попытка воспоминания
Какую сказку ты хотел бы сегодня послушать?..
Вот за окном ветер трогает ветви дерева - сколько историй он носит с собой, собрав в разных краях и странах, и для сотен сюжетов его легкое дуновение стало началом, отправной точкой. А само дерево, рослый орешник, что вырос здесь совсем не случайно, занесенный птицей-вороном, - ведь ты до сих пор не знаешь его истории?..
Тишина дома тоже полна сказок. Они тихонько звенят на разные лады - кто легко и звучно, кто напряженно, поскрипывают половицей или липовой доской у самого порога, отсчитывают ритм в настенных часах, требуют внимания или просто молча ждут своего часа.
Какой сказки ты хочешь? Веселой и беззаботной, чтобы смех мешал рассказу, дробя, прерывая его мерное течение - пока не переведешь дух, чтобы продолжить? Страшной, сладко щекочущей нервы, как те истории, что рассказываются восторженным шепотом перед сном, когда в доме уже потушен свет? Грустной, оставляющей безмолвные непролившиеся слезы, светлые и прозрачные? Убаюкивающей, обнадеживающей, доброй?...
А я и сама не знаю, какой получится эта история. И получится ли...
Сказка-не сказка, поднимается что-то из глубин памяти...
Далеко это было. Случалось мне бывать в том краю, не скажу точно, сколько лет и зим с тех пор сменило друг друга. Да и дороги позаросли травами, найду ли снова?..
Зато я помню горячую, ссохшуюся в камень летнюю сухую землю под босыми ногами. Откуда помню?..
И старый покосившийся дом у самой дороги. У ворот три яблони. Та, что ближе к колодцу, - дерево самое старое, уже ветхое, сорт поздний, пока плоды вызреют, ждать устанешь. Зато как вызревают - огромные, ни до, ни после такие не встречались. Второе - раннее, скороспелое, оттого и вкус, вроде, забывается быстро. Но яблоки пахнут летом и детством, и спустя годы - не перепутаешь. А третье - и вовсе, дичка почти. Мелкие, да пьяно-душистые, сладкие с горчинкой. Соберешь в ладони несколько, подивишься и ярким бочкам, и забористому, острому лесному духу...
А еще помню девочку. В сарафане цвета неба, нескладная, стрижка мальчишеская. И как она срывает с ветвей эти яблоки...
Что было самым важным в том краю? Сегодня мне кажется - чтобы все шло своим чередом. Чтобы люди передавали по наследству не только старые дома с невысокими крышами и участки усталой земли, но и надтреснувшую, натруженную, потемневшую от времени человеческую память.
Когда весной и летом люди трудятся в садах, оберегая всходы, а осенью собирают заслуженный урожай. Зимой снега наносится - сугробы под самые крыши, но в печах, потрескивая, танцует пламя, и дома, как большие звери, берегут тепло до весны.
А люди иногда поют неброские песни, переданные им из прошлого, - жалобные, веселые, а то и текучие колыбельные... Живут, трудятся, делятся новостями, старятся, любят, ссорятся, радуются, провожают всем миром в последнюю дорогу. Раньше, говорят, еще воевали, гибли, но это за гранью моей памяти, куда и заглядывать не хочется...
И внуки провожают дедов, и занимают их место. А там и босоногие правнуки бегают по извилистым улочкам, играя в новые (или в прежние, давние) игры.
И кто-то уходил вдаль, не в силах договориться с беспокойным сердцем, требующим разных дорог, новых городов и мест. Но даже уходя, бережно забирал с собой свою память. А значит, уходил, чтобы когда-нибудь вернуться. Хотя бы напоследок.
Забредал время от времени в эти края и кто-то новый. Чтобы стать своим. Ведь даже оставаясь навсегда чужаком - становишься своим, персональным, здешним чужаком, со своими чудачествами и несоответствиями привычному укладу.
Кто скажет сейчас, с чего все разладилось? В какой момент это случилось?
...Помню те яблони. Старшую срубили первой...
Уже грозил обвалиться ствол, расходившийся надвое - на две тяжелые ветки. Может, общины - как деревья, и их надо прививать, обновлять, высаживать новые, чтобы не старились, не вырождались...
Люди день за днем теряют память.
С чего началось? С непоправимого и кровавого, того, что сейчас за гранью воспоминаний, к чему и прикасаться больно? Или с маленьких бытовых предательств собственного прошлого?
Но однажды показалось, что степной ветер носит невесомый пепел. Словно кто-то сжигал старые письма и пожелтевшие от времени фотографии. Ошметки человеческой памяти.
Где она, наша память? Она и бесценный клад, которым дорожим, и наследство, которым тяготимся, и все время пытаемся выскользнуть из его цепей и уз, и не хотим платить по счетам...
Помню - камни. Землю, камни, кажется, помню гораздо лучше, чем небо. Оттого ли, что все время смотрела под ноги? Или от невеликого росту в начале пути, который как раз и впечатался в душу? Оттого ли, что память была так тяжела, что голову поднять было сложно?
Помню себя. Той, о которой вспоминать невыносимо-стыдно. Той, о которой вспоминать больно - до зубного скрежета.
Помню что-то уж совсем невесомое, плохо уловимое и бесценное. Бабушкины руки, дедушкин голос. Важные слова, отголоски, любовь, какой она была в далеком прошлом. Была ли? Или мне только хочется верить, что помню?..
Помню, как путались в степях травы, как поля, волнуясь, шли волнами. Или как сливы вызревали к осени. От медово-сладкой, янтарной. До зубодробительно-кислой, пунцовой, бесстыжей. Из нее получалось лучшее в мире варенье.
Помню кувшинки, спящие над рекой. Волшебной рекой детства.
Говорят, в том краю однажды перестали идти дожди. Собираются тучи - да и обходят его стороной, проливая свои серебряные капли по округе. Как заговоренное место. «Вроде, проклял кто» - говорили суеверные. И каждый замолкал, вспоминая что-то свое.
Травы вырастают в свой срок, занимая исконные земли, земляника вызревает в полях, хоть и мелкая, сухая, а вот человечье жилище дожди обходят стороной. И вода из колодцев уходит, опускаясь все глубже, ниже.
А дожди начинают приходить уже ближе к осени, когда их уже отчаиваются ждать, и иссохшаяся земля теряет надежду.
«Гиблое место», - говорят старожилы, - «А в прежние времена не так было...»
Я видела, как травы без корней уходили, чтобы переселиться на новое место. Жутковатое зрелище. И с людьми так же.
Так бывает, когда люди теряют память...
Помню погост. И мрамор, обтесанный ветром, затертый, омытый многочисленными дождями. Он мне почему-то всегда вспоминается теплым от солнца. Как будто над ним и не бывает другого времени. Он чем-то похож на придорожный камень: «Направо пойдешь... Налево...» Куда же пойти - отсюда?.. Куда бы не пошел - вернешься...
А захочешь вернуться - из сегодняшнего дня, невпопад, - отыщишь ли дорогу? Можешь идти проверенным путем, а встретишь лишь невнятное отражение былой реальности, пародию, парафраз... И лица, вроде, те же, и места - а не узнаешь, морщишься, как от боли, ищешь заветный путь, понимаешь, что смешон, и не у кого спросить дороги...
И незримо стерегут путь степные хищные птицы, оберегая от случайных глаз.
А бывает и иначе. Вдруг мелькнут впереди при дороге дома, которых никогда на твоей памяти не было, не нанесенные ни на одну карту. И видел отчетливо, не уверить себя, что показалось... Или непрошено замаячит в листве таинственный заветный поворот, и сердце сожмется предчувствием и волнением, и коленки в дрожь - вот оно... Дорога в арке деревьев, сплетенных цепкой листвы. В полумрак леса. В неизведанное. В другой мир - не его ли ты искал?..
И находится небывалое. Священные липы в кристальном блеске и сияющей чистоте соцветий. Про них никто не помнит, что священные. Но что тут удивляться - здесь вообще со священным-то плохо... А люди, день за днем теряя память, такое забывают в первую очередь.
Девочка в голубом сарафане и детской стрижкой ходила к священной липе, и просила дождя.
Глупо просила, и слов не нашла достойных, подходящих. Но с благоговеньем касалась листьев и сияющих цветов, шептала что-то жарко, потом поклонилась дереву в пояс.
И, кажется, была буря. С ветром порывами, посеревшим нахмуренным небом, хлесткими каплями... А потом вдруг схлынуло все, как не бывало. То ли не так просила, то ли внезапный дождь прошел где-то рядом, и пролился, грозно и искупительно, в прошлом, о котором здесь то ли помнят, то ли не помнят...
Так и есть, не получилась сказка. Да и ночь подошла незаметно, неспешной усталой поступью, по-стариковски шаркая ногами. Намекая - хватит мешкать, время сна пришло...
Но зато, когда усну, может быть, мне приснится дождь. На маленьких, странно знакомых улочках. Смывающий с крыш, придорожных камней, душ и старых погостов - слои пыли и пепел сожженной памяти, усталость и равнодушие - с человеческих лиц. Поящий иссохшую, истосковавшуюся землю, ободряющий всходы. Затяжной, долгожданный, исцеляющий дождь...
Вот за окном ветер трогает ветви дерева - сколько историй он носит с собой, собрав в разных краях и странах, и для сотен сюжетов его легкое дуновение стало началом, отправной точкой. А само дерево, рослый орешник, что вырос здесь совсем не случайно, занесенный птицей-вороном, - ведь ты до сих пор не знаешь его истории?..
Тишина дома тоже полна сказок. Они тихонько звенят на разные лады - кто легко и звучно, кто напряженно, поскрипывают половицей или липовой доской у самого порога, отсчитывают ритм в настенных часах, требуют внимания или просто молча ждут своего часа.
Какой сказки ты хочешь? Веселой и беззаботной, чтобы смех мешал рассказу, дробя, прерывая его мерное течение - пока не переведешь дух, чтобы продолжить? Страшной, сладко щекочущей нервы, как те истории, что рассказываются восторженным шепотом перед сном, когда в доме уже потушен свет? Грустной, оставляющей безмолвные непролившиеся слезы, светлые и прозрачные? Убаюкивающей, обнадеживающей, доброй?...
А я и сама не знаю, какой получится эта история. И получится ли...
Сказка-не сказка, поднимается что-то из глубин памяти...
Далеко это было. Случалось мне бывать в том краю, не скажу точно, сколько лет и зим с тех пор сменило друг друга. Да и дороги позаросли травами, найду ли снова?..
Зато я помню горячую, ссохшуюся в камень летнюю сухую землю под босыми ногами. Откуда помню?..
И старый покосившийся дом у самой дороги. У ворот три яблони. Та, что ближе к колодцу, - дерево самое старое, уже ветхое, сорт поздний, пока плоды вызреют, ждать устанешь. Зато как вызревают - огромные, ни до, ни после такие не встречались. Второе - раннее, скороспелое, оттого и вкус, вроде, забывается быстро. Но яблоки пахнут летом и детством, и спустя годы - не перепутаешь. А третье - и вовсе, дичка почти. Мелкие, да пьяно-душистые, сладкие с горчинкой. Соберешь в ладони несколько, подивишься и ярким бочкам, и забористому, острому лесному духу...
А еще помню девочку. В сарафане цвета неба, нескладная, стрижка мальчишеская. И как она срывает с ветвей эти яблоки...
Что было самым важным в том краю? Сегодня мне кажется - чтобы все шло своим чередом. Чтобы люди передавали по наследству не только старые дома с невысокими крышами и участки усталой земли, но и надтреснувшую, натруженную, потемневшую от времени человеческую память.
Когда весной и летом люди трудятся в садах, оберегая всходы, а осенью собирают заслуженный урожай. Зимой снега наносится - сугробы под самые крыши, но в печах, потрескивая, танцует пламя, и дома, как большие звери, берегут тепло до весны.
А люди иногда поют неброские песни, переданные им из прошлого, - жалобные, веселые, а то и текучие колыбельные... Живут, трудятся, делятся новостями, старятся, любят, ссорятся, радуются, провожают всем миром в последнюю дорогу. Раньше, говорят, еще воевали, гибли, но это за гранью моей памяти, куда и заглядывать не хочется...
И внуки провожают дедов, и занимают их место. А там и босоногие правнуки бегают по извилистым улочкам, играя в новые (или в прежние, давние) игры.
И кто-то уходил вдаль, не в силах договориться с беспокойным сердцем, требующим разных дорог, новых городов и мест. Но даже уходя, бережно забирал с собой свою память. А значит, уходил, чтобы когда-нибудь вернуться. Хотя бы напоследок.
Забредал время от времени в эти края и кто-то новый. Чтобы стать своим. Ведь даже оставаясь навсегда чужаком - становишься своим, персональным, здешним чужаком, со своими чудачествами и несоответствиями привычному укладу.
Кто скажет сейчас, с чего все разладилось? В какой момент это случилось?
...Помню те яблони. Старшую срубили первой...
Уже грозил обвалиться ствол, расходившийся надвое - на две тяжелые ветки. Может, общины - как деревья, и их надо прививать, обновлять, высаживать новые, чтобы не старились, не вырождались...
Люди день за днем теряют память.
С чего началось? С непоправимого и кровавого, того, что сейчас за гранью воспоминаний, к чему и прикасаться больно? Или с маленьких бытовых предательств собственного прошлого?
Но однажды показалось, что степной ветер носит невесомый пепел. Словно кто-то сжигал старые письма и пожелтевшие от времени фотографии. Ошметки человеческой памяти.
Где она, наша память? Она и бесценный клад, которым дорожим, и наследство, которым тяготимся, и все время пытаемся выскользнуть из его цепей и уз, и не хотим платить по счетам...
Помню - камни. Землю, камни, кажется, помню гораздо лучше, чем небо. Оттого ли, что все время смотрела под ноги? Или от невеликого росту в начале пути, который как раз и впечатался в душу? Оттого ли, что память была так тяжела, что голову поднять было сложно?
Помню себя. Той, о которой вспоминать невыносимо-стыдно. Той, о которой вспоминать больно - до зубного скрежета.
Помню что-то уж совсем невесомое, плохо уловимое и бесценное. Бабушкины руки, дедушкин голос. Важные слова, отголоски, любовь, какой она была в далеком прошлом. Была ли? Или мне только хочется верить, что помню?..
Помню, как путались в степях травы, как поля, волнуясь, шли волнами. Или как сливы вызревали к осени. От медово-сладкой, янтарной. До зубодробительно-кислой, пунцовой, бесстыжей. Из нее получалось лучшее в мире варенье.
Помню кувшинки, спящие над рекой. Волшебной рекой детства.
Говорят, в том краю однажды перестали идти дожди. Собираются тучи - да и обходят его стороной, проливая свои серебряные капли по округе. Как заговоренное место. «Вроде, проклял кто» - говорили суеверные. И каждый замолкал, вспоминая что-то свое.
Травы вырастают в свой срок, занимая исконные земли, земляника вызревает в полях, хоть и мелкая, сухая, а вот человечье жилище дожди обходят стороной. И вода из колодцев уходит, опускаясь все глубже, ниже.
А дожди начинают приходить уже ближе к осени, когда их уже отчаиваются ждать, и иссохшаяся земля теряет надежду.
«Гиблое место», - говорят старожилы, - «А в прежние времена не так было...»
Я видела, как травы без корней уходили, чтобы переселиться на новое место. Жутковатое зрелище. И с людьми так же.
Так бывает, когда люди теряют память...
Помню погост. И мрамор, обтесанный ветром, затертый, омытый многочисленными дождями. Он мне почему-то всегда вспоминается теплым от солнца. Как будто над ним и не бывает другого времени. Он чем-то похож на придорожный камень: «Направо пойдешь... Налево...» Куда же пойти - отсюда?.. Куда бы не пошел - вернешься...
А захочешь вернуться - из сегодняшнего дня, невпопад, - отыщишь ли дорогу? Можешь идти проверенным путем, а встретишь лишь невнятное отражение былой реальности, пародию, парафраз... И лица, вроде, те же, и места - а не узнаешь, морщишься, как от боли, ищешь заветный путь, понимаешь, что смешон, и не у кого спросить дороги...
И незримо стерегут путь степные хищные птицы, оберегая от случайных глаз.
А бывает и иначе. Вдруг мелькнут впереди при дороге дома, которых никогда на твоей памяти не было, не нанесенные ни на одну карту. И видел отчетливо, не уверить себя, что показалось... Или непрошено замаячит в листве таинственный заветный поворот, и сердце сожмется предчувствием и волнением, и коленки в дрожь - вот оно... Дорога в арке деревьев, сплетенных цепкой листвы. В полумрак леса. В неизведанное. В другой мир - не его ли ты искал?..
И находится небывалое. Священные липы в кристальном блеске и сияющей чистоте соцветий. Про них никто не помнит, что священные. Но что тут удивляться - здесь вообще со священным-то плохо... А люди, день за днем теряя память, такое забывают в первую очередь.
Девочка в голубом сарафане и детской стрижкой ходила к священной липе, и просила дождя.
Глупо просила, и слов не нашла достойных, подходящих. Но с благоговеньем касалась листьев и сияющих цветов, шептала что-то жарко, потом поклонилась дереву в пояс.
И, кажется, была буря. С ветром порывами, посеревшим нахмуренным небом, хлесткими каплями... А потом вдруг схлынуло все, как не бывало. То ли не так просила, то ли внезапный дождь прошел где-то рядом, и пролился, грозно и искупительно, в прошлом, о котором здесь то ли помнят, то ли не помнят...
Так и есть, не получилась сказка. Да и ночь подошла незаметно, неспешной усталой поступью, по-стариковски шаркая ногами. Намекая - хватит мешкать, время сна пришло...
Но зато, когда усну, может быть, мне приснится дождь. На маленьких, странно знакомых улочках. Смывающий с крыш, придорожных камней, душ и старых погостов - слои пыли и пепел сожженной памяти, усталость и равнодушие - с человеческих лиц. Поящий иссохшую, истосковавшуюся землю, ободряющий всходы. Затяжной, долгожданный, исцеляющий дождь...