ТЕКСТ ПЕРВИЧЕН
Так страшно что легко так старятся в любви
с веревкой бельевой, истёртой чуть на вид
на уровне окна, чуть ниже глаз твоих,
моих чуть выше глаз, открытых на твои
глаза. Я голос жду. Едва ли я дождусь.
Едва ли перерос я эту часть окна
на уровне не глаз, но положений душ,
развязанных в любви верёвкой, как - война.
Ты смотришь на меня, я на тебя смотрю,
запоминая все детали: отражённые
стеклом - деревья, дом - соседний, по двору
ведущая ты за руку ребёнка.
Так страшно что легко я смог определить
бы по белью твоё окно и дом, которые
не старятся в любви, но есть любовь жилых
мест к своим жильцам конечным, но не мёртвым.
И дольше, чем я сплю - изображения
деревьев, дома и двора. При взгляде в дом
отчётливее всё и проще женщина,
оставленная для любви и смерти в нём.
В городе, в котором деревья ниже
деревянных окон, и ты ниже
деревянных окон и чем старше
ты становишься в городе, тем старше
выше город;
лишь изредка кто-то снизу
или сверху читает тебе книгу
о деревьях, об окнах, и чем старше
ты становишься в городе, тем старше
ближе город:
отчётливей и подробней.
Ты дотрагиваешься до подбородка
его, смотришь в глаза - его - через все окна -
его - так и застыв - впритык! - мёртвым как лёгким
и кому-то читающим сверху и снизу
о деревьях, об окнах ту самую книгу
человеческий город и ты в нём нижайший
то есть самый что ни на есть ближний и - счастлив
чтобы ты меня мог застигнуть в полях зимних
чтобы не оставлял в городе вместо храма
настоящее небо которое здесь синее
не застёгнуто и не заправлено
там где эта зима совершает одно действие
переполненный волей я не расправляясь хрущу
на окольную лопасть, которой не здесь нахождение
только синее небо мне не заслоняй здесь - прошу
только нет - не читай мне - не нужно всё стихотворение
настоящая область земли о которой не петь
невозможно не слышно не страшно не нужно во времени
за танцующим золотом чтобы ты смог онеметь
чтобы два рукава в два касания два человека
два пробела в толпе, между буквами, сколами сверху
от какого-то шлейфа, затаренного сознаньем
полуобморочных узнаваний и не узнаваний
то друга друга, то марочной тары чистейшего слепка
неба, тяглой руды - одиночества человека;
ты воруешь не воздух - воздух - ты даже сам не понимаешь -
что одно твоё Слово - Слово - Слово Осипа Мандельштама
так лошадь прикасается к листве
за лошадиной поступью два старых
человека мёрзнут в дождь в траве
и - тают
болтают о привычном о былом
(но как великолепна эта пара!)
как память человеческая в нём
как память
зрения о той полустене
в холме - кирпич тот половинчат
и райский - потому что даль видней
того холма и той стены кирпичной
той памяти которой нет в земле
но есть в дали земной - ты слишком мягко
сжимаешь небо - чтобы я ослеп -
чтобы не стал в глазах происходящим
и выключенным из твоих очей
ряды деревьев сомкнутых иначе
чем сомкнуты вообще то есть за чем
чьим зрением во мне тебя творящим?
Так в благодарности, так шьётся через край
лицо твоё по ткани или плечи
так медленно - что нежно, что гора -
движется - так медленно - что нежно.
Так старятся. Так любят без любви.
Так выходцы из губ, из лёгких, тела
всего - слова - кончаются живым
телом,
пространством слуха: камнем и рекой -
в один конец берут билет до Ниццы,
до космоса словесного - любой
конец - конец словоубийцы.
Так в благодарности, так вот оно - моё!
Которое лицо твоё и плечи
беру руками - слушаю её -
ткань на руках - я - вышитый на ней же.
Так сходится на дереве трава
так - словно человеческая старость
в лице твоём - лишь выцветшая ткань -
и ты в ней на руках моих всё та же.
Это долгое скрипение:
человек во льду
размывает листья - первое,
что одно возьму;
заберите самолётик
из ветвей - вторым;
заберите своё слово
и останьтесь им
третьим даром - словно, словно
скол - везде, где взгляд
как на старые полотна, -
где воскресну я.
и пойду - не так же - (позже!) -
даже не пойду
человек сжигает кожу
даром Самому
это скрип одной качели
это этот двор
это всё как мы хотели
и любили - вот
о это старое жильё!
лицо твоё, моё - излишни;
я полагаю, что твоё
моё лицо и наши лица
оставлены. Как странно всё.
Читают по слогам страницы
и по словам и сразу всё
все человеческие жизни.
царь на снегу но царь не виноват
как будто бы какие-то фрагменты
лица избы короны - голова
в короне - и один я перед смертью
один цветок сжимается следит
за хлопотами старого побега
кончается всё тем что впереди
молчат и дышат говорят об этом
о том что лето или о другом -
не слышно - об одном - одном и том же -
о том что это долгий разговор
о чём конечно говорить продолжим
но позже позже - даже не весной
следующей - даже после стольких
лет ты говоришь в земле со мной -
земле со мной - земле - чуть глуше - дольше
потому что влюблённые области
шары, скачущие до окраин
всё затем, чтобы быть кем-то обнятым
выдыхая и не
выдыхая
чтобы чьё-то дыхание войлочным
кругом больше чем полировало
тело замкнутое через творчество
или ног твоих целование
сторонящимися дере́внями
зарешеченными как чудо
как дары или их дарение
тело заперто отовсюду
- мне не страшно - нет - мне не слышно - что
не касание - не сожжение
эта клинопись кожи как будто столп
объятий и их лишения
не касаясь чтобы не быть ладонь
или губы воруют лишнее
эхо сомкнутых губ и ладоней до
того как уйти из
жизни
это галочий разрез
глаз на облако на лес
дождь и свет преобладают
и вмещаются - в разрез
глаз - окраинная взвесь -
лапчатые созданья
перепалки детворы
все предметы умирания
все бессмысленно творит
и кончается как воздух
схлопывается разя
выговоренные после
воздуха слова
и кончается - по кругу -
этот галочий разрез
эти лапчатые
руки
перепалки
воздух
лес
и кончается и - Шёпот
(чей-то не на языке
птичьем страшном всех лишённом -
безъязыком шепотке)
преломляется по кругу -
по границам ломовым
выбывающих из круга
умирания - живых
где кончается и дождь и
свет - до черноты
галочьей - до невозможной
лёгкости в глазах - Ты
Ты
не кончаешься не шепчешь
в глаза птицам. Но вложи
этот вылепленный лепет
в человеческую жизнь
или чью-нибудь другую
но всмотрись - вон - сам ты весь
ошую и одесную
человек
п.
в общем-то неважно где ты ходишь
дальше только выбелена кожа
дальше горловое панибратство
дальше только "брат мой" говорящий
я. - из человеческого хора
(дальше только выдох на твои
плечи) я любовь твоя которой
всё обречено всё говорит
сквозь волнистые туманы - Пушкин
так зимнее - так одиноко
нерасторжимо - сквозь - одно -
сияние передо мною
и не одно и не одно
их попросту гнедая тройка
о как бессмысленно роднят
сияния или дорога
одни одна
ямщик ямщик всё дальше - то же
всё дольше песни ямщика
всё глушь да вьюга чище строже
на вдох - не то что на слова
увеличиваясь до прямой
как перенимающий оттенок!
человек не слышащий за мной
всё записывает на теле
этот невесомый приговор
чей-то полый шёпот на предплечьях
гвозди для меня и для него
яровое месиво ослепших
я не обнимаю тебя, но
люблю до остановки тела
голого в полотнище льняном
в ёлочку как вышит человек в текст
где хлеба душистые холмы
разве я не говорил тебе что
легче слова на бумаге мир
мир как человеческая нежность
в дождь уходит возвращаясь в дождь
ты идёшь по пристани за белым
белым белым телом ты идёшь
и идёшь дождём дождём как телом
в бельевых решётках, по двору
на бумагу на стихотворенье
на бумаге губы щёки грудь
площади и никогда на время
как непродевающий портной
нить в ушко как пряха или пенье
пряхи ты один во тьме за мной
пишешь на себе стихотворенье
увеличиваясь до прямой
как перенимающий оттенок!
...
человек написан на самом
себе евангелием текста
...
где хлеба душистые холмы
разве я не говорил тебе что
легче слова на бумаге мир
мир как человеческая нежность
я всё кончаюсь всё молчу
две рельсы как зеницы летние
как говорят слова лицу
слова лицу как благолепие
как закрываются глаза
и также слышат как вверяют
слова - любви - я голос взял
и разобрал его на грани
на глину - на искомую
величину - на все слова что
заложены в него - саму
тебя - любовь - как всё прозрачно!
как страшно видеть что на треть
не существительные голос
язык не русский - но вся речь
вся речь свободная от горла
"Мария молчала" - Бродский
Мария молчала. Ей снилось, что близилось, что
растянутые облака сокрывали делили;
ей снилось, что прежде ты шёл, а потом что - ничто;
ей снилось, что вечно тянулись, ей снилась, ей снилась
черешня, гараж или Польша, не больше, чем вся
музыка в теле зовущем три четверти мира;
лицо без обличия, норы, где прячут лисят,
поющее мясо и плоть его как возносилась.
Ей снилась деревня, ей снились четыре гвоздя,
ей снилось в руках через чётки торжественно лишний
всплеск тощих равнин и зияние в них, и дитя
своё - будто видела - плакало, в них умилившись;
короткое небо, настолько прозрачное, что
все кажется видно настолько, что дальше не снится,
и вот ты не спишь, как жена ещё или жено -
слепое сознание - больше, чем свет и молитва -
и больше сознания больше чем может быть всё
нижайшие травы сады умещенные в воздух
короткие встречи как выгоревшая соль
земли колокольная лопасть
Мария молчала. Ей снилось, что кончился сон.
Что ближнее стало приметнее и как бы вешним.
Ей снилось, как будто бы плакал в руках её он,
почти засыпая, почти... ну конечно, конечно.
Только лошади упираются вязнут в горе
на красивых ногах в переулках в окрестностях в дождь
Только свет не влюблённых так явственно бел - что гореть
уже лишнее и невозможное и невозможно
Только губы оплакивают в темноте
неприсутствие чем-то похожее чем-то похожих
чем-то ропщущим в камень во все преклонения те
Ты кончаешься здесь на пороге где голос и кожа
заставляют любить заставляют застенчиво петь
светлый глупый мотив одиночество смертного дома
и на разных подобиях так расточаться во все
одиночества, что начинаешь петь чаще, петь дольше
странно и чьей-то музыкой чьей-то почти что совсем
не своей не рассказанной не оставляемой в горле
Не возделывай воздух как принадлежащий не всем
не тому кто вдыхает его не тому кто им ходит
Кто кончается в дереве кто закрывает глаза
чтобы тьма ослепила его перешёптанным в теле
состоящим из губ просто дышащим просто как вся
человеческая атрибутика в косности в тексте...
ты идёшь по стеклу за мамаем за гулом совиным
колокольные речи в подворьях лепечешь ли пли
весть какую ночную конвойную тащат живые
выворачиваются из голоса тащатся ли
барокамера выдохнет выдохнет выдохнет ангел
только лошадь и дерево в сумерках в поле вообще
существуют молчат существуют молчат что душа не
существует молчит существует молчит легче чем
ты идёшь по стеклу за мамаем за гулом совиным
пузырьки возникают на соплах крыльчатках во рту
человеческой музыке как человеческом виде
ты идёшь по стеклу ты идёшь по стеклу по стеклу
в переполненное одиночеством дерево дальше
легче-проще белеть как бы книгой совиной в кору
в сердцевинных лучах старше дерева - ниже и старше
поговаривают старше света и как бы не врут
открывают окно. греют руки о свет. стареют.
на оставшееся дыханье
греют воздух во тьме во время
недовоспоминанья
я смотрю на руки но ты как бы всё конечно
помнишь о том об этом о слишком главном
во дворе кончается скрип качелей
детский смех сменяется детским плачем
уходящим в гул как бы всю окрестность
как бы голос голосу сострадая
шум деревьев шум как язык деревьев
дорогая милая дорогая
это чья-то память разнится с кожей
чья-то память как бы опережает
чьё-то будущее как бы детский голос
человеческую очевидность счастья
я согреваю тебя я плачу
в поле одно
существует наше
поле - одно
поле - всё выше - всё стёрто дальше
лишнего нет
я согреваю тебя я плачу
кутаюсь в плед
будто бы старится всё до снега
дождь и трава
камни и души цветы и небо -
дальше стирать
стариться стариться в час по часу
в поле одном
в поле стороннем почти летящем
поле одно
дерево дождь в остальном - пустыня
близится снег
я согреваю тебя а ты не
близишься не
близость не старость - до остального
стёрто во мне -
плачут два старца один другого
греет во тьме
поле и поле простое поле
где ты теперь
в небе ни звёздочки - и ни поздно
и ни то петь
заставляет глухое - поле -
где ты теперь -
так бы молчать ЭТО - и ни поздно
и ни ТО петь -
выдохнешь олово дрожь всю голос
выдохнешь весь
- это заканчивается поле -
- это ни дальше - лес -
вдох и ни выдох умалишённых
в тихое нет
больше неба - и нет лишённых
неба - и не
прерывая не прерывая
не оставляя не
существуя - я называя
я а ни НИ ни НЕ
как бы законченное ТЫ ПЛАЧЕШЬ
опережая ЛИШЬ
ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ НЕ НАШЕ -
не обращая ЛИШЬ
в воздухоплавательное пенье
я говорю с тобой -
белый язык мой - стихотвореньем -
то есть не ты со мной -
ГОЛЫЕ ЛЮДИ И ПРОСТО ЛЮДИ -
можно писать слова -
и не услышать их на безлюдье
мира и языка
качества нет - я тебя целую -
я говорю - НИШТЯК -
ГОЛЫЕ ЛЮДИ И ПРОСТО ЛЮДИ
я говорю - летят
так происходят во сне валежник
катят не в ритм ни в такт
легче и легче всё - легче - легче...
чуть ли не в ритм не в такт
до невесомости произношенья
ЧУТЬ ЛИ НЕ В РИТМ НЕ В ТАКТ
КАТЯТ ВАЛЕЖНИК ВО СНЕ ВАЛЕЖНИК
КАТЯТ ЛЕТЯТ ЛЕТЯТ
всё исчезает в умалишённом
произношении
слепорождённые слепорождённым
шепчут распни распни
поле и поле простое поле
я говорящий здесь
эти слова говорящий поле
я
говорящий
здесь
как будто кто-то умирал
посередине лета
посередине января
посередине - это
мне кажется всё будто кто
как будто дождь всё с неба
идёт и это правда дождь
идущий правда с неба
а ты по мокрой мостовой
ступаешь мне навстречу
и вот взлетаешь надо мной
смеёшься с парапета
смеются люди облака
выстраиваясь светом
смеёмся ты смеёмся я
кто балуется светом
кто выключает грудь лицо
лицо грудь руки плечи
кто выключает это всё
кому всё легче легче
переключая голоса
пространства и наречья
переключая всё и вся
кому всё легче легче
а ты по мокрой мостовой
ступаешь мне навстречу
и вот взлетаешь надо мной
смеёшься с парапета
всё это детское лицо
лицо грудь руки плечи
все включены всё включено
всё - легче легче легче
а ты на мокрой мостовой
или - на парапете
танцуешь в вечности со мной
держа меня за плечи
всё выключается лица
нет - только дождь засвечен -
как будто выключить нельзя
танцующую вечность
и кто-то вдруг нарисовал
на небе белый самовар
и рисовал и рисовал
на небе белый самовар
в отличие от облаков
он рисовал и рисовал
не лошадей или слонов
на небе белый самовар
и пели ему как могли
слонами или лошадьми
на этом небе ты и я
как будто небо и земля
как будто всё ещё одни
мы перестали быть людьми
как будто кто-то рисовал
нас будто белый самовар
нас умещающихся в стих
как будто небо и земля
не умещается в других
как будто бы всё это я
как будто бы настал черёд
нам выговаривать за них
и все поют и всё - поёт
как мандельштам или - за ним
где света нет одно лишь всё
одно лишь всё я рисовал
на небе буквы буквы всё
всё небо в буквах - М А Н Д Е Л Ь Ш Т А М
всё умирание вдвоём
нас умещающихся в стих
без букв на языке одном -
на языке глухонемых
и по небу за детворой
голый белый глухонемой
белый голый глухонемой
друг за другом за детворой
а на небе идёт игра
вся небесная детвора
перепрыгивают за круг
друг за другом за кругом круг
легче вечных безмолвнее
вечных белых глухих немых
слепых голых вокруг за ней
перепрыгивающих мир
разве может быть чтобы так
было вымышлено ли кем
буквы детские лэ и а
буквы детские и и е
мне бы в этот небесный круг
друг за другом за другом друг
остающиеся до нас
остающиеся без нас
и ты там же ты в детворе
в белом платье почти на треть -
в лужах вымышленных землёй
голой белой глухонемой
в лужах вымышленных землёй
где купаешься ты со мной
где мы дети у всех живых
вечных белых глухих немых
где купаешься ты со мной
в лужах вымышленных землёй
легче вечных глухих немых
перепрыгивающих мир
легче легче за мной за мной
легче неба за детворой
даже легче молчанья в них
голых белых. - бог с ним. - бог с ним.
и ты жив ещё жив ещё
потому что ещё ещё
жив молчаньем молчаньем жив
и ты жив ещё жив ты - жив
Здесь - лишь сияние лета - лишь ты мне поёшь здесь
Здесь - это не до родная - всё то же - всё так же
Как бы душе своей лишние - в поле - как души
Здесь - вот без лёгкости - но почти это читая...
Здесь - в умолчании этого ужаса перед молчаньем
Полупрозрачное мясо уже само голос
Здесь - будто кто-то стал здесь просто попросту счастлив
Здесь - будто бы до молитвы дыханием в ней
Здесь - будто кто-то забыл себя - будто бы то что
сердцем проявленное проступает и так
впереди одиноко - что нет его - то что
сердце - огромное белое мясо возносится стать
Здесь - это девственное - это мы шли с тобою
Здесь - мы не умерли - а всё ещё просто здесь
В этом раю - без любви - и без смерти - тем более
В этой любви - в этой смерти - мы здесь ещё - здесь
воздушный и светлый единственный дом
где мы просыпались всё время вдвоём
всё будто бы также заходится в дом
где я просыпаюсь почти что вдвоём
на свете нет счастья и нету любви
без нас в этом счастье и в этой любви
когда закрываются двери в саду
когда в этот сад я по небу иду
воздушный и светлый как будто в раю
стоит человек-дом в огне на краю
воздушный и светлый единственный дом
где мы не проснулись сгорая вдвоём
вот мои руки
вот моя речь
нет мне не трудно
рядышком лечь
нет мне не трудно
рядом лежать
нет мне не трудно
больше дышать
в потерянном доме мы вместо кого
я детство моё и ты детство моё
в потерянном доме (потерянный дом:
мы вместо с тобою мы вместе с тобой)
потерянный город ну кто-нибудь кто
останься с тобою останься с тобой
потерянный город и гроб без креста
везут за ним город и мальчик-толстяк
потерянный город и плиты стоят
как внуки спускающиеся во ад
в лицо один город валежник из дома
выходят две женщины в сад (я не помню:
но помню как свет дневной в яблочном дыме
в руках коромысло в платках к реке с ними
в разбитом окошке разбитом потом
разбитом с тобою разбитом с тобой)
я крестиком помню и жёлтый мой дом
ты не вышивала ты шила крестом
когда садом шла в дыме или к реке
в руках коромысло и садом в платке
и яблони плотно и вместо калитки
скрещенные смутные голос улыбка
и гроб или мальчик-толстяк и толстяк
без гроба обугленные передай
ты матери или он не отстаёт
не мальчик не крест - человеческий гроб
я даже не помню что их хоронил
я с нашим ребёнком во сне говорил
и ты обнимала меня а потом
поставила крест где лежал я вверх ртом
я помню как больше чем нужно ходил
спускался и после меня отмолил
но так и не вышел но так и не был
не стал потому что не стало могил
и помню качались качели в саду
две женщины знали что я не приду
качались качели и кто-нибудь в них
качались за ними качались за них
И ВЕСЬ ВЕЧЕР:
с веревкой бельевой, истёртой чуть на вид
на уровне окна, чуть ниже глаз твоих,
моих чуть выше глаз, открытых на твои
глаза. Я голос жду. Едва ли я дождусь.
Едва ли перерос я эту часть окна
на уровне не глаз, но положений душ,
развязанных в любви верёвкой, как - война.
Ты смотришь на меня, я на тебя смотрю,
запоминая все детали: отражённые
стеклом - деревья, дом - соседний, по двору
ведущая ты за руку ребёнка.
Так страшно что легко я смог определить
бы по белью твоё окно и дом, которые
не старятся в любви, но есть любовь жилых
мест к своим жильцам конечным, но не мёртвым.
И дольше, чем я сплю - изображения
деревьев, дома и двора. При взгляде в дом
отчётливее всё и проще женщина,
оставленная для любви и смерти в нём.
Click to viewВ городе, в котором деревья ниже
деревянных окон, и ты ниже
деревянных окон и чем старше
ты становишься в городе, тем старше
выше город;
лишь изредка кто-то снизу
или сверху читает тебе книгу
о деревьях, об окнах, и чем старше
ты становишься в городе, тем старше
ближе город:
отчётливей и подробней.
Ты дотрагиваешься до подбородка
его, смотришь в глаза - его - через все окна -
его - так и застыв - впритык! - мёртвым как лёгким
и кому-то читающим сверху и снизу
о деревьях, об окнах ту самую книгу
человеческий город и ты в нём нижайший
то есть самый что ни на есть ближний и - счастлив
чтобы ты меня мог застигнуть в полях зимних
чтобы не оставлял в городе вместо храма
настоящее небо которое здесь синее
не застёгнуто и не заправлено
там где эта зима совершает одно действие
переполненный волей я не расправляясь хрущу
на окольную лопасть, которой не здесь нахождение
только синее небо мне не заслоняй здесь - прошу
только нет - не читай мне - не нужно всё стихотворение
настоящая область земли о которой не петь
невозможно не слышно не страшно не нужно во времени
за танцующим золотом чтобы ты смог онеметь
чтобы два рукава в два касания два человека
два пробела в толпе, между буквами, сколами сверху
от какого-то шлейфа, затаренного сознаньем
полуобморочных узнаваний и не узнаваний
то друга друга, то марочной тары чистейшего слепка
неба, тяглой руды - одиночества человека;
ты воруешь не воздух - воздух - ты даже сам не понимаешь -
что одно твоё Слово - Слово - Слово Осипа Мандельштама
так лошадь прикасается к листве
за лошадиной поступью два старых
человека мёрзнут в дождь в траве
и - тают
болтают о привычном о былом
(но как великолепна эта пара!)
как память человеческая в нём
как память
зрения о той полустене
в холме - кирпич тот половинчат
и райский - потому что даль видней
того холма и той стены кирпичной
той памяти которой нет в земле
но есть в дали земной - ты слишком мягко
сжимаешь небо - чтобы я ослеп -
чтобы не стал в глазах происходящим
и выключенным из твоих очей
ряды деревьев сомкнутых иначе
чем сомкнуты вообще то есть за чем
чьим зрением во мне тебя творящим?
Так в благодарности, так шьётся через край
лицо твоё по ткани или плечи
так медленно - что нежно, что гора -
движется - так медленно - что нежно.
Так старятся. Так любят без любви.
Так выходцы из губ, из лёгких, тела
всего - слова - кончаются живым
телом,
пространством слуха: камнем и рекой -
в один конец берут билет до Ниццы,
до космоса словесного - любой
конец - конец словоубийцы.
Так в благодарности, так вот оно - моё!
Которое лицо твоё и плечи
беру руками - слушаю её -
ткань на руках - я - вышитый на ней же.
Так сходится на дереве трава
так - словно человеческая старость
в лице твоём - лишь выцветшая ткань -
и ты в ней на руках моих всё та же.
Это долгое скрипение:
человек во льду
размывает листья - первое,
что одно возьму;
заберите самолётик
из ветвей - вторым;
заберите своё слово
и останьтесь им
третьим даром - словно, словно
скол - везде, где взгляд
как на старые полотна, -
где воскресну я.
и пойду - не так же - (позже!) -
даже не пойду
человек сжигает кожу
даром Самому
это скрип одной качели
это этот двор
это всё как мы хотели
и любили - вот
о это старое жильё!
лицо твоё, моё - излишни;
я полагаю, что твоё
моё лицо и наши лица
оставлены. Как странно всё.
Читают по слогам страницы
и по словам и сразу всё
все человеческие жизни.
царь на снегу но царь не виноват
как будто бы какие-то фрагменты
лица избы короны - голова
в короне - и один я перед смертью
один цветок сжимается следит
за хлопотами старого побега
кончается всё тем что впереди
молчат и дышат говорят об этом
о том что лето или о другом -
не слышно - об одном - одном и том же -
о том что это долгий разговор
о чём конечно говорить продолжим
но позже позже - даже не весной
следующей - даже после стольких
лет ты говоришь в земле со мной -
земле со мной - земле - чуть глуше - дольше
потому что влюблённые области
шары, скачущие до окраин
всё затем, чтобы быть кем-то обнятым
выдыхая и не
выдыхая
чтобы чьё-то дыхание войлочным
кругом больше чем полировало
тело замкнутое через творчество
или ног твоих целование
сторонящимися дере́внями
зарешеченными как чудо
как дары или их дарение
тело заперто отовсюду
- мне не страшно - нет - мне не слышно - что
не касание - не сожжение
эта клинопись кожи как будто столп
объятий и их лишения
не касаясь чтобы не быть ладонь
или губы воруют лишнее
эхо сомкнутых губ и ладоней до
того как уйти из
жизни
это галочий разрез
глаз на облако на лес
дождь и свет преобладают
и вмещаются - в разрез
глаз - окраинная взвесь -
лапчатые созданья
перепалки детворы
все предметы умирания
все бессмысленно творит
и кончается как воздух
схлопывается разя
выговоренные после
воздуха слова
и кончается - по кругу -
этот галочий разрез
эти лапчатые
руки
перепалки
воздух
лес
и кончается и - Шёпот
(чей-то не на языке
птичьем страшном всех лишённом -
безъязыком шепотке)
преломляется по кругу -
по границам ломовым
выбывающих из круга
умирания - живых
где кончается и дождь и
свет - до черноты
галочьей - до невозможной
лёгкости в глазах - Ты
Ты
не кончаешься не шепчешь
в глаза птицам. Но вложи
этот вылепленный лепет
в человеческую жизнь
или чью-нибудь другую
но всмотрись - вон - сам ты весь
ошую и одесную
человек
п.
в общем-то неважно где ты ходишь
дальше только выбелена кожа
дальше горловое панибратство
дальше только "брат мой" говорящий
я. - из человеческого хора
(дальше только выдох на твои
плечи) я любовь твоя которой
всё обречено всё говорит
сквозь волнистые туманы - Пушкин
так зимнее - так одиноко
нерасторжимо - сквозь - одно -
сияние передо мною
и не одно и не одно
их попросту гнедая тройка
о как бессмысленно роднят
сияния или дорога
одни одна
ямщик ямщик всё дальше - то же
всё дольше песни ямщика
всё глушь да вьюга чище строже
на вдох - не то что на слова
увеличиваясь до прямой
как перенимающий оттенок!
человек не слышащий за мной
всё записывает на теле
этот невесомый приговор
чей-то полый шёпот на предплечьях
гвозди для меня и для него
яровое месиво ослепших
я не обнимаю тебя, но
люблю до остановки тела
голого в полотнище льняном
в ёлочку как вышит человек в текст
где хлеба душистые холмы
разве я не говорил тебе что
легче слова на бумаге мир
мир как человеческая нежность
в дождь уходит возвращаясь в дождь
ты идёшь по пристани за белым
белым белым телом ты идёшь
и идёшь дождём дождём как телом
в бельевых решётках, по двору
на бумагу на стихотворенье
на бумаге губы щёки грудь
площади и никогда на время
как непродевающий портной
нить в ушко как пряха или пенье
пряхи ты один во тьме за мной
пишешь на себе стихотворенье
увеличиваясь до прямой
как перенимающий оттенок!
...
человек написан на самом
себе евангелием текста
...
где хлеба душистые холмы
разве я не говорил тебе что
легче слова на бумаге мир
мир как человеческая нежность
я всё кончаюсь всё молчу
две рельсы как зеницы летние
как говорят слова лицу
слова лицу как благолепие
как закрываются глаза
и также слышат как вверяют
слова - любви - я голос взял
и разобрал его на грани
на глину - на искомую
величину - на все слова что
заложены в него - саму
тебя - любовь - как всё прозрачно!
как страшно видеть что на треть
не существительные голос
язык не русский - но вся речь
вся речь свободная от горла
"Мария молчала" - Бродский
Мария молчала. Ей снилось, что близилось, что
растянутые облака сокрывали делили;
ей снилось, что прежде ты шёл, а потом что - ничто;
ей снилось, что вечно тянулись, ей снилась, ей снилась
черешня, гараж или Польша, не больше, чем вся
музыка в теле зовущем три четверти мира;
лицо без обличия, норы, где прячут лисят,
поющее мясо и плоть его как возносилась.
Ей снилась деревня, ей снились четыре гвоздя,
ей снилось в руках через чётки торжественно лишний
всплеск тощих равнин и зияние в них, и дитя
своё - будто видела - плакало, в них умилившись;
короткое небо, настолько прозрачное, что
все кажется видно настолько, что дальше не снится,
и вот ты не спишь, как жена ещё или жено -
слепое сознание - больше, чем свет и молитва -
и больше сознания больше чем может быть всё
нижайшие травы сады умещенные в воздух
короткие встречи как выгоревшая соль
земли колокольная лопасть
Мария молчала. Ей снилось, что кончился сон.
Что ближнее стало приметнее и как бы вешним.
Ей снилось, как будто бы плакал в руках её он,
почти засыпая, почти... ну конечно, конечно.
Только лошади упираются вязнут в горе
на красивых ногах в переулках в окрестностях в дождь
Только свет не влюблённых так явственно бел - что гореть
уже лишнее и невозможное и невозможно
Только губы оплакивают в темноте
неприсутствие чем-то похожее чем-то похожих
чем-то ропщущим в камень во все преклонения те
Ты кончаешься здесь на пороге где голос и кожа
заставляют любить заставляют застенчиво петь
светлый глупый мотив одиночество смертного дома
и на разных подобиях так расточаться во все
одиночества, что начинаешь петь чаще, петь дольше
странно и чьей-то музыкой чьей-то почти что совсем
не своей не рассказанной не оставляемой в горле
Не возделывай воздух как принадлежащий не всем
не тому кто вдыхает его не тому кто им ходит
Кто кончается в дереве кто закрывает глаза
чтобы тьма ослепила его перешёптанным в теле
состоящим из губ просто дышащим просто как вся
человеческая атрибутика в косности в тексте...
ты идёшь по стеклу за мамаем за гулом совиным
колокольные речи в подворьях лепечешь ли пли
весть какую ночную конвойную тащат живые
выворачиваются из голоса тащатся ли
барокамера выдохнет выдохнет выдохнет ангел
только лошадь и дерево в сумерках в поле вообще
существуют молчат существуют молчат что душа не
существует молчит существует молчит легче чем
ты идёшь по стеклу за мамаем за гулом совиным
пузырьки возникают на соплах крыльчатках во рту
человеческой музыке как человеческом виде
ты идёшь по стеклу ты идёшь по стеклу по стеклу
в переполненное одиночеством дерево дальше
легче-проще белеть как бы книгой совиной в кору
в сердцевинных лучах старше дерева - ниже и старше
поговаривают старше света и как бы не врут
открывают окно. греют руки о свет. стареют.
на оставшееся дыханье
греют воздух во тьме во время
недовоспоминанья
я смотрю на руки но ты как бы всё конечно
помнишь о том об этом о слишком главном
во дворе кончается скрип качелей
детский смех сменяется детским плачем
уходящим в гул как бы всю окрестность
как бы голос голосу сострадая
шум деревьев шум как язык деревьев
дорогая милая дорогая
это чья-то память разнится с кожей
чья-то память как бы опережает
чьё-то будущее как бы детский голос
человеческую очевидность счастья
я согреваю тебя я плачу
в поле одно
существует наше
поле - одно
поле - всё выше - всё стёрто дальше
лишнего нет
я согреваю тебя я плачу
кутаюсь в плед
будто бы старится всё до снега
дождь и трава
камни и души цветы и небо -
дальше стирать
стариться стариться в час по часу
в поле одном
в поле стороннем почти летящем
поле одно
дерево дождь в остальном - пустыня
близится снег
я согреваю тебя а ты не
близишься не
близость не старость - до остального
стёрто во мне -
плачут два старца один другого
греет во тьме
поле и поле простое поле
где ты теперь
в небе ни звёздочки - и ни поздно
и ни то петь
заставляет глухое - поле -
где ты теперь -
так бы молчать ЭТО - и ни поздно
и ни ТО петь -
выдохнешь олово дрожь всю голос
выдохнешь весь
- это заканчивается поле -
- это ни дальше - лес -
вдох и ни выдох умалишённых
в тихое нет
больше неба - и нет лишённых
неба - и не
прерывая не прерывая
не оставляя не
существуя - я называя
я а ни НИ ни НЕ
как бы законченное ТЫ ПЛАЧЕШЬ
опережая ЛИШЬ
ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ НЕ НАШЕ -
не обращая ЛИШЬ
в воздухоплавательное пенье
я говорю с тобой -
белый язык мой - стихотвореньем -
то есть не ты со мной -
ГОЛЫЕ ЛЮДИ И ПРОСТО ЛЮДИ -
можно писать слова -
и не услышать их на безлюдье
мира и языка
качества нет - я тебя целую -
я говорю - НИШТЯК -
ГОЛЫЕ ЛЮДИ И ПРОСТО ЛЮДИ
я говорю - летят
так происходят во сне валежник
катят не в ритм ни в такт
легче и легче всё - легче - легче...
чуть ли не в ритм не в такт
до невесомости произношенья
ЧУТЬ ЛИ НЕ В РИТМ НЕ В ТАКТ
КАТЯТ ВАЛЕЖНИК ВО СНЕ ВАЛЕЖНИК
КАТЯТ ЛЕТЯТ ЛЕТЯТ
всё исчезает в умалишённом
произношении
слепорождённые слепорождённым
шепчут распни распни
поле и поле простое поле
я говорящий здесь
эти слова говорящий поле
я
говорящий
здесь
как будто кто-то умирал
посередине лета
посередине января
посередине - это
мне кажется всё будто кто
как будто дождь всё с неба
идёт и это правда дождь
идущий правда с неба
а ты по мокрой мостовой
ступаешь мне навстречу
и вот взлетаешь надо мной
смеёшься с парапета
смеются люди облака
выстраиваясь светом
смеёмся ты смеёмся я
кто балуется светом
кто выключает грудь лицо
лицо грудь руки плечи
кто выключает это всё
кому всё легче легче
переключая голоса
пространства и наречья
переключая всё и вся
кому всё легче легче
а ты по мокрой мостовой
ступаешь мне навстречу
и вот взлетаешь надо мной
смеёшься с парапета
всё это детское лицо
лицо грудь руки плечи
все включены всё включено
всё - легче легче легче
а ты на мокрой мостовой
или - на парапете
танцуешь в вечности со мной
держа меня за плечи
всё выключается лица
нет - только дождь засвечен -
как будто выключить нельзя
танцующую вечность
и кто-то вдруг нарисовал
на небе белый самовар
и рисовал и рисовал
на небе белый самовар
в отличие от облаков
он рисовал и рисовал
не лошадей или слонов
на небе белый самовар
и пели ему как могли
слонами или лошадьми
на этом небе ты и я
как будто небо и земля
как будто всё ещё одни
мы перестали быть людьми
как будто кто-то рисовал
нас будто белый самовар
нас умещающихся в стих
как будто небо и земля
не умещается в других
как будто бы всё это я
как будто бы настал черёд
нам выговаривать за них
и все поют и всё - поёт
как мандельштам или - за ним
где света нет одно лишь всё
одно лишь всё я рисовал
на небе буквы буквы всё
всё небо в буквах - М А Н Д Е Л Ь Ш Т А М
всё умирание вдвоём
нас умещающихся в стих
без букв на языке одном -
на языке глухонемых
и по небу за детворой
голый белый глухонемой
белый голый глухонемой
друг за другом за детворой
а на небе идёт игра
вся небесная детвора
перепрыгивают за круг
друг за другом за кругом круг
легче вечных безмолвнее
вечных белых глухих немых
слепых голых вокруг за ней
перепрыгивающих мир
разве может быть чтобы так
было вымышлено ли кем
буквы детские лэ и а
буквы детские и и е
мне бы в этот небесный круг
друг за другом за другом друг
остающиеся до нас
остающиеся без нас
и ты там же ты в детворе
в белом платье почти на треть -
в лужах вымышленных землёй
голой белой глухонемой
в лужах вымышленных землёй
где купаешься ты со мной
где мы дети у всех живых
вечных белых глухих немых
где купаешься ты со мной
в лужах вымышленных землёй
легче вечных глухих немых
перепрыгивающих мир
легче легче за мной за мной
легче неба за детворой
даже легче молчанья в них
голых белых. - бог с ним. - бог с ним.
и ты жив ещё жив ещё
потому что ещё ещё
жив молчаньем молчаньем жив
и ты жив ещё жив ты - жив
Здесь - лишь сияние лета - лишь ты мне поёшь здесь
Здесь - это не до родная - всё то же - всё так же
Как бы душе своей лишние - в поле - как души
Здесь - вот без лёгкости - но почти это читая...
Здесь - в умолчании этого ужаса перед молчаньем
Полупрозрачное мясо уже само голос
Здесь - будто кто-то стал здесь просто попросту счастлив
Здесь - будто бы до молитвы дыханием в ней
Здесь - будто кто-то забыл себя - будто бы то что
сердцем проявленное проступает и так
впереди одиноко - что нет его - то что
сердце - огромное белое мясо возносится стать
Здесь - это девственное - это мы шли с тобою
Здесь - мы не умерли - а всё ещё просто здесь
В этом раю - без любви - и без смерти - тем более
В этой любви - в этой смерти - мы здесь ещё - здесь
воздушный и светлый единственный дом
где мы просыпались всё время вдвоём
всё будто бы также заходится в дом
где я просыпаюсь почти что вдвоём
на свете нет счастья и нету любви
без нас в этом счастье и в этой любви
когда закрываются двери в саду
когда в этот сад я по небу иду
воздушный и светлый как будто в раю
стоит человек-дом в огне на краю
воздушный и светлый единственный дом
где мы не проснулись сгорая вдвоём
вот мои руки
вот моя речь
нет мне не трудно
рядышком лечь
нет мне не трудно
рядом лежать
нет мне не трудно
больше дышать
в потерянном доме мы вместо кого
я детство моё и ты детство моё
в потерянном доме (потерянный дом:
мы вместо с тобою мы вместе с тобой)
потерянный город ну кто-нибудь кто
останься с тобою останься с тобой
потерянный город и гроб без креста
везут за ним город и мальчик-толстяк
потерянный город и плиты стоят
как внуки спускающиеся во ад
в лицо один город валежник из дома
выходят две женщины в сад (я не помню:
но помню как свет дневной в яблочном дыме
в руках коромысло в платках к реке с ними
в разбитом окошке разбитом потом
разбитом с тобою разбитом с тобой)
я крестиком помню и жёлтый мой дом
ты не вышивала ты шила крестом
когда садом шла в дыме или к реке
в руках коромысло и садом в платке
и яблони плотно и вместо калитки
скрещенные смутные голос улыбка
и гроб или мальчик-толстяк и толстяк
без гроба обугленные передай
ты матери или он не отстаёт
не мальчик не крест - человеческий гроб
я даже не помню что их хоронил
я с нашим ребёнком во сне говорил
и ты обнимала меня а потом
поставила крест где лежал я вверх ртом
я помню как больше чем нужно ходил
спускался и после меня отмолил
но так и не вышел но так и не был
не стал потому что не стало могил
и помню качались качели в саду
две женщины знали что я не приду
качались качели и кто-нибудь в них
качались за ними качались за них
И ВЕСЬ ВЕЧЕР: