О творчестве С.Я. Парнок. Предисловие (начало)
Скучное начало и
Несколько слов о Парнок-критике
Сегодня, когда в русской - да и вообще - словесности появляются новые имена каждый день, и когда читатель уже почти не успевает отследить их все, прислушаться ко всем и всё-таки следует, торопится дальше - чтобы не пропустить. Не пропустить имени, не пропустить поэзии, не пропустить будущего. Мы привыкли, что поэт - пророк. Мы привыкли потому устремляться вперёд, за пророком. Их становится всё больше - кто истинный? Да, нашему читателю тяжелее, чем читателю пушкинской поры, чем читателю сто лет назад. Теперь литературное наследие столь обширно, что всё чаще машут рукой, вздыхая словами Козьмы Пруткова «никто не обнимет необъятного». Увы - машут. Увы - Прутков прав.
Сегодня ситуация обостряется тем, что литературное наследие собирается не только на книжных полках, но и на страницах Интернета. Область поиска расширяется, нервозность всё больше. И хотя ещё несколько лет назад возникал вопрос: «Интернет - зло или благо?», то сегодня этот вопрос возникает реже или не возникает совсем. Интернет - это часть современной нам реальности. Это объективно существующее явление, и оно, как и всякое другое, имеет свои положительные и отрицательные стороны. Стоит признать - больше положительных сторон. Для меня это признание даётся нелегко, ибо девять лет назад я наливалась яростью, когда мне говорили, что Интернет скоро станет явлением таким же повсеместным, как автомобили на дорогах, в отличие от библиотек и книжных магазинов, которые сойдут на нет. Честно сказать, последнее меня злит и теперь. Скорее оттого, что я человек, сильно пропитанный классикой. И несмотря на то, что я не люблю библиотек, поход в книжный магазин для меня всё-таки что-то да значит. Книги я до сих пор читаю преимущественно в бумажном их варианте. Ничего не поделаешь - consuetudo est altera natura.
Дело вот ещё в чём, я всё-таки верю, что мы не вправе забывать предшественников. И с грустью отмечаю, что я многого не знаю. Не я одна. Но это не утешение. И я верю, что если не читать классиков, хорошей современной литературы создать невозможно. Впрочем, и хорошей речи, не читая классиков, не выучиться. Это уж так есть, и никак этого не поменять.
Интернет - обширный «развал», и, кроме стихов очередного новоиспеченного (лже)автора, находишь здесь имена, вполне заслуживающие внимания, интереса, обсуждения. Находятся здесь и имена известные, а с ними произведения, недоступные почти нигде, кроме как в «паутине». Стихи Софии Яковлевны Парнок, например, издавались всего-то пару раз после её смерти (в 1979 и в 1998 гг.) и весьма скромными тиражами. Мне удалось когда-то выпросить книжечку у сокурсницы (та вдруг в нашем разговоре о поэтессах Серебряного века обронила, что у неё есть сборник Парнок), чтобы растравиться этими стихами и скрепя сердце отдать книжечку через неделю - на больше не дали: слишком дорога.
К счастью, теперь можно найти стихотворения С. Парнок в Интернете.
А в то время я хорошо знала творчество Цветаевой, которой буквально болела с 16 до 19 лет, но почти ничего - о Парнок. Почти ничего, кроме того, что была, поэтесса, да кроме злополучного для последней прозвища «подруги Цветаевой». Злополучного, да. Введите это имя в поисковую строку, и вы обнаружите гораздо больше ссылок на статьи, заметки по поводу отношений Парнок - Цветаева, нежели на произведения Софии Яковлевны. Увы, мы слишком сильно подчас увлекаемся биографией, минуя другое - гораздо более ценное. Совсем не эти отношения наиболее ярко характеризуют Парнок, а, к примеру, острые, яркие, умные, дельные критические статьи на произведения Мандельштама, Брюсова и др. Великолепны статья «В поисках пути искусства» и критическая статья на «Петербург» А. Белого, которые - без преувеличения - и сегодня вскрывают слишком болезненные раны поэтов.
Я осмелюсь привести здесь большую цитату С.Я. Парнок о различиях поэтического и прозаического текста - для того, чтобы продемонстрировать, насколько это актуальная критика, насколько незаслуженно обойдённая.
«Вопрос о том, управляется ли искусство прозаического письма теми же законами, какими управляется искусство письма поэтического (стихотворного), всегда вставал перед нами при чтении скверных стихов хорошего прозаика и скверной прозы хорошего поэта. Интерес к этому вопросу побудил нас к некоторой статистической любознательности в области истории литературы, и результатом этой любознательности явилось весьма, на наш взгляд, любопытное наблюдение: хорошие прозаики писали дурные стихи, а дурные поэты -- хорошую прозу; и только вершинные художники умели найти в своем гении совокупность тех условий, которые потребны для творчества и в поэзии (стихотворстве), и в прозе. […]мы готовы защищать положение: "чем лучше поэт, тем хуже его проза" (это "лучше", конечно, коротенькое, потому что оно не знает превосходной степени, ибо, повторяем, -- наилучшему, совершенному поэту открыта область прозы также, как и область поэзии). […] Вглядитесь в сооружение стиха, и поэт представится вам безумцем, творящим мельчайшую мозаику из... миров; он сжимает, сдавливает, сгущает миры за мирами до тех пор, покуда они не обратятся в маленькие, удобопоместимые, огненные компактности, которыми поэт составляет свой рисунок, полный непостижимо-вольного движения. По этим сгусткам-словам, по чрезмерной напряженности слова, как интеллектуальной и звуковой единицы, в авторе самой скверной прозы угадаешь хорошего поэта. Жесткая узость поэтических форм учит поэта высшей бережливости, даже скупости, при пользовании словесным материалом; в каждом слове, имеющем право на вполне определенное метрически строго отмеренное в строке местечко, поэт должен сказать как можно больше, -- слово в стихе является целой самодовлеющей единицей выражения. Прозаик не знает тисков современных форм; в прозаическом произведении, пропорционально большей величине его формы, возрастает и величина единицы выражения: ту роль, которую в стихе играет слово, в прозаическом произведении играет уже целая фраза; фраза становится единицей выражения, слово же обращается лишь в долю этой единицы, в некую дробь. Если стихотворение пишется только самыми важнымисловами, проза пишется только самыми важными фразами, и совокупностью этих самых важных фраз достигается та степень напряженности, которая потребна для того, чтобы произведение было художественным. Если теперь представить себе фразу, составленную только из самых важных, то есть из самых напряженных слов, и целый роман, написанный не фразами, а словами, то и получится та перенапряженность, которая отличает прозу поэта. Между словами, составляющими прозаическую фразу, поэт оставляет то минимальное количество воздуха, которое потребно в стихах, где этот минимум вполне пропорционален размеру поэтической формы; но минимум этот, в увеличенных пропорциях прозаических форм, обращается в нечто, почти неощутимое, и оттого в прозе поэта читатель как бы замкнут в безвоздушном пространстве… Думается, что для того, чтобы продолжить новые пути в прозе, надо, прежде всего, не быть стихотворцем». (Полностью эту и др. статьи см. здесь: «Петербург» (Андрей Белый) http://az.lib.ru/p/parnok_s_j/text_0130.shtml)
Я не знаю, с чем здесь можно не согласиться - по-моему, каждое слово - правда, несмотря даже на существующие сегодня и множащиеся эксперименты в области слова. Все эксперименты, абсолютно все, имеют право на существование, если они не подрывают неких основных принципов литературного произведения, и вот один из важнейших - если не самый важнейший - обозначен здесь С. Парнок.
Следует сказать, что критические статьи, написанные под псевдонимом Андрей Полянин, весьма грациозны по части исполнения и весьма изысканны по части нанесения «ударов». Парнок являет великолепное умение не оскорблять, а именно что «уличать» и «выносить приговор» с таким изяществом, что, забывшись, хочется аплодировать этому - критическому - произведению, несмотря на то, согласен ты или нет по сути статьи. Следует заметить, что по большей части приходится соглашаться.
На мой взгляд, именно критический талант С. Я. Парнок наиболее ярок. И поскольку чтение критики на произведения для меня составляет интерес не меньший, чем чтение самих произведений, то сегодня мне приходится признать печальным тот факт, что Парнок была - а не есть, - что ничего нового из-под этого пера не явится. Впрочем, я не слишком люблю размышлять о том, что могло бы произойти и не произошло. Поэтому - хорошо, что Парнок была, что осталось несколько её критических статей, отмеченных высокохудожественным слогом; что есть ещё её стихи… О них я и поведу речь.
Несколько слов о Парнок-критике
Сегодня, когда в русской - да и вообще - словесности появляются новые имена каждый день, и когда читатель уже почти не успевает отследить их все, прислушаться ко всем и всё-таки следует, торопится дальше - чтобы не пропустить. Не пропустить имени, не пропустить поэзии, не пропустить будущего. Мы привыкли, что поэт - пророк. Мы привыкли потому устремляться вперёд, за пророком. Их становится всё больше - кто истинный? Да, нашему читателю тяжелее, чем читателю пушкинской поры, чем читателю сто лет назад. Теперь литературное наследие столь обширно, что всё чаще машут рукой, вздыхая словами Козьмы Пруткова «никто не обнимет необъятного». Увы - машут. Увы - Прутков прав.
Сегодня ситуация обостряется тем, что литературное наследие собирается не только на книжных полках, но и на страницах Интернета. Область поиска расширяется, нервозность всё больше. И хотя ещё несколько лет назад возникал вопрос: «Интернет - зло или благо?», то сегодня этот вопрос возникает реже или не возникает совсем. Интернет - это часть современной нам реальности. Это объективно существующее явление, и оно, как и всякое другое, имеет свои положительные и отрицательные стороны. Стоит признать - больше положительных сторон. Для меня это признание даётся нелегко, ибо девять лет назад я наливалась яростью, когда мне говорили, что Интернет скоро станет явлением таким же повсеместным, как автомобили на дорогах, в отличие от библиотек и книжных магазинов, которые сойдут на нет. Честно сказать, последнее меня злит и теперь. Скорее оттого, что я человек, сильно пропитанный классикой. И несмотря на то, что я не люблю библиотек, поход в книжный магазин для меня всё-таки что-то да значит. Книги я до сих пор читаю преимущественно в бумажном их варианте. Ничего не поделаешь - consuetudo est altera natura.
Дело вот ещё в чём, я всё-таки верю, что мы не вправе забывать предшественников. И с грустью отмечаю, что я многого не знаю. Не я одна. Но это не утешение. И я верю, что если не читать классиков, хорошей современной литературы создать невозможно. Впрочем, и хорошей речи, не читая классиков, не выучиться. Это уж так есть, и никак этого не поменять.
Интернет - обширный «развал», и, кроме стихов очередного новоиспеченного (лже)автора, находишь здесь имена, вполне заслуживающие внимания, интереса, обсуждения. Находятся здесь и имена известные, а с ними произведения, недоступные почти нигде, кроме как в «паутине». Стихи Софии Яковлевны Парнок, например, издавались всего-то пару раз после её смерти (в 1979 и в 1998 гг.) и весьма скромными тиражами. Мне удалось когда-то выпросить книжечку у сокурсницы (та вдруг в нашем разговоре о поэтессах Серебряного века обронила, что у неё есть сборник Парнок), чтобы растравиться этими стихами и скрепя сердце отдать книжечку через неделю - на больше не дали: слишком дорога.
К счастью, теперь можно найти стихотворения С. Парнок в Интернете.
А в то время я хорошо знала творчество Цветаевой, которой буквально болела с 16 до 19 лет, но почти ничего - о Парнок. Почти ничего, кроме того, что была, поэтесса, да кроме злополучного для последней прозвища «подруги Цветаевой». Злополучного, да. Введите это имя в поисковую строку, и вы обнаружите гораздо больше ссылок на статьи, заметки по поводу отношений Парнок - Цветаева, нежели на произведения Софии Яковлевны. Увы, мы слишком сильно подчас увлекаемся биографией, минуя другое - гораздо более ценное. Совсем не эти отношения наиболее ярко характеризуют Парнок, а, к примеру, острые, яркие, умные, дельные критические статьи на произведения Мандельштама, Брюсова и др. Великолепны статья «В поисках пути искусства» и критическая статья на «Петербург» А. Белого, которые - без преувеличения - и сегодня вскрывают слишком болезненные раны поэтов.
Я осмелюсь привести здесь большую цитату С.Я. Парнок о различиях поэтического и прозаического текста - для того, чтобы продемонстрировать, насколько это актуальная критика, насколько незаслуженно обойдённая.
«Вопрос о том, управляется ли искусство прозаического письма теми же законами, какими управляется искусство письма поэтического (стихотворного), всегда вставал перед нами при чтении скверных стихов хорошего прозаика и скверной прозы хорошего поэта. Интерес к этому вопросу побудил нас к некоторой статистической любознательности в области истории литературы, и результатом этой любознательности явилось весьма, на наш взгляд, любопытное наблюдение: хорошие прозаики писали дурные стихи, а дурные поэты -- хорошую прозу; и только вершинные художники умели найти в своем гении совокупность тех условий, которые потребны для творчества и в поэзии (стихотворстве), и в прозе. […]мы готовы защищать положение: "чем лучше поэт, тем хуже его проза" (это "лучше", конечно, коротенькое, потому что оно не знает превосходной степени, ибо, повторяем, -- наилучшему, совершенному поэту открыта область прозы также, как и область поэзии). […] Вглядитесь в сооружение стиха, и поэт представится вам безумцем, творящим мельчайшую мозаику из... миров; он сжимает, сдавливает, сгущает миры за мирами до тех пор, покуда они не обратятся в маленькие, удобопоместимые, огненные компактности, которыми поэт составляет свой рисунок, полный непостижимо-вольного движения. По этим сгусткам-словам, по чрезмерной напряженности слова, как интеллектуальной и звуковой единицы, в авторе самой скверной прозы угадаешь хорошего поэта. Жесткая узость поэтических форм учит поэта высшей бережливости, даже скупости, при пользовании словесным материалом; в каждом слове, имеющем право на вполне определенное метрически строго отмеренное в строке местечко, поэт должен сказать как можно больше, -- слово в стихе является целой самодовлеющей единицей выражения. Прозаик не знает тисков современных форм; в прозаическом произведении, пропорционально большей величине его формы, возрастает и величина единицы выражения: ту роль, которую в стихе играет слово, в прозаическом произведении играет уже целая фраза; фраза становится единицей выражения, слово же обращается лишь в долю этой единицы, в некую дробь. Если стихотворение пишется только самыми важнымисловами, проза пишется только самыми важными фразами, и совокупностью этих самых важных фраз достигается та степень напряженности, которая потребна для того, чтобы произведение было художественным. Если теперь представить себе фразу, составленную только из самых важных, то есть из самых напряженных слов, и целый роман, написанный не фразами, а словами, то и получится та перенапряженность, которая отличает прозу поэта. Между словами, составляющими прозаическую фразу, поэт оставляет то минимальное количество воздуха, которое потребно в стихах, где этот минимум вполне пропорционален размеру поэтической формы; но минимум этот, в увеличенных пропорциях прозаических форм, обращается в нечто, почти неощутимое, и оттого в прозе поэта читатель как бы замкнут в безвоздушном пространстве… Думается, что для того, чтобы продолжить новые пути в прозе, надо, прежде всего, не быть стихотворцем». (Полностью эту и др. статьи см. здесь: «Петербург» (Андрей Белый) http://az.lib.ru/p/parnok_s_j/text_0130.shtml)
Я не знаю, с чем здесь можно не согласиться - по-моему, каждое слово - правда, несмотря даже на существующие сегодня и множащиеся эксперименты в области слова. Все эксперименты, абсолютно все, имеют право на существование, если они не подрывают неких основных принципов литературного произведения, и вот один из важнейших - если не самый важнейший - обозначен здесь С. Парнок.
Следует сказать, что критические статьи, написанные под псевдонимом Андрей Полянин, весьма грациозны по части исполнения и весьма изысканны по части нанесения «ударов». Парнок являет великолепное умение не оскорблять, а именно что «уличать» и «выносить приговор» с таким изяществом, что, забывшись, хочется аплодировать этому - критическому - произведению, несмотря на то, согласен ты или нет по сути статьи. Следует заметить, что по большей части приходится соглашаться.
На мой взгляд, именно критический талант С. Я. Парнок наиболее ярок. И поскольку чтение критики на произведения для меня составляет интерес не меньший, чем чтение самих произведений, то сегодня мне приходится признать печальным тот факт, что Парнок была - а не есть, - что ничего нового из-под этого пера не явится. Впрочем, я не слишком люблю размышлять о том, что могло бы произойти и не произошло. Поэтому - хорошо, что Парнок была, что осталось несколько её критических статей, отмеченных высокохудожественным слогом; что есть ещё её стихи… О них я и поведу речь.