Лучшая учительница в моей жизни
Несколько дней назад в Москве умерла лучшая учительница, которую я когда-либо встречала в жизни, Серафима Зиновьевна Дуброва, не дожив несколько месяцев до столетия, которое должно было быть в ноябре 2022-го... Хорошо, когда праведники живут долго... И очень жалко, когда уходят...
Наша 57-я школа г. Москвы во времена моего детства и юности была замечательна и знаменита в первую очередь преподаванием математики, которым тогда руководил Николай Николаевич Константинов. Однако же я никогда математиком не была, а с 11 лет осознала себя биологом, и занималась биологией все свободное время. Учиться мне было легко, поэтому родители меня отправили в 57-ю уже с 6-го класса в обычный класс, по логике, что ездить от дома минут 40, а учителя там хорошие. С прицелом, что потом я пойду на собеседование в биологический класс, а исход понятен - я уже тогда занимала призовые места на олимпиадах, и насчет поступления не сомневалась. Облом случился с биологическим классом - в мой год его отменили. В результате я попала в математический, где весьма-таки маялась ("рожденный ползать - летать не может", к счастью, ползать я научилась хорошо).
И оказалась я в классе, где классной руководительницей стала учительница химии Серафима Зиновьевна, с которой я уже была знакома. Ибо химию я любила и учила, а Серафима привечала всех интересующихся. Мне даже было позволено помогать лаборантке готовить лабораторные работы, расставлять реактивы и склянки в классе, а после уроков - убирать. И иногда разрешалось поиграть с реактивами, например, с растворами солей кобальта, которые выпадали безумно красивыми осадками в щелочной среде. Главное было все делать в маленьких объемах, аккуратно, и убираться за собой.
Серафима и стала лучшей учительницей моей жизни, и отнюдь не только потому, что она четко и ясно строила курс химии. Химию я постоянно учила дополнительно для поступления на биофак, иногда занималась с друзьями родителей, которые сами были химики. Дело было не в науке, а в первую очередь - в том, как Серафима относилась к ученикам: как к взрослым и достойным уважения и интереса. Она любила свою работу, вела уроки и общалась с удовольствием, у нее был профессионализм, который я только сейчас могу оценить. Что бы не происходило, она всегда контролировала ситуацию, сохраняла спокойствие и свое фирменное чувство юмора, иногда перетекающее в едкий сарказм. И она старалась всегда говорить то, что думает, в советские времена это было редкостью среди учителей.
Насколько я знаю, она ушла добровольцем на войну, отвоевала несколько лет на передовой, встретила там своего мужа, с которым прожила почти 50 лет. Была ранена неоднократно, и имела несколько боевых наград, вроде Красной Звезды и Медали за Отвагу. Когда я слышу подлые слова о том, что евреи спасались в Ташкенте, я тут же вспоминаю свою еврейскую бабушку и Серафиму - обе ушли добровольцами. И ни та, ни другая на моей памяти никогда ничего про войну не рассказывали. И ордена не надевали, максимум орденские колодки на 9-е мая. Ордена использовались только в присутственных местах. Моя бабушка их надевала для походов в Министерство пробивать изобретения, а Серафима - для похода на мехмат МГУ, чтобы попросить пересмотреть дело нашего одноклассника, который набрал полупроходной балл, но его не взяли. У нашего одноклассника за две недели до вступительных экзаменов умерла мама, единственная имеющаяся родственница. Мама была еврейка, и тот факт, что одноклассник набрал полупроходной балл на мехмате МГУ - это было чудо, показывающее, насколько он был силен. Он и впрямь был из гениальных, и когда его не взяли, Серафима не выдержала и пошла в деканат, звеня орденами. Не знаю, что за сволочь ей там встретилась (на мехмате антисемитов хватало), но в школу она вернулась с черным лицом. Ей сказали, что смерть матери "можно рассматривать как условие необходимое, но не достаточное для поступления"... Сразу скажу, что одноклассник наш в полном порядке и без всякого мехмата. Думаю, что поддержка Серафимы ему помогла пережить это время.
Ну а чтобы закончить тему антисемитизма: из нашей системы трех математических школ в университет МГУ пошли поступать примерно 80 человек (в основном на мехмат, физфак и ВМК), примерно пополам евреи и русские. Из русских поступили все (до одного), а из евреев - трое. Это при том, что уровень одаренности и знаний был примерно равным (все прошли собеседовании в 57-ю, которое было сложнее, чем вступительные экзамены). В этом статистике я была среди русских (мое полу-еврейство почти не прослеживается), да и поступала на биофак (который в то время антисемитским не был). Но услышав про статистику, я едва удержалась, чтобы не забрать документы, желание учиться в МГУ пропало. И дальше все годы учебы - у меня в первую очередь были школьные друзья, а в МГУ я отрабатывала классы и почти ни с кем не общалась. Наверно это было неправильно, но слишком прекрасна была наша школа.
На патриотических праздниках, которые были необходимы для существования школы, Серафима молча держалась на заднем плане. Один раз случился конфуз. Перед нами выступал папа девочки из параллельного класса. Он в детстве партизанил, сбежал из еврейского гетто, где погибли родные, и мстил фашистам где-то на границе Белоруссии. Его очень долго уговаривали выступить, и он согласился только из-за дочки. Рассказывал он довольно много и путанно, пока не дошел до истории о том, как их окружили в болоте, обстреливали и уничтожали. А дальше он сказал: "И тут вперед вышел маленький я с автоматом", и ученики в актовом зале не выдержали и рассмеялись. Уж больно комично прозвучало. Получился скандал, и Серафима собрала наш класс для разговора: "Я понимаю, почему вы все смеялись, очень неудачно он выразился, по-дурацки. Мне самой было смешно. Но вы взрослые люди, и должны сами понимать, когда требуется сдержать эмоции. А сейчас вам бы надо всем попросить прощения, но он не хочет вас никого видеть. Просто помните на будущее, что смешное бывает трагично, он там один из всех выжил и был тяжело ранен".
Серафима наш класс любила и уважала, народ у нас учился много и хорошо, из 26 человек 7 были круглые отличники, да и остальные не сильно отставали. Но и справляться с нами было нелегко, как-то к нам пришла девочка практикантка, будущий педагог-историк. Через полчаса урока она сбежала в слезах - она предожила задавать вопросы, и ее быстро загнали в угол, где знания исчерпались, а линию партии гнуть уже не получалось. Наши казуисты работали коллективно, и пощады не давали. Серафима пришла угрюмая и сказала (насколько я помню): "Мне не удивительно, что практикантка оказалась круглой дурой, я ее не знаю, а дураков на свете много. Но вас-то я по знакомству считала умными людьми... Зачем вы вредите школе своим самоутверждением? Вы чего друг на друге не можете тренироваться? Зачем вы ищете легкой добычи?" И наши виновато голову повесили.
Серафима на войне вступила в партию, она была парторгом школы, и сама занималась кучей всей этой коммунистической туфты. Свое отношение она не выражала, но нам наше выражать не мешала. И старалась нас оберегать от последствий нашей болтливости. Когда я оказалась в математическом классе, Серафима меня отозвала в сторону и сказала: "Я прекрасно вижу, как ты увиливаешь от всех общественных обязанностей, комсомола и т.д. Это все хорошо до тех пор, пока не приходит пора спасать школу. Ты же знаешь, что РОНО и Мин образования хотят нас закрыть, каждый год новые спец классы - это битва за разрешение. И мы бьемся и будем дальше, но нам нужна помощь. Кто-то должен делать эту комсомольскую работу, политинформации и ленинские уроки. Ты готова помогать?" И я смогла только ответить "да". Она меня сделала старостой со словами: "По крайней мере я знаю, что могу тебе доверять". И два года я пахала над всей этой марксистско-ленинской туфтой, проводя классные собрания и любуясь тоскливыми рожами одноклассников, которых мучила этой лабудой. Времени это отнималo не меньше часа в день. А Серафима выступала с рациональными предложениями: "Чего ты все сама, попроси кого-нибудь еще выступить". Кто-то из класса тут же спросил: "О чем выступать-то?" Серафима задумалась и сказала: "Ну вот у вас староста Смит. Так расскажи о кровавом режиме Яна Смита в Родезии, заодно и повеселитесь".
Месяца через два после начала учебы в новом классе Серафима меня вызвала и строго сказала: "Учительница литературы Зеленая Надька (Серафима вместо прозвища использовала настоящее имя) - провокаторша и доносчица, она пишет доносы в КГБ. Передай это всем вашим, пусть язык не распускают". Я честно передала. А потом оказалось, что одна девочка из нашего класса специально ходила к Зеленой Надьке и рассказывала, кто что говорит. Мы об этом не знали, а тут Серафима снова вызывает и спрашивает: "Ты как, рассказала?". Моему "да" она поверила, и предупредила, чтобы мы теперь осторожно разговаривали при этой девочке. До чего же трудно мне было передавать эту информацию! Меня трясло, но это было необходимо. Ибо разговоры наши одноклассники вели весьма анти-советские, а от детей прямая дорожка лежала к их родителям. И на памяти еще свежи были истории про разгон 2-й математической школы за анти-советские настроения, мы много баек слышали. Уровень достоверности в те времена было трудно определить, но наша школа тоже была под постоянной угрозой.
А тут еще наступило время Московской Олимпиады, когда евреев стали выпускать в Израиль. Куда и уезжали некоторые наши матерматические гении, которых завалили при поступлении на мехмат. А другие оставались и уходили в программирование и АйТи, думаю, что сейчас большиство этому рады. И очень многие в конце концов нашли свой путь в Силиконовую Долину, американский и израильский хайтех. И мы сейчас ходим в походы в Штатах своей старой компанией из 57-й школы.
Лет через 10 после окончания школы мы ездили к Серафиме в гости, она уже ушла на пенсию. Просидели у нее целый вечер, познакомились с ее мужем. Серафима была веселая, довольная, расслабленная, пенсия и отдых пошли ей на пользу. Было очень тепло и радостно. И на этом общение к сожалению закончилось. Все поразъехались, погрязли в своих делах. Но мы все помним, и будем всегда помнить Серафиму. Светлая память!
Наша 57-я школа г. Москвы во времена моего детства и юности была замечательна и знаменита в первую очередь преподаванием математики, которым тогда руководил Николай Николаевич Константинов. Однако же я никогда математиком не была, а с 11 лет осознала себя биологом, и занималась биологией все свободное время. Учиться мне было легко, поэтому родители меня отправили в 57-ю уже с 6-го класса в обычный класс, по логике, что ездить от дома минут 40, а учителя там хорошие. С прицелом, что потом я пойду на собеседование в биологический класс, а исход понятен - я уже тогда занимала призовые места на олимпиадах, и насчет поступления не сомневалась. Облом случился с биологическим классом - в мой год его отменили. В результате я попала в математический, где весьма-таки маялась ("рожденный ползать - летать не может", к счастью, ползать я научилась хорошо).
И оказалась я в классе, где классной руководительницей стала учительница химии Серафима Зиновьевна, с которой я уже была знакома. Ибо химию я любила и учила, а Серафима привечала всех интересующихся. Мне даже было позволено помогать лаборантке готовить лабораторные работы, расставлять реактивы и склянки в классе, а после уроков - убирать. И иногда разрешалось поиграть с реактивами, например, с растворами солей кобальта, которые выпадали безумно красивыми осадками в щелочной среде. Главное было все делать в маленьких объемах, аккуратно, и убираться за собой.
Серафима и стала лучшей учительницей моей жизни, и отнюдь не только потому, что она четко и ясно строила курс химии. Химию я постоянно учила дополнительно для поступления на биофак, иногда занималась с друзьями родителей, которые сами были химики. Дело было не в науке, а в первую очередь - в том, как Серафима относилась к ученикам: как к взрослым и достойным уважения и интереса. Она любила свою работу, вела уроки и общалась с удовольствием, у нее был профессионализм, который я только сейчас могу оценить. Что бы не происходило, она всегда контролировала ситуацию, сохраняла спокойствие и свое фирменное чувство юмора, иногда перетекающее в едкий сарказм. И она старалась всегда говорить то, что думает, в советские времена это было редкостью среди учителей.
Насколько я знаю, она ушла добровольцем на войну, отвоевала несколько лет на передовой, встретила там своего мужа, с которым прожила почти 50 лет. Была ранена неоднократно, и имела несколько боевых наград, вроде Красной Звезды и Медали за Отвагу. Когда я слышу подлые слова о том, что евреи спасались в Ташкенте, я тут же вспоминаю свою еврейскую бабушку и Серафиму - обе ушли добровольцами. И ни та, ни другая на моей памяти никогда ничего про войну не рассказывали. И ордена не надевали, максимум орденские колодки на 9-е мая. Ордена использовались только в присутственных местах. Моя бабушка их надевала для походов в Министерство пробивать изобретения, а Серафима - для похода на мехмат МГУ, чтобы попросить пересмотреть дело нашего одноклассника, который набрал полупроходной балл, но его не взяли. У нашего одноклассника за две недели до вступительных экзаменов умерла мама, единственная имеющаяся родственница. Мама была еврейка, и тот факт, что одноклассник набрал полупроходной балл на мехмате МГУ - это было чудо, показывающее, насколько он был силен. Он и впрямь был из гениальных, и когда его не взяли, Серафима не выдержала и пошла в деканат, звеня орденами. Не знаю, что за сволочь ей там встретилась (на мехмате антисемитов хватало), но в школу она вернулась с черным лицом. Ей сказали, что смерть матери "можно рассматривать как условие необходимое, но не достаточное для поступления"... Сразу скажу, что одноклассник наш в полном порядке и без всякого мехмата. Думаю, что поддержка Серафимы ему помогла пережить это время.
Ну а чтобы закончить тему антисемитизма: из нашей системы трех математических школ в университет МГУ пошли поступать примерно 80 человек (в основном на мехмат, физфак и ВМК), примерно пополам евреи и русские. Из русских поступили все (до одного), а из евреев - трое. Это при том, что уровень одаренности и знаний был примерно равным (все прошли собеседовании в 57-ю, которое было сложнее, чем вступительные экзамены). В этом статистике я была среди русских (мое полу-еврейство почти не прослеживается), да и поступала на биофак (который в то время антисемитским не был). Но услышав про статистику, я едва удержалась, чтобы не забрать документы, желание учиться в МГУ пропало. И дальше все годы учебы - у меня в первую очередь были школьные друзья, а в МГУ я отрабатывала классы и почти ни с кем не общалась. Наверно это было неправильно, но слишком прекрасна была наша школа.
На патриотических праздниках, которые были необходимы для существования школы, Серафима молча держалась на заднем плане. Один раз случился конфуз. Перед нами выступал папа девочки из параллельного класса. Он в детстве партизанил, сбежал из еврейского гетто, где погибли родные, и мстил фашистам где-то на границе Белоруссии. Его очень долго уговаривали выступить, и он согласился только из-за дочки. Рассказывал он довольно много и путанно, пока не дошел до истории о том, как их окружили в болоте, обстреливали и уничтожали. А дальше он сказал: "И тут вперед вышел маленький я с автоматом", и ученики в актовом зале не выдержали и рассмеялись. Уж больно комично прозвучало. Получился скандал, и Серафима собрала наш класс для разговора: "Я понимаю, почему вы все смеялись, очень неудачно он выразился, по-дурацки. Мне самой было смешно. Но вы взрослые люди, и должны сами понимать, когда требуется сдержать эмоции. А сейчас вам бы надо всем попросить прощения, но он не хочет вас никого видеть. Просто помните на будущее, что смешное бывает трагично, он там один из всех выжил и был тяжело ранен".
Серафима наш класс любила и уважала, народ у нас учился много и хорошо, из 26 человек 7 были круглые отличники, да и остальные не сильно отставали. Но и справляться с нами было нелегко, как-то к нам пришла девочка практикантка, будущий педагог-историк. Через полчаса урока она сбежала в слезах - она предожила задавать вопросы, и ее быстро загнали в угол, где знания исчерпались, а линию партии гнуть уже не получалось. Наши казуисты работали коллективно, и пощады не давали. Серафима пришла угрюмая и сказала (насколько я помню): "Мне не удивительно, что практикантка оказалась круглой дурой, я ее не знаю, а дураков на свете много. Но вас-то я по знакомству считала умными людьми... Зачем вы вредите школе своим самоутверждением? Вы чего друг на друге не можете тренироваться? Зачем вы ищете легкой добычи?" И наши виновато голову повесили.
Серафима на войне вступила в партию, она была парторгом школы, и сама занималась кучей всей этой коммунистической туфты. Свое отношение она не выражала, но нам наше выражать не мешала. И старалась нас оберегать от последствий нашей болтливости. Когда я оказалась в математическом классе, Серафима меня отозвала в сторону и сказала: "Я прекрасно вижу, как ты увиливаешь от всех общественных обязанностей, комсомола и т.д. Это все хорошо до тех пор, пока не приходит пора спасать школу. Ты же знаешь, что РОНО и Мин образования хотят нас закрыть, каждый год новые спец классы - это битва за разрешение. И мы бьемся и будем дальше, но нам нужна помощь. Кто-то должен делать эту комсомольскую работу, политинформации и ленинские уроки. Ты готова помогать?" И я смогла только ответить "да". Она меня сделала старостой со словами: "По крайней мере я знаю, что могу тебе доверять". И два года я пахала над всей этой марксистско-ленинской туфтой, проводя классные собрания и любуясь тоскливыми рожами одноклассников, которых мучила этой лабудой. Времени это отнималo не меньше часа в день. А Серафима выступала с рациональными предложениями: "Чего ты все сама, попроси кого-нибудь еще выступить". Кто-то из класса тут же спросил: "О чем выступать-то?" Серафима задумалась и сказала: "Ну вот у вас староста Смит. Так расскажи о кровавом режиме Яна Смита в Родезии, заодно и повеселитесь".
Месяца через два после начала учебы в новом классе Серафима меня вызвала и строго сказала: "Учительница литературы Зеленая Надька (Серафима вместо прозвища использовала настоящее имя) - провокаторша и доносчица, она пишет доносы в КГБ. Передай это всем вашим, пусть язык не распускают". Я честно передала. А потом оказалось, что одна девочка из нашего класса специально ходила к Зеленой Надьке и рассказывала, кто что говорит. Мы об этом не знали, а тут Серафима снова вызывает и спрашивает: "Ты как, рассказала?". Моему "да" она поверила, и предупредила, чтобы мы теперь осторожно разговаривали при этой девочке. До чего же трудно мне было передавать эту информацию! Меня трясло, но это было необходимо. Ибо разговоры наши одноклассники вели весьма анти-советские, а от детей прямая дорожка лежала к их родителям. И на памяти еще свежи были истории про разгон 2-й математической школы за анти-советские настроения, мы много баек слышали. Уровень достоверности в те времена было трудно определить, но наша школа тоже была под постоянной угрозой.
А тут еще наступило время Московской Олимпиады, когда евреев стали выпускать в Израиль. Куда и уезжали некоторые наши матерматические гении, которых завалили при поступлении на мехмат. А другие оставались и уходили в программирование и АйТи, думаю, что сейчас большиство этому рады. И очень многие в конце концов нашли свой путь в Силиконовую Долину, американский и израильский хайтех. И мы сейчас ходим в походы в Штатах своей старой компанией из 57-й школы.
Лет через 10 после окончания школы мы ездили к Серафиме в гости, она уже ушла на пенсию. Просидели у нее целый вечер, познакомились с ее мужем. Серафима была веселая, довольная, расслабленная, пенсия и отдых пошли ей на пользу. Было очень тепло и радостно. И на этом общение к сожалению закончилось. Все поразъехались, погрязли в своих делах. Но мы все помним, и будем всегда помнить Серафиму. Светлая память!