Таро Джейн Остин: Эмма, часть 1.
Императрица
Миссис Энн Уэстон
В девичестве - мисс Тейлор, была гувернанткой Эммы и её подругой. Потом вышла замуж за мистера Уэстона, родила ему дочку. На протяжении всего романа крайне положительно оценивается самыми разными героями.
"Мисс Тейлор, даже до того, как формально сложить с себя должность гувернантки, неспособна была по мягкости характера принуждать и обуздывать; от всякого намека на ее власть давно уже не осталось и следа, они жили вместе, как подруга с подругой, храня горячую обоюдную привязанность;"
"Ей припомнилась неизменная доброта - доброта и ласка целых шестнадцать лет, - то, как ее с пятилетнего возраста учили, как играли с нею, как, не жалея сил, привечали ее и забавляли, когда она была здорова, как ухаживали за ней, когда она болела разными детскими болезнями. Уже это обязывало ее к великой благодарности, но еще дороже, светлее, была память об их отношениях в последние семь лет, на равной ноге и совершенно откровенных, которые установились меж ними вскоре после того, как Изабелла вышла замуж и они оказались предоставлены самим себе. Немногие могли бы похвалиться такою подругой и наперсницей; разумная, образованная, умелая, она до тонкости знала весь обычай семейства, принимала к сердцу все его заботы, а особенно - все, что касалось до Эммы, малейшее ее удовольствие, малейшую затею; ей можно было поверить всякую мысль, какая бы ни зародилась в голове, ее любовь все оправдывала и все прощала."
"...миссис Уэстон, которая ждала ребенка, чье появленье на свет должно было осчастливить ее в будущем, а весть о нем уже осчастливила ее соседей в настоящем."
"что же до миссис Уэстон - кто бы усомнился, что для такой, как она, желаннее дочка, да и жалко было бы, если б ей, прирожденной воспитательнице, не представился такой случай еще раз применить свои таланты.
- Один раз она уже попытала силы на мне, - рассуждала Эмма, - как баронесса д'Альман - на графине д'Осталис из «Аделаиды и Теодоры» мадам де Жанлис , и теперь, имея опыт, сумеет воспитать свою маленькую Аделаиду не в пример лучше.
- Иными словами, - отозвался мистер Найтли, - будет еще отчаяннее баловать, но верить при этом, что не балует вовсе. Вот и вся разница.
- Несчастное дитя! - воскликнула Эмма. - Что же ждет ее, когда так?
- Ничего страшного. Та же участь, что и очень многих. Будет невыносима в детстве и исправится, когда подрастет. Я с некоторых пор смотрю совсем другими глазами на избалованных детей, голубка Эмма. Со стороны человека, который обязан своим счастьем вам, было бы черной неблагодарностью судить их чересчур сурово."
Колесо Фортуны
Эмма Вудхаус и Франк Черчилл, Гарриет Смит и мистер Найтли.
Во время бала в "Короне", подруга Эммы - Гарриет, оказалась единственной девицей не приглашенной на танец. Когда, находящемуся по близости мистеру Элтону указали на этот факт, он довольно бестактно отказался, чем расстроил девушку. Но тут мистер Найтли проявил свое благородство и пригласил Гарриет, хотя не собирался танцевать.
"Начался предпоследний танец перед ужином, а Гарриет никто не пригласил - она, единственная из всех молодых девиц, осталась сидеть на месте; но как могло случиться, что ей не хватило кавалера, ежели до сих пор число танцующих обоего пола в точности совпадало! Недоумение Эммы быстро рассеялось, когда она увидела, как мимо с независимым видом прошествовал мистер Элтон. Он, конечно, не пригласит Гарриет, если найдется способ этого избежать, - и Эмма ждала, что он с минуты на минуту скроется в комнату для игры в карты.
Однако он и не думал скрываться. Он проследовал на ту сторону залы, где сидели нетанцующие дамы, и стал прохаживаться перед ними, перебрасываясь несколькими словами то с одною, то с другой и как бы показывая, что ничем не занят и в таковом состоянии намерен пребывать. Иногда он, как нарочно, проходил прямо перед мисс Смит или же заговаривал с кем-нибудь, кто сидел с нею рядом. Эмма видела это. Она покамест не танцевала, а постепенно продвигалась вперед - у нее было время смотреть по сторонам, и, слегка поворотив голову, она все видела. Когда она дошла до середины, вся эта группа очутилась как раз у нее за спиною, и она уже не позволяла себе оборачиваться, но мистер Элтон стоял так близко, что она слышала каждое слово диалога, который в эти минуты произошел между ним и миссис Уэстон, - и обратила внимание, что жена его, стоявшая впереди нее, не только слушает тоже, но и ть не настроена, но я бы очень рада была увидеть среди танцующих одну молодую особу, которая теперь не ангажирована, - мисс Смит.
- Мисс Смит?.. М-м… я не заметил. Вы чрезвычайно любезны, и не будь я степенный женатый человек… Но я свое оттанцевал, миссис Уэстон. Вы уж меня увольте. Счастлив буду исполнить что угодно, только прикажите, но время танцевать для меня прошло."
"Однако еще минута - и глазам ее предстало более отрадное зрелище: к линии танцующих Гарриет подводил мистер Найтли! Какая неожиданность, какой восторг! Радостное, благодарное чувство охватило все существо ее, вместе с нестерпимым желанием изъявить ему признательность за Гарриет и за себя; и хотя сделать это на словах было невозможно, он стоял чересчур далеко, но выражение ее лица, когда ей снова удалось поймать его взгляд, сказало ему о многом."
Умеренность.
Джейн Фэрфакс и Эмма Вудхаус
Джейн и Эмма были знакомы с детства, однако, будучи ровесницами и проживая по соседству, они не были подругами. Эмма высоко оценивала утонченность и изысканность Джейн, её умение играть на фортепиано, но ей мешала её замкнутость и скрытность. Сама Эмма привыкла куда более открыто выражать свои чувства и не понимала холодности мисс Фэрфакс, к тому же, она понимала, что играет хуже Джейн и этот факт тоже не способствовал сближению, потому общение носило подчеркнуто вежливый характер.
" При одном имени Джейн Фэрфакс уж берет скука. Каждое письмо ее надобно непременно прочесть всем сорок раз, без конца передавать поклоны всем друзьям - а уж если она удосужится хотя бы прислать своей тетушке фасон корсажа или свяжет для бабушки подвязки, то разговоров хватит на целый месяц. Я желаю Джейн Фэрфакс всяческих благ, но слушать о ней мне надоело до смерти."
"Эмму это не радовало - три долгих месяца делать милое лицо, встречаясь с особою, которая ей неприятна! Делать из вежливости более, чем хотелось бы, и менее, чем бы следовало! Ответить, за что она невзлюбила Джейн Фэрфакс, было бы затруднительно; мистер Найтли сказал однажды: за то, что видит в ней гармоническое сочетание достоинств, какими сама желала бы обладать в глазах других, и хоть Эмма тогда с жаром отвергла это обвинение, случались минуты, когда она, наедине со своею совестью, не могла оправдать себя до конца. И все же «с нею сблизиться невозможно, она не знает, в чем тут дело, но эта холодность и замкнутость, это подчеркнутое безразличие к тому, нравится она или нет, и эта ее тетушка, которая болтает без умолку! А как все носятся с нею! И отчего это всегда считалось, что они непременно должны подружиться, - неужели если они ровесницы, то обязаны быть без ума друг от друга?» Таковы были ее резоны - лучших не находилось.Неприязнь эта была столь мало обоснована, столь раздут был воображением каждый приписываемый недостаток, что всякий раз, впервые видя Джейн после значительного перерыва, Эмма невольно чувствовала, что незаслуженно обижает ее; вот и теперь, когда, по случаю приезда Джейн после двухлетнего отсутствия, она, как полагается, пришла с визитом, на нее заново произвели разительное впечатление те самые манеры и внешность, о которых она эти два года не уставала отзываться с пренебрежением. Джейн Фэрфакс была очень изысканна - удивительно изысканна; а изысканность Эмма ценила превыше всего. Она была хорошего роста - такого, что всякий назвал бы ее высокою и никто - долговязой; прекрасно сложена, грациозна; не толста и не худа, а в самую меру, хотя налет болезненности, пожалуй, склонял чашу весов в сторону последнего из двух зол. Всего этого Эмма не могла не увидеть, и потом, это лицо - эти черты - она совсем забыла, как они прекрасны; неправильные, но такие, что залюбуешься. Глазам, глубоким, серым, с темными бровями и ресницами, она никогда не отказывала в похвале, но и кожа, которую привыкла бранить, находя несколько землистой, была так чиста, нежна, что румянец только испортил бы ее. Пред нею была та особая красота, в которой главенствует изящество, и Эмма, по чести и совести, по всем правилам своим, не могла ей не отдать дань восхищения - с изяществом, будь оно внешним или внутренним, она встречалась в Хайбери так редко. Здесь не было и тени вульгарности, - были высокие и неподдельные достоинства."
Луна.
Эмма Вудхаус, Гарриет Смит, Джордж Найтли
Гарриет Смитт рассказала Эмме о свей симпатии к мистеру Найтли и о том, что думает о взаимности этих чувств. Эмма понимает, что сама любит мистера Найтли и испытывает муки ревности.
"Гнев на себя и раскаянье владели ею, всякое чувство ее и побужденье рождало в ней стыд, кроме одного, которое только что ей открылось, - чувства к мистеру Найтли… Все прочее в собственной душе было ей отвратительно.
В неизъяснимом тщеславии она возомнила, будто умеет читать в чужих сердцах, в непростительной гордыне покушалась распоряжаться чужою судьбой и, оказывается, кругом ошибалась - и добро бы сидела сложа руки, а то ведь натворила бед. Навлекла столько зол - на Гарриет, на себя самое, а может статься, как это ни страшно, и на мистера Найтли. Если этот неравнейший из союзов состоится, она одна будет повинна, это с ее легкой руки все пошло - он, вероятнее всего, не обратил бы на Гарриет внимания, когда бы не заподозрил о ее чувствах к нему, а ежели и нет, то все равно - он бы вообще не знался с Гарриет, когда бы не прихоть мисс Вудхаус."
"Всей душою желала она неудачи Гарриет, уповая, что когда снова увидит их вдвоем, то сможет хотя бы определить, есть ли у нее в самом деле причины надеяться. Она с них глаз не будет спускать, и, пусть до сих пор ей не сопутствовала удача в искусстве наблюдать, - отныне она уже не ошибется… "
"Но сердце говорило ей, что на этот раз дурные предчувствия ее уж не обманут. На этот раз будущее закрыли тучи, которые не разогнать, даже не раздвинуть немного. Если в кругу ее друзей совершатся ожидаемые перемены, то Хартфилд опустеет - она останется наедине со своим батюшкой и сожаленьями о загубленном счастье."
Солнце
Джордж Найтли, Эмма Вудхаус
Мистер Найтли, возвратясь из своей поездки в Лондон, навещает Эмму, они вместе гуляют и, в итоге, он объясняется Эмме в любви. Для неё, которая только накануне похоронила всяческие надежды о самой возможности отношений между ними, это признание - приятная неожиданность.
"выглянуло солнце - и снова вернулось лето. Встрепенулась и Эмма; ее сразу потянуло из дому. Природа, освежась и успокоясь после бури, нежилась на солнце, сверкала, благоухала, лаская взор и обонянье, и Эмма надеялась, что постепенно тоже обретет в ней успокоенье, а потому после обеда, когда к ее батюшке зашел на часок мистер Перри, она поспешила в сад… Прошлась разок-другой по аллее, чувствуя, как мало-помалу проясняются мысли и оживает душа, - и вдруг увидела, что в калитку входит мистер Найтли и направляется к ней… Она и не знала, что он вернулся из Лондона. "
"...
- Друг! - повторил мистер Найтли. - Эмма, боюсь, что это слово… Но впрочем, нет - я не хочу… Нет, стойте - что толку мяться? Раз уже я начал, поздно отступать… Я принимаю ваше предложенье… Как ни странно это может показаться - принимаю и буду с вами говорить, как с другом… Скажите мне откровенно - есть у меня хотя бы доля надежды?
Он умолк, вопросительно глядя на нее, - от этого взгляда у Эммы подломились колени.
- Милая моя, дорогая, - сказал он. - Дорогая навеки, каков бы ни был исход этого разговора, - дорогая моя, любимая Эмма, скажите прямо. Нет так нет, прямо так и скажите… - Эмма была не в силах произнести ни слова. - Вы молчите! - воскликнул он, ожидая. - Вы не сказали «нет»! О большем я пока не прошу.
Эмма едва держалась на ногах от наплыва чувств. Больше всего, пожалуй, она боялась сейчас, как бы ее не разбудили, как бы не кончился этот счастливый сон.
- Я не умею говорить красиво, Эмма, - продолжал он вскоре, и такою откровенной, искренней, нескрываемой нежностью звенел его голос, что все сомненья ее исчезли. - Когда бы я любил вас меньше, то мог бы больше сказать. Но вы меня знаете. Я всегда говорю вам только правду. Я вас распекал, наставлял вас - и вы терпели, как не стерпела бы ни одна другая. Так потерпите же и теперь, дорогая моя, а я опять скажу вам правду - и снова не приукрашенную любезностью обхожденья. Да, видит Бог, кавалер из меня неважный… Но вы поймете меня, вы всегда меня понимали, и ответите мне такою же откровенностью. Сейчас я хочу одного - скажите хоть что-нибудь, я должен слышать ваш голос."
"Редко, очень редко раскрывается полная правда при выяснении отношений - что-нибудь да останется скрытым, неверно истолкованным, - но когда, как в настоящем случае, неверно толкуют лишь поведение, а не чувства, то беда не столь уж велика. Мистер Найтли, даже зная всю правду, не мог бы внушить сердцу Эммы большего раскаяния, ни большей готовности ответить на зов его сердца.
Оказалось, что он и не подозревал о том, как много для нее значит. Он пошел с ней гулять, вовсе не предполагая объясниться. Он спешил в Хартфилд, чтобы узнать, как она приняла известие о помолвке Фрэнка Черчилла, не помышляя о себе - ни о чем не помышляя, кроме одного - как бы найти возможность утешить ее, ободрить советом. Все случилось под влияньем минуты, под внезапным действием восхитительных слов, сказанных ею. Когда он услышал, что она совершенно равнодушна к Фрэнку Черчиллу, что никогда не питала к нему склонности, в нам вспыхнула надежда со временем самому завоевать ее расположенье - далекая, смутная надежда, - и когда над здравомыслием вдруг возобладало нетерпенье, жаждал услышать только, что ему не запрещают добиваться ее любви. Но вот она заговорила - и ему открылись высшие, лучшие надежды. Он лишь просил разрешения искать ее любви - а она уже любила!.. За полчаса он перешел от мрачного уныния к полному блаженству, ежели таковое существует на земле."
Суд.
Эмма Вудхаус, Гарриет Смит,Джордж Найтли, Энн Уэстон, Генри Вудхаус
В конце романа Эмма, пожалуй, не осталось героя, который не изменил бы своего отношения к тем или иным вопросам (кроме, разве что,мисс Уэстон, она не испытывала метаний и к концу её счастье лишь приумножилось рождением девочки). И всех эта переоценка привела к счастливой развязке.
Гарриет оставила фантазии по поводу "достойной" партии и вышла за скромного, но порядочного Роберта Мартина.
Эмма и мистер Найтли прозрели по поводу чувств друг к другу и поженились. Эмма, вопреки своим обещаниям никогда не выходить замуж.
Мистер Вудхаус смирился с замужеством своей дочки, и даже нашел преимущества их брака в совместном проживании в Хартфилде.
Мир
Джордж Найтли, Эмма Вудхаус
Свадьба Эммы и мистера Найтли, счастливый конец.
"Свадьба была как свадьба - какие бывают, когда ни жених, ни невеста не имеют пристрастия к пышности и блеску; миссис Элтон из подробных рассказов супруга вывела заключенье, что свадьба была самая убогая и не шла ни в какое сравненье с ее собственной… «И белого атласа в обрез, и кружева на фату - жалкое зрелище!.. Селина сделает большие глаза, когда узнает…» Но, несмотря на означенные изъяны, надежда и вера горсточки преданных друзей, собравшихся на церемонию, их пожелания и предсказанья сбылись - союзу сопутствовало полное счастье."
Миссис Энн Уэстон
В девичестве - мисс Тейлор, была гувернанткой Эммы и её подругой. Потом вышла замуж за мистера Уэстона, родила ему дочку. На протяжении всего романа крайне положительно оценивается самыми разными героями.
"Мисс Тейлор, даже до того, как формально сложить с себя должность гувернантки, неспособна была по мягкости характера принуждать и обуздывать; от всякого намека на ее власть давно уже не осталось и следа, они жили вместе, как подруга с подругой, храня горячую обоюдную привязанность;"
"Ей припомнилась неизменная доброта - доброта и ласка целых шестнадцать лет, - то, как ее с пятилетнего возраста учили, как играли с нею, как, не жалея сил, привечали ее и забавляли, когда она была здорова, как ухаживали за ней, когда она болела разными детскими болезнями. Уже это обязывало ее к великой благодарности, но еще дороже, светлее, была память об их отношениях в последние семь лет, на равной ноге и совершенно откровенных, которые установились меж ними вскоре после того, как Изабелла вышла замуж и они оказались предоставлены самим себе. Немногие могли бы похвалиться такою подругой и наперсницей; разумная, образованная, умелая, она до тонкости знала весь обычай семейства, принимала к сердцу все его заботы, а особенно - все, что касалось до Эммы, малейшее ее удовольствие, малейшую затею; ей можно было поверить всякую мысль, какая бы ни зародилась в голове, ее любовь все оправдывала и все прощала."
"...миссис Уэстон, которая ждала ребенка, чье появленье на свет должно было осчастливить ее в будущем, а весть о нем уже осчастливила ее соседей в настоящем."
"что же до миссис Уэстон - кто бы усомнился, что для такой, как она, желаннее дочка, да и жалко было бы, если б ей, прирожденной воспитательнице, не представился такой случай еще раз применить свои таланты.
- Один раз она уже попытала силы на мне, - рассуждала Эмма, - как баронесса д'Альман - на графине д'Осталис из «Аделаиды и Теодоры» мадам де Жанлис , и теперь, имея опыт, сумеет воспитать свою маленькую Аделаиду не в пример лучше.
- Иными словами, - отозвался мистер Найтли, - будет еще отчаяннее баловать, но верить при этом, что не балует вовсе. Вот и вся разница.
- Несчастное дитя! - воскликнула Эмма. - Что же ждет ее, когда так?
- Ничего страшного. Та же участь, что и очень многих. Будет невыносима в детстве и исправится, когда подрастет. Я с некоторых пор смотрю совсем другими глазами на избалованных детей, голубка Эмма. Со стороны человека, который обязан своим счастьем вам, было бы черной неблагодарностью судить их чересчур сурово."
Колесо Фортуны
Эмма Вудхаус и Франк Черчилл, Гарриет Смит и мистер Найтли.
Во время бала в "Короне", подруга Эммы - Гарриет, оказалась единственной девицей не приглашенной на танец. Когда, находящемуся по близости мистеру Элтону указали на этот факт, он довольно бестактно отказался, чем расстроил девушку. Но тут мистер Найтли проявил свое благородство и пригласил Гарриет, хотя не собирался танцевать.
"Начался предпоследний танец перед ужином, а Гарриет никто не пригласил - она, единственная из всех молодых девиц, осталась сидеть на месте; но как могло случиться, что ей не хватило кавалера, ежели до сих пор число танцующих обоего пола в точности совпадало! Недоумение Эммы быстро рассеялось, когда она увидела, как мимо с независимым видом прошествовал мистер Элтон. Он, конечно, не пригласит Гарриет, если найдется способ этого избежать, - и Эмма ждала, что он с минуты на минуту скроется в комнату для игры в карты.
Однако он и не думал скрываться. Он проследовал на ту сторону залы, где сидели нетанцующие дамы, и стал прохаживаться перед ними, перебрасываясь несколькими словами то с одною, то с другой и как бы показывая, что ничем не занят и в таковом состоянии намерен пребывать. Иногда он, как нарочно, проходил прямо перед мисс Смит или же заговаривал с кем-нибудь, кто сидел с нею рядом. Эмма видела это. Она покамест не танцевала, а постепенно продвигалась вперед - у нее было время смотреть по сторонам, и, слегка поворотив голову, она все видела. Когда она дошла до середины, вся эта группа очутилась как раз у нее за спиною, и она уже не позволяла себе оборачиваться, но мистер Элтон стоял так близко, что она слышала каждое слово диалога, который в эти минуты произошел между ним и миссис Уэстон, - и обратила внимание, что жена его, стоявшая впереди нее, не только слушает тоже, но и ть не настроена, но я бы очень рада была увидеть среди танцующих одну молодую особу, которая теперь не ангажирована, - мисс Смит.
- Мисс Смит?.. М-м… я не заметил. Вы чрезвычайно любезны, и не будь я степенный женатый человек… Но я свое оттанцевал, миссис Уэстон. Вы уж меня увольте. Счастлив буду исполнить что угодно, только прикажите, но время танцевать для меня прошло."
"Однако еще минута - и глазам ее предстало более отрадное зрелище: к линии танцующих Гарриет подводил мистер Найтли! Какая неожиданность, какой восторг! Радостное, благодарное чувство охватило все существо ее, вместе с нестерпимым желанием изъявить ему признательность за Гарриет и за себя; и хотя сделать это на словах было невозможно, он стоял чересчур далеко, но выражение ее лица, когда ей снова удалось поймать его взгляд, сказало ему о многом."
Умеренность.
Джейн Фэрфакс и Эмма Вудхаус
Джейн и Эмма были знакомы с детства, однако, будучи ровесницами и проживая по соседству, они не были подругами. Эмма высоко оценивала утонченность и изысканность Джейн, её умение играть на фортепиано, но ей мешала её замкнутость и скрытность. Сама Эмма привыкла куда более открыто выражать свои чувства и не понимала холодности мисс Фэрфакс, к тому же, она понимала, что играет хуже Джейн и этот факт тоже не способствовал сближению, потому общение носило подчеркнуто вежливый характер.
" При одном имени Джейн Фэрфакс уж берет скука. Каждое письмо ее надобно непременно прочесть всем сорок раз, без конца передавать поклоны всем друзьям - а уж если она удосужится хотя бы прислать своей тетушке фасон корсажа или свяжет для бабушки подвязки, то разговоров хватит на целый месяц. Я желаю Джейн Фэрфакс всяческих благ, но слушать о ней мне надоело до смерти."
"Эмму это не радовало - три долгих месяца делать милое лицо, встречаясь с особою, которая ей неприятна! Делать из вежливости более, чем хотелось бы, и менее, чем бы следовало! Ответить, за что она невзлюбила Джейн Фэрфакс, было бы затруднительно; мистер Найтли сказал однажды: за то, что видит в ней гармоническое сочетание достоинств, какими сама желала бы обладать в глазах других, и хоть Эмма тогда с жаром отвергла это обвинение, случались минуты, когда она, наедине со своею совестью, не могла оправдать себя до конца. И все же «с нею сблизиться невозможно, она не знает, в чем тут дело, но эта холодность и замкнутость, это подчеркнутое безразличие к тому, нравится она или нет, и эта ее тетушка, которая болтает без умолку! А как все носятся с нею! И отчего это всегда считалось, что они непременно должны подружиться, - неужели если они ровесницы, то обязаны быть без ума друг от друга?» Таковы были ее резоны - лучших не находилось.Неприязнь эта была столь мало обоснована, столь раздут был воображением каждый приписываемый недостаток, что всякий раз, впервые видя Джейн после значительного перерыва, Эмма невольно чувствовала, что незаслуженно обижает ее; вот и теперь, когда, по случаю приезда Джейн после двухлетнего отсутствия, она, как полагается, пришла с визитом, на нее заново произвели разительное впечатление те самые манеры и внешность, о которых она эти два года не уставала отзываться с пренебрежением. Джейн Фэрфакс была очень изысканна - удивительно изысканна; а изысканность Эмма ценила превыше всего. Она была хорошего роста - такого, что всякий назвал бы ее высокою и никто - долговязой; прекрасно сложена, грациозна; не толста и не худа, а в самую меру, хотя налет болезненности, пожалуй, склонял чашу весов в сторону последнего из двух зол. Всего этого Эмма не могла не увидеть, и потом, это лицо - эти черты - она совсем забыла, как они прекрасны; неправильные, но такие, что залюбуешься. Глазам, глубоким, серым, с темными бровями и ресницами, она никогда не отказывала в похвале, но и кожа, которую привыкла бранить, находя несколько землистой, была так чиста, нежна, что румянец только испортил бы ее. Пред нею была та особая красота, в которой главенствует изящество, и Эмма, по чести и совести, по всем правилам своим, не могла ей не отдать дань восхищения - с изяществом, будь оно внешним или внутренним, она встречалась в Хайбери так редко. Здесь не было и тени вульгарности, - были высокие и неподдельные достоинства."
Луна.
Эмма Вудхаус, Гарриет Смит, Джордж Найтли
Гарриет Смитт рассказала Эмме о свей симпатии к мистеру Найтли и о том, что думает о взаимности этих чувств. Эмма понимает, что сама любит мистера Найтли и испытывает муки ревности.
"Гнев на себя и раскаянье владели ею, всякое чувство ее и побужденье рождало в ней стыд, кроме одного, которое только что ей открылось, - чувства к мистеру Найтли… Все прочее в собственной душе было ей отвратительно.
В неизъяснимом тщеславии она возомнила, будто умеет читать в чужих сердцах, в непростительной гордыне покушалась распоряжаться чужою судьбой и, оказывается, кругом ошибалась - и добро бы сидела сложа руки, а то ведь натворила бед. Навлекла столько зол - на Гарриет, на себя самое, а может статься, как это ни страшно, и на мистера Найтли. Если этот неравнейший из союзов состоится, она одна будет повинна, это с ее легкой руки все пошло - он, вероятнее всего, не обратил бы на Гарриет внимания, когда бы не заподозрил о ее чувствах к нему, а ежели и нет, то все равно - он бы вообще не знался с Гарриет, когда бы не прихоть мисс Вудхаус."
"Всей душою желала она неудачи Гарриет, уповая, что когда снова увидит их вдвоем, то сможет хотя бы определить, есть ли у нее в самом деле причины надеяться. Она с них глаз не будет спускать, и, пусть до сих пор ей не сопутствовала удача в искусстве наблюдать, - отныне она уже не ошибется… "
"Но сердце говорило ей, что на этот раз дурные предчувствия ее уж не обманут. На этот раз будущее закрыли тучи, которые не разогнать, даже не раздвинуть немного. Если в кругу ее друзей совершатся ожидаемые перемены, то Хартфилд опустеет - она останется наедине со своим батюшкой и сожаленьями о загубленном счастье."
Солнце
Джордж Найтли, Эмма Вудхаус
Мистер Найтли, возвратясь из своей поездки в Лондон, навещает Эмму, они вместе гуляют и, в итоге, он объясняется Эмме в любви. Для неё, которая только накануне похоронила всяческие надежды о самой возможности отношений между ними, это признание - приятная неожиданность.
"выглянуло солнце - и снова вернулось лето. Встрепенулась и Эмма; ее сразу потянуло из дому. Природа, освежась и успокоясь после бури, нежилась на солнце, сверкала, благоухала, лаская взор и обонянье, и Эмма надеялась, что постепенно тоже обретет в ней успокоенье, а потому после обеда, когда к ее батюшке зашел на часок мистер Перри, она поспешила в сад… Прошлась разок-другой по аллее, чувствуя, как мало-помалу проясняются мысли и оживает душа, - и вдруг увидела, что в калитку входит мистер Найтли и направляется к ней… Она и не знала, что он вернулся из Лондона. "
"...
- Друг! - повторил мистер Найтли. - Эмма, боюсь, что это слово… Но впрочем, нет - я не хочу… Нет, стойте - что толку мяться? Раз уже я начал, поздно отступать… Я принимаю ваше предложенье… Как ни странно это может показаться - принимаю и буду с вами говорить, как с другом… Скажите мне откровенно - есть у меня хотя бы доля надежды?
Он умолк, вопросительно глядя на нее, - от этого взгляда у Эммы подломились колени.
- Милая моя, дорогая, - сказал он. - Дорогая навеки, каков бы ни был исход этого разговора, - дорогая моя, любимая Эмма, скажите прямо. Нет так нет, прямо так и скажите… - Эмма была не в силах произнести ни слова. - Вы молчите! - воскликнул он, ожидая. - Вы не сказали «нет»! О большем я пока не прошу.
Эмма едва держалась на ногах от наплыва чувств. Больше всего, пожалуй, она боялась сейчас, как бы ее не разбудили, как бы не кончился этот счастливый сон.
- Я не умею говорить красиво, Эмма, - продолжал он вскоре, и такою откровенной, искренней, нескрываемой нежностью звенел его голос, что все сомненья ее исчезли. - Когда бы я любил вас меньше, то мог бы больше сказать. Но вы меня знаете. Я всегда говорю вам только правду. Я вас распекал, наставлял вас - и вы терпели, как не стерпела бы ни одна другая. Так потерпите же и теперь, дорогая моя, а я опять скажу вам правду - и снова не приукрашенную любезностью обхожденья. Да, видит Бог, кавалер из меня неважный… Но вы поймете меня, вы всегда меня понимали, и ответите мне такою же откровенностью. Сейчас я хочу одного - скажите хоть что-нибудь, я должен слышать ваш голос."
"Редко, очень редко раскрывается полная правда при выяснении отношений - что-нибудь да останется скрытым, неверно истолкованным, - но когда, как в настоящем случае, неверно толкуют лишь поведение, а не чувства, то беда не столь уж велика. Мистер Найтли, даже зная всю правду, не мог бы внушить сердцу Эммы большего раскаяния, ни большей готовности ответить на зов его сердца.
Оказалось, что он и не подозревал о том, как много для нее значит. Он пошел с ней гулять, вовсе не предполагая объясниться. Он спешил в Хартфилд, чтобы узнать, как она приняла известие о помолвке Фрэнка Черчилла, не помышляя о себе - ни о чем не помышляя, кроме одного - как бы найти возможность утешить ее, ободрить советом. Все случилось под влияньем минуты, под внезапным действием восхитительных слов, сказанных ею. Когда он услышал, что она совершенно равнодушна к Фрэнку Черчиллу, что никогда не питала к нему склонности, в нам вспыхнула надежда со временем самому завоевать ее расположенье - далекая, смутная надежда, - и когда над здравомыслием вдруг возобладало нетерпенье, жаждал услышать только, что ему не запрещают добиваться ее любви. Но вот она заговорила - и ему открылись высшие, лучшие надежды. Он лишь просил разрешения искать ее любви - а она уже любила!.. За полчаса он перешел от мрачного уныния к полному блаженству, ежели таковое существует на земле."
Суд.
Эмма Вудхаус, Гарриет Смит,Джордж Найтли, Энн Уэстон, Генри Вудхаус
В конце романа Эмма, пожалуй, не осталось героя, который не изменил бы своего отношения к тем или иным вопросам (кроме, разве что,мисс Уэстон, она не испытывала метаний и к концу её счастье лишь приумножилось рождением девочки). И всех эта переоценка привела к счастливой развязке.
Гарриет оставила фантазии по поводу "достойной" партии и вышла за скромного, но порядочного Роберта Мартина.
Эмма и мистер Найтли прозрели по поводу чувств друг к другу и поженились. Эмма, вопреки своим обещаниям никогда не выходить замуж.
Мистер Вудхаус смирился с замужеством своей дочки, и даже нашел преимущества их брака в совместном проживании в Хартфилде.
Мир
Джордж Найтли, Эмма Вудхаус
Свадьба Эммы и мистера Найтли, счастливый конец.
"Свадьба была как свадьба - какие бывают, когда ни жених, ни невеста не имеют пристрастия к пышности и блеску; миссис Элтон из подробных рассказов супруга вывела заключенье, что свадьба была самая убогая и не шла ни в какое сравненье с ее собственной… «И белого атласа в обрез, и кружева на фату - жалкое зрелище!.. Селина сделает большие глаза, когда узнает…» Но, несмотря на означенные изъяны, надежда и вера горсточки преданных друзей, собравшихся на церемонию, их пожелания и предсказанья сбылись - союзу сопутствовало полное счастье."