
Не все; но скажем даже - все сполна,
Вам дан же свет, чтоб воля различала
Добро и зло…
Да, несомненно, Небеса оказывают на нас некоторое воздействие. Есть, так сказать, природный аспект: ты связан с тем мигом, когда пришел в мир; Вселенная как она есть в момент нашего рождения оказывает на нас определенное влияние. Ты рождаешься в определенных обстоятельствах - во времени, в месте, в семье, в социальных условиях, и они влияют на твою восприимчивость, на темперамент. Однако все это только создает почву, основу нашей жизни, а не определяет ее целиком.«Но скажем даже», примем допущение, допустим, что Небеса (звезды, биология, общество) определяют каждый ваш шаг, все, что происходит с вами в жизни; и все же вам дан «свет, чтоб воля различала / Добро и зло». В вас есть что-то более глубокое, чем темперамент, более весомое, чем вкус или восприим«восприимчивость, дарованные природой. В тебе есть что-то более весомое, чем полученное тобой воспитание, «центр тяжести, который даже самое дурацкое воспитание не в силах сместить», сказал бы Кафка[175]. «Вам дан же свет, чтоб воля различала / Добро и зло». В вас живет потребность, в вас есть сердце (мне ближе это слово), которое не ошибается (вы созданы по образу и подобию Божию, поэтому ваше сердце не ошибается), в вас заложен критерий суждения, позволяющий с уверенностью распознавать добро и зло. Тот самый «закон, написанный в сердцах», о котором говорит апостол Павел (Рим. 2: 15).
…и ежели она
Осилит с Небом первый бой опасный,
То, с доброй пищей, победить должна…
«Вам дан же свет, чтоб воля различала / Добро и зло…»: вам дан свет, чтобы различать добро и зло; вам дана воля, чтобы следовать суждению, которое вы выносите. Вы решаете, любить или не любить, сказать добру «да» или «нет» (мимиходом заметим, что это учение святого Фомы Аквинского; можно сказать, что Данте положил на стихи его Сумму Теологии).»
«И вновь звучит проблема воспитания: что день за днем питает твой ум, твою волю, твое сердце? Если пища добрая, то и сердце направлено к добру, оно словно привыкает к добру. Поначалу утверждать добро трудно; но по мере того как оно становится привычным, воспитывается, сопровождает тебя, оно переходит в добродетель. Точно так же склонность ко злу, которой мы не препятствуем, а потворствуем, становится пороком. Вошедшая в привычку приверженность злу - это порок, приверженность добру - добродетель. Для того чтобы воспитать приверженность добру, необходим путь, необходимо вновь и вновь говорить добру «да», и эта каждодневная приверженность постепенно обуздывает (через несколько стихов Данте употребит слово «обузданье») волю, разворачивает ее к верной цели, к верному предмету.
…Вы лучшей власти, вольные, подвластны
И высшей силе, влившей разум в вас;
А Небеса к нему и непричастны…
«Воля - это энергия человеческого сердца, притягиваемая добром, это способность человека признать Истину: «Да, Господи! Ты еси». «Вольные, подвластны»: эти два слова можно комментировать до бесконечности. Скажите мне, приходилось ли вам слышать где-нибудь, чтобы вольного называли подвластным? На первый взгляд эти два слова исключают друг друга, ведь быть подвластным значит не быть вольным, свободным. Напротив, воля, свобода у Данте - это именно способность человека признать истину и быть ей подвластным. »
«Дело в том, что, как пишет отец Джуссани, «христианская религиозность возникает как единственное условие человечности. Перед человеком стоит выбор: считать себя либо свободным от всей Вселенной и зависящим только от Бога, либо свободным от Бога, и тогда он становится рабом каждого обстоятельства»[176] - биологической предрасположенности, окружающей среды, инстинкта…«Вы лучшей власти, вольные, подвластны / И высшей силе, влившей разум в вас». Высшая сила, то есть ваша созданность по образу и подобию Божию, ваша причастность жизни Бога, вливает в вас разум, то есть творит в вас свободную душу.»
«И если мир шатается сейчас,
Причиной - вы, для тех, кто разумеет;
Что это так, покажет мой рассказ.
[Следовательно, «если мир шатается», если сегодняшний мир настолько развращен, что сбился с пути, «причина - вы». Причину зла, которое, как вам видится, одерживает верх, ищите в себе.]Никаких звезд, никакой биологической предрасположенности, окружающей среды - ищите причину в себе. Все зависит от того, как вы воспользуетесь своей свободой.»
«Ты видишь, что дурное управленье
Виной тому, что мир такой плохой,
А не природы вашей извращенье.
[Видишь, именно дурное использование данной вам свободы сделало мир злым, а природа, которой Бог наделил вас, не изменилась.]Сердце осталось тем же, будь спокоен, Бог продолжает делать свое дело - творит сердца людей и мир. Ежедневно он творит то, что нужно сотворить заново: с одной стороны, человека и его сердце, с другой - мир, через который говорит с человеком и привлекает его к себе, мир как знак. Если мир стал таким, то это по вашей вине, а не потому, что прогнила ваша природа - ее Бог дал вам и продолжает давать.»
«в сердцевине истории спасения происходит встреча Данте с его возлюбленной: женщиной, чье появление на его пути позволило ему пережить опыт новой жизни - Vita nova. Это произошло не потому, что она была красива. Конечно, и поэтому тоже, но прежде всего потому, что через нее Данте, его взор, воля и разум каким-то образом встретили Самого Христа.Из этих песней делается очевидным, что Беатриче выполняет христологическую функцию, о чем говорят многие исследования. Но будем иметь в виду, что если Беатриче - это присутствие Иисуса в жизни молодого Данте, то и каждая любовь, каждое отношение, каждое желание призывает распознать знаки, отличительные особенности присутствия Бога, Который идет навстречу человеку. Ты можешь их и не распознать - но тогда свершится смерть, Зло: ты не заметишь их, не превратишь повседневные отношения в величайшую возможность встретить судьбу, узреть таинственное исполнение жизни во времени.И последнее вводное замечание: в песни тридцать первой «Чистилища», словно в зеркале, отражается и песнь пятая «Ада», текст содержит множество отсылок к истории Паоло и Франчески.»
«В венке олив, под белым покрывалом,
Предстала женщина, облачена
В зеленый плащ и в платье огнеалом.
Белое покрывало, зеленый плащ и огнеалое платье.Белый, зеленый и красный. Это не флаг Италии. Это вера, надежда и любовь. Хотя, если честно, мне нравится думать, что в каком-то смысле они свя«связаны с Италией. Мы прекрасно знаем, что цвета итальянского флага выбраны по принципу французского революционного триколора, где синий, белый и красный символизируют свободу, равенство и братство. А наши патриоты, сами того не зная, выбрали цвета христианских добродетелей, которые имеют гораздо большее отношение к Италии, нежели идеология того времени. Порой история преподносит сюрпризы…Белый, зеленый и красный - это три богословские добродетели. Жена, облеченная Богом. Вера, Надежда и Любовь есть три измерения Сущего: Отец, Сын, Святой Дух. Они - наше желание Истины, добра и красоты. Это то, чего желает человек, в чем исполняется природа человека. И все это заключено в девушке, облеченной в веру, надежду и любовь.»
«Таков был я, без слез и сокрушений,
До песни тех, которые поют
Вослед созвучьям вековечных сеней;
Но чуть я понял, что они зовут
Простить меня, усердней, чем словами:
«О госпожа, зачем так строг твой суд!» -
Лед, сердце мне сжимавший, как тисками,
Стал влагой и дыханьем и, томясь,
Покинул грудь глазами и устами.
[Так же чувствовал себя и я, «без слез и сокрушений», в оцепенении, неспособный даже плакать, окаменевший от укора Беатриче, словно прикованный к собственному злу, брошенному мне в лицо, - вплоть до того, как запели ангелы («которые поют /Вослед созвучьям вековечных сеней», то есть поют всегда). Но как только я понял, что ангелы поют для меня, участвуют в моем деле, словно обращаясь к Беатриче: «Зачем ты говоришь с ним таким тоном? За что ты его «так, беднягу?» (как великолепно! Данте способен заставить болеть за себя всех ангелов рая; когда ему что-то действительно нужно, он идет на все! Думаю, он и сейчас в раю ведет себя так же!), - то лед, сжимавший тисками мое сердце, растаял и, «томясь» (с ощущением тяжести, боли), «покинул грудь глазами и устами», то есть я наконец заплакал. Лед покинул мое сердце посредством слез, я освободился от оков, смог наконец заплакать.]»
«И я ворота мертвых посетила,
Прося, в тоске, чтобы ему помог
Тот, чья рука его сюда взводила.
«И я ворота мертвых посетила». Она сошла в ад, отправилась к Вергилию и с плачем обратилась к нему: «Смилуйся, выйди ему навстречу, приведи его ко мне! Приведи!»Какая любовь! Какое прощение! Эта женщина, вместо того чтобы кричать ему: «Проклятый, бесстыдник, предатель!» (как поступил бы любой из нас), спускается за своим возлюбленным до самого ада! Откуда берется такая любовь, что готова спуститься в ад, чтобы вернуть того, кто заблудился?
То было бы нарушить Божий рок -
Пройти сквозь Лету и вкусить губами
Такую снедь, не заплатив оброк
Раскаянья, обильного слезами.
[Было бы несправедливо перед Богом (а потому не составило бы пользы для блага Данте) позволить ему испить из реки, заставляющей забыть совершенное зло, не позволив перед этим испытать боль, которую он должен испытать. »
«Страшная исповедь завершена, страшное обвинение со стороны Беатриче и скорбное признание в грехах со стороны Данте сделаны. Диалог заканчивается обмороком Данте, однако теперь он действительно «чист и достоин посетить светила».И в завершение разговора о «Чистилище» прочитаем еще две терцины. Первая из них находится в той же песни и начинается со стиха 127-го.
Пока, ликующий и изумленный,
Мой дух не мог насытиться едой,
Которой алчет голод утоленный…
В этой терцине удивительным образом описывается развитие любви: чем сильнее я люблю, тем сильнее мне хочется любить; чем больше исполняется желание, тем больше оно растет. Желание - природа Самого Бога; Бог как Троица есть отношение, неугасающая любовь, желание, которое постоянно исполняется и, исполняясь, возобновляется; это и есть та пища, которая утоляет голод и заставляет алкать еще больше. Любовь - то, чем движется бытие, а природа человека - желание: чем больше ты насыщаешься, тем сильнее твой голод, твоя потребность.И напоследок - завершение всей части, последние стихи песни тридцать
«третьей.
Я шел назад, священною волной
[здесь он уже входит в другую реку; первая была нужна, чтобы забыть зло, другая - чтобы помнить о добре]
Воссоздан так, как жизненная сила
Живит растенья зеленью живой,
Чист и достоин посетить светила.
«Чистилище» завершается вновь обретенным самосознанием, осознанием себя самого как чистого желания: жизнь делается дорогой, которая ежедневно обновляет нас, «как жизненная сила / Живит растенья зеленью живой» (растения, обновленные ветвями, свежими листьями, плодами). Каждый день в нашу жизнь входит что-то новое, и душа человека непрерывно движется к цели своего желания - добраться до звезд, увидеть и встретить Бога.»
Отрывок из книги
Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех
Франко Нембрини