(no subject)
Завтра выходит книга, перевод к-рой впервые за многие годы заставил меня снова почувствовать вкус к немецкому языку и переводческой работе.
Спасибо Ване-j_soldier за то, что начал этот проект, и за то, что довёл до конца. Спасибо всем, кто участвовал в переводе и редактуре.
Дальше - запись Валерия Анашвили из ФБ. (Удивительно, но он, представляя книгу, взял три моих куска: про дома, сдаваемые внаём, про приспущенный флаг и про первое впечатление от города. Впрочем, что были бы эти куски без наших коллективных вдохновенных сражений над каждым словом?)
--------------------------------------------------------------------
http://www.facebook.com/photo.php?fbid=308972152521656&set=a.241529215932617.61053.100002266203373&type=1&ref=nf
Это будет эксперимент на людях. Причем на людях наиболее ценной породы - на читателях.
Мы открываем новую серию книг - маленьких, карманных, симпатичных, визгливых и юрких. Называется всё это «Библиотека журнала «Логос»», а издателем является «Ad Marginem». Что означает для «Логоса» невероятное везение, поскольку едва ли есть у нас в стране гуманитарное издательство более креативное и мастеровитое, чем марочный продукт яркого симбиоза этих двух: Александра Иванова и Михаила Котомина.
Набросали планчик. Двадцать книжек в портфеле у нас уже есть. Кажется, должно получиться что-то любопытное, во всяком случае, некоторым образом перпендикулярное прочим нашим издательским проектам - корректирующее и освежающее воздействие авангардного по духу «Ad Marginem» уже на дальних подступах жестким заградительным огнем ликвидирует привычную мне академическую заунывность.
Начинаем с Вальтера Беньямина. Но такого, который здесь нов и неизвестен - с «Улицы с односторонним движением» в переводе Ивана Болдырева и его друзей.
Беньямин останавливается на перекрестках этой улицы и наблюдает. Дома:
«В домах, сдаваемых внаем, порой слышна музыка, полная такой смертельной тоски и в то же время такого самозабвенного веселья, что не верится, будто она предназначена для слушателя. Нет, это музыка для самих меблированных комнат, где по воскресеньям сидишь, погрузившись в такие мысли, к которым эти ноты порой составляют гарнир, как увядшие листья на блюде с перезрелыми фруктами.»
Рекламные щиты:
«Реклама безжалостно вытаскивает письмо, нашедшее убежище в печатной книге, где оно вело автономное существование, на улицу и отдает его во власть жестокой гетерономии экономического хаоса. Такова суровая школа новой формы письма. Если столетия назад оно постепенно начало укладываться, из надписи на вертикальной плоскости стало рукописью, покоящейся на наклонной плоскости пюпитра, чтобы в конце концов улечься в книжной печати, то теперь оно вновь начинает так же медленно подниматься. Даже газета уже читается больше сверху вниз, нежели по горизонтали, а кино и реклама и вовсе подчиняют письмо диктатуре вертикали. И прежде чем современник сподобится раскрыть книгу, взор его уже застилает такая сплошная пелена из изменчивых, цветных, перебивающих друг друга литер, что ему теперь едва ли удастся проникнуть в тихую архаику книги. Буквы, эти стаи саранчи, уже сегодня заслоняющие жителям больших городов солнце так называемого духа, с каждым годом будут становиться все плотнее.»
Влюбленных:
«ФЛАГ…
Насколько же легче любить того, кто прощается! Ибо страсть к тому, кто удаляется, разгорается ярче, поддерживаемая мимолетным движением полоски ткани, которой машут нам с корабля или из окна поезда. Расстояние проникает исчезающего человека, как краска, и наполняет его мягким светом.
…ПРИСПУЩЕН
Когда мы теряем очень близкого человека, то среди событий последующих месяцев появляются такие, которые, как нам кажется, могли произойти лишь благодаря его отсутствию, как бы мы ни хотели ими с ним поделиться. Мы передаем ему последний привет на языке, которого он уже не понимает.»
Сам город:
«Беспримерность и неповторимость самого первого впечатления от города или деревни на фоне окружающего пейзажа заключается в том, что даже с самого близкого расстояния в нем проглядывает даль. Обыкновение еще не сделало свое дело. Как только мы начинаем осваиваться на новом месте, пейзаж тут же исчезает, словно фасад дома, в который мы заходим. Он еще не получил перевес в результате постоянного, вошедшего в привычку изучения. Как только мы начинаем ориентироваться на местности, самый первый ее образ никогда больше не воспроизводится.»
Безудержная наблюдательность Беньямина, его кинжальная афористичность и его омутная глубина таковы, что без них нам, читателям, - становится трудно.
Обыкновенные книги заканчиваются послесловием. Эта - заканчивается объяснением в любви: «В Москве пока еще нет улицы Вальтера Беньямина, и эта книга - первый камень на ее неровной мостовой. Городу, живущему по-русски и каждый день испытывающему на себе тяготы и прелести русского языка, городу, от которого Беньямину столько досталось, мы дарим эту чудную, пеструю коллекцию слов.»
* * *
И еще одна цитата из беньяминовской «Улицы с односторонним движением»: «Когда один почтенный, блестяще образованный и элегантный друг переслал мне свою новую книгу, я с удивлением обнаружил, что, намереваясь ее раскрыть, поправил галстук.»
Спасибо Ване-j_soldier за то, что начал этот проект, и за то, что довёл до конца. Спасибо всем, кто участвовал в переводе и редактуре.
Дальше - запись Валерия Анашвили из ФБ. (Удивительно, но он, представляя книгу, взял три моих куска: про дома, сдаваемые внаём, про приспущенный флаг и про первое впечатление от города. Впрочем, что были бы эти куски без наших коллективных вдохновенных сражений над каждым словом?)
--------------------------------------------------------------------
http://www.facebook.com/photo.php?fbid=308972152521656&set=a.241529215932617.61053.100002266203373&type=1&ref=nf
Это будет эксперимент на людях. Причем на людях наиболее ценной породы - на читателях.
Мы открываем новую серию книг - маленьких, карманных, симпатичных, визгливых и юрких. Называется всё это «Библиотека журнала «Логос»», а издателем является «Ad Marginem». Что означает для «Логоса» невероятное везение, поскольку едва ли есть у нас в стране гуманитарное издательство более креативное и мастеровитое, чем марочный продукт яркого симбиоза этих двух: Александра Иванова и Михаила Котомина.
Набросали планчик. Двадцать книжек в портфеле у нас уже есть. Кажется, должно получиться что-то любопытное, во всяком случае, некоторым образом перпендикулярное прочим нашим издательским проектам - корректирующее и освежающее воздействие авангардного по духу «Ad Marginem» уже на дальних подступах жестким заградительным огнем ликвидирует привычную мне академическую заунывность.
Начинаем с Вальтера Беньямина. Но такого, который здесь нов и неизвестен - с «Улицы с односторонним движением» в переводе Ивана Болдырева и его друзей.
Беньямин останавливается на перекрестках этой улицы и наблюдает. Дома:
«В домах, сдаваемых внаем, порой слышна музыка, полная такой смертельной тоски и в то же время такого самозабвенного веселья, что не верится, будто она предназначена для слушателя. Нет, это музыка для самих меблированных комнат, где по воскресеньям сидишь, погрузившись в такие мысли, к которым эти ноты порой составляют гарнир, как увядшие листья на блюде с перезрелыми фруктами.»
Рекламные щиты:
«Реклама безжалостно вытаскивает письмо, нашедшее убежище в печатной книге, где оно вело автономное существование, на улицу и отдает его во власть жестокой гетерономии экономического хаоса. Такова суровая школа новой формы письма. Если столетия назад оно постепенно начало укладываться, из надписи на вертикальной плоскости стало рукописью, покоящейся на наклонной плоскости пюпитра, чтобы в конце концов улечься в книжной печати, то теперь оно вновь начинает так же медленно подниматься. Даже газета уже читается больше сверху вниз, нежели по горизонтали, а кино и реклама и вовсе подчиняют письмо диктатуре вертикали. И прежде чем современник сподобится раскрыть книгу, взор его уже застилает такая сплошная пелена из изменчивых, цветных, перебивающих друг друга литер, что ему теперь едва ли удастся проникнуть в тихую архаику книги. Буквы, эти стаи саранчи, уже сегодня заслоняющие жителям больших городов солнце так называемого духа, с каждым годом будут становиться все плотнее.»
Влюбленных:
«ФЛАГ…
Насколько же легче любить того, кто прощается! Ибо страсть к тому, кто удаляется, разгорается ярче, поддерживаемая мимолетным движением полоски ткани, которой машут нам с корабля или из окна поезда. Расстояние проникает исчезающего человека, как краска, и наполняет его мягким светом.
…ПРИСПУЩЕН
Когда мы теряем очень близкого человека, то среди событий последующих месяцев появляются такие, которые, как нам кажется, могли произойти лишь благодаря его отсутствию, как бы мы ни хотели ими с ним поделиться. Мы передаем ему последний привет на языке, которого он уже не понимает.»
Сам город:
«Беспримерность и неповторимость самого первого впечатления от города или деревни на фоне окружающего пейзажа заключается в том, что даже с самого близкого расстояния в нем проглядывает даль. Обыкновение еще не сделало свое дело. Как только мы начинаем осваиваться на новом месте, пейзаж тут же исчезает, словно фасад дома, в который мы заходим. Он еще не получил перевес в результате постоянного, вошедшего в привычку изучения. Как только мы начинаем ориентироваться на местности, самый первый ее образ никогда больше не воспроизводится.»
Безудержная наблюдательность Беньямина, его кинжальная афористичность и его омутная глубина таковы, что без них нам, читателям, - становится трудно.
Обыкновенные книги заканчиваются послесловием. Эта - заканчивается объяснением в любви: «В Москве пока еще нет улицы Вальтера Беньямина, и эта книга - первый камень на ее неровной мостовой. Городу, живущему по-русски и каждый день испытывающему на себе тяготы и прелести русского языка, городу, от которого Беньямину столько досталось, мы дарим эту чудную, пеструю коллекцию слов.»
* * *
И еще одна цитата из беньяминовской «Улицы с односторонним движением»: «Когда один почтенный, блестяще образованный и элегантный друг переслал мне свою новую книгу, я с удивлением обнаружил, что, намереваясь ее раскрыть, поправил галстук.»