Глаза, как яхонты, горят
Город начинает просыпаться с той улицы, по которой мы ходим на работу. В утреннем Дюссельдорфе, светящимся весенним солнцем, сначала оживают витрины Королевской аллеи со стороны тихой, еще спящей Тальштрассе. За каждой стеклянной дверью разворачивается своя напряженная жизнь. В одном из первых возникающих на пути магазинчиков стены увешаны расшитыми коврами - темные витые орнаменты на светлом фоне. Мужская слегка согнутая фигура укладывает часть ковра на столе рядом с аркой швейной машинки. Ожидающие своей очереди толстые куски ткани устилают пол.
В следующем просторном аквариуме вдоль зеркал стоят кресла, и молодой человек в черном переднике подметает пол. В одном из кресел восседает плотная дама с чашкой кофе и внимательно смотрит на свое отражение в зеркале. Вокруг нее совершает суетливые обороты девушка, повязанная, как и молодой человек, в черный передник, из широкого кармана которого она то и дело вынимает кусочки фольги и накручивает их на волосы дамы.
В витринах следующего магазина появляются узкие длинноногие фигуры, одетые в полосатые рубашки, почти достающие до колен, и обвязанные широким поясом, спущенным на бедрах. В столь ранний час на них нет лица. Впрочем, оно не появляется и позже, поскольку все их достоинство в одеяниях. Если проходить мимо витрины медленно, то можно вздрогнуть от внезапного движения одной из фигур - это оказывается той же худобы и стиля продавщица, меняющая фигурам одежду.
Маттиас всматривается в жизнь каждого ларька, начинающего свой день на его пути. Его особенное внимание привлекают женственные пластмассовые шеи в витринах ювелирного магазина. Ожерелья, обрамляющие бежевое подобие женской шеи и спускаюшиеся в декольте, сменяют друг друга с каждым утром, переливаются на солнце игрой цветов и яркости. Среди одетых в драгоценности полутел бирюзовые стрекозы рисуют круг, чередуясь с янтарными бабочками. В кругу разноцветных насекомых переплетаются окружностями золотые и серебряные кольца. Некоторые из них подмигивают Маттиасу маленьким бриллиантовым глазом, другие не обращают на него ни малейшего внимания - они обнимают в своем кругу колечко меньшего размера, но того же полосатого окраса. В другие дни стрекоз и бабочек заменяют рубиновые шарики на сережках, а пластмассовые шеи дам заканчиваются красной точкой на серебряной цепочке. Иногда Маттиасу удается поймать движение женских рук, застегивающих подвеску или укладывающих цветные камни в определенном порядке лицом к солнцу. Уследить за ловкостью пальцев почти невозможно: они производят движение в одно мгновение, сверкая нежно-розовыми ноготочками и переливом раскладываемых камней. Маттиас еще ни разу не видел на этих руках ни одного колечка, похожего на те, что лежат в кругу каменных насекомых и загораются бриллиантовым взглядом.
На одном из перекрестков Королевской Аллеи Маттиас поворачивает налево и до заката солца пропадает в тянущемся к небу стеклянном здании. Когда он возвращается домой по оживлённой огнями улице, тонкие шеи уже медленно собираются спать в легком, как будто лунном свете витрины.
В одно такое утро Маттиас приостановился около витрины и несколько неторопливых минут наблюдал за пальцами, раскладывавшими оранжевые ромбики в приоткрытых коробочках. Девушка была настолько погружена в работу, что не замечала ни пристального заинтересованного взгляда Маттиаса, ни мелькавших за его спиной прохожих, ни светившее на ее русые прямые волосы настойчивое солнце. Вдруг один непослушный камушек-брошка выскользнул у нее из рук и упал к стеклу. Девушка потянулась за ним, подняла глаза и встретилась взглядом с Маттиасом, спокойным, по утреннему уставшим и вместе с тем внимательно изучавшим ее.
Каждое следующее утро, проходя мимо витрины с камнями, Маттиас замедлял ход, чтобы встретиться с тем же взглядом, пожелать лёгким кивком и улыбкой доброго утра и идти дальше. «О любви вздыхают лишь украдкой, да глаза, как яхонты, горят» .
Сейчас, направляясь изо дня в день в другое стеклянное здание, Маттиас делает небольшой крюк в сторону витрин Королевской Аллеи, чтобы пройти мимо разноцветных ожерелий и улыбнуться. Он знает, что знакомые пальцы там больше не раскладывают полукругом сапфировых бабочек, потому что их обладательница ждет его дома, играя с их озорными малышами.
2010, Дюссельдорф
В следующем просторном аквариуме вдоль зеркал стоят кресла, и молодой человек в черном переднике подметает пол. В одном из кресел восседает плотная дама с чашкой кофе и внимательно смотрит на свое отражение в зеркале. Вокруг нее совершает суетливые обороты девушка, повязанная, как и молодой человек, в черный передник, из широкого кармана которого она то и дело вынимает кусочки фольги и накручивает их на волосы дамы.
В витринах следующего магазина появляются узкие длинноногие фигуры, одетые в полосатые рубашки, почти достающие до колен, и обвязанные широким поясом, спущенным на бедрах. В столь ранний час на них нет лица. Впрочем, оно не появляется и позже, поскольку все их достоинство в одеяниях. Если проходить мимо витрины медленно, то можно вздрогнуть от внезапного движения одной из фигур - это оказывается той же худобы и стиля продавщица, меняющая фигурам одежду.
Маттиас всматривается в жизнь каждого ларька, начинающего свой день на его пути. Его особенное внимание привлекают женственные пластмассовые шеи в витринах ювелирного магазина. Ожерелья, обрамляющие бежевое подобие женской шеи и спускаюшиеся в декольте, сменяют друг друга с каждым утром, переливаются на солнце игрой цветов и яркости. Среди одетых в драгоценности полутел бирюзовые стрекозы рисуют круг, чередуясь с янтарными бабочками. В кругу разноцветных насекомых переплетаются окружностями золотые и серебряные кольца. Некоторые из них подмигивают Маттиасу маленьким бриллиантовым глазом, другие не обращают на него ни малейшего внимания - они обнимают в своем кругу колечко меньшего размера, но того же полосатого окраса. В другие дни стрекоз и бабочек заменяют рубиновые шарики на сережках, а пластмассовые шеи дам заканчиваются красной точкой на серебряной цепочке. Иногда Маттиасу удается поймать движение женских рук, застегивающих подвеску или укладывающих цветные камни в определенном порядке лицом к солнцу. Уследить за ловкостью пальцев почти невозможно: они производят движение в одно мгновение, сверкая нежно-розовыми ноготочками и переливом раскладываемых камней. Маттиас еще ни разу не видел на этих руках ни одного колечка, похожего на те, что лежат в кругу каменных насекомых и загораются бриллиантовым взглядом.
На одном из перекрестков Королевской Аллеи Маттиас поворачивает налево и до заката солца пропадает в тянущемся к небу стеклянном здании. Когда он возвращается домой по оживлённой огнями улице, тонкие шеи уже медленно собираются спать в легком, как будто лунном свете витрины.
В одно такое утро Маттиас приостановился около витрины и несколько неторопливых минут наблюдал за пальцами, раскладывавшими оранжевые ромбики в приоткрытых коробочках. Девушка была настолько погружена в работу, что не замечала ни пристального заинтересованного взгляда Маттиаса, ни мелькавших за его спиной прохожих, ни светившее на ее русые прямые волосы настойчивое солнце. Вдруг один непослушный камушек-брошка выскользнул у нее из рук и упал к стеклу. Девушка потянулась за ним, подняла глаза и встретилась взглядом с Маттиасом, спокойным, по утреннему уставшим и вместе с тем внимательно изучавшим ее.
Каждое следующее утро, проходя мимо витрины с камнями, Маттиас замедлял ход, чтобы встретиться с тем же взглядом, пожелать лёгким кивком и улыбкой доброго утра и идти дальше. «О любви вздыхают лишь украдкой, да глаза, как яхонты, горят» .
Сейчас, направляясь изо дня в день в другое стеклянное здание, Маттиас делает небольшой крюк в сторону витрин Королевской Аллеи, чтобы пройти мимо разноцветных ожерелий и улыбнуться. Он знает, что знакомые пальцы там больше не раскладывают полукругом сапфировых бабочек, потому что их обладательница ждет его дома, играя с их озорными малышами.
2010, Дюссельдорф