Фаина Гримберг. Флейтистка на Часовом холме
Вчера прочитала "Флейтистку на Часовом холме" Фаины Гримберг. Это произведение стало первым опубликованным (в начале 90-х). До этого момента удивительного, не похожего ни на кого автора, не состоящего в союзах больших и малых, в подпольях и прочих группах, не печатали. А она, между прочим, с детства самого писала - в стол и в будущее, потому что таков её путь, который сама же себе назначила.
"Флейтистка на Часовом холме" - маленькая волшебная и одновременно тревожная повесть. В писательской манере Фаины Гримберг меня восхищает её умение говорить о чувствах и - что ещё более важно -
погружать читателя в чувствование героя: в это море, где он то борется с волнами и водоворотами, погружается и выныривает, но никогда не тонет окончательно, даже если наглотается солёной воды до ожога лёгких. Без всякого ложного стыда или застенчивости, без увёрток, без выискивания слов-подмен и умалчивания. То, от чего я отучала себя педантично, то, что я (следуя за модернистами) выжигала из себя, здесь цветёт роскошным полем - и находишь вдруг: а ведь это не пошло, не примитивно, не стыдно и это нет, не карамзинский сентиментализм, не жоржсандовский романтизм - другое. Здесь сплетается всё, что только может касаться внутренней жизни человека, - и он обнажается перед нами, маленький (от умиления: "маленький мой" - даже когда речь о вполне зрелых), беззащитный, уязвимый. Вот и в "Флейтистке" - маленький, беззащитный, уязвимый Лазар; маленькая, беззащитная, израненная Марина, милая маленькая, испытывающая на себе промысел потустороннего Ваня (это женское болгарское имя), а вот её новорожденная дочка - вроде бы даже не маленькая (в том смысле, о котором я говорю), не слишком беззащитная, несущая некий промысел, от которого дух захватывает (страшно, тревожно). "Флейтистка" - это сплетение правдивого (всегда таков) мифа, условной (потому что она всегда только условна) реальности, безусловного волшебства и личной (не автора - героев) драмы, - сплетение, такое близкое моему мироощущению. И ещё - непременное, кажется, для Фаины Гримберг - колодец с историями, вполне живыми, настоящими. Она не только очищает нас (катарсически), но всегда просвещает. Меня - всегда. Много ли вы знаете о болгарах и их истории? Вот и я - мало, почти совсем ничего, да нет, что уж там - ничего я не знаю. Но благодаря Фаине Гримберг узнаю. Она умеет рассказывать с большой любовью к предмету, с большой чуткостью и всегда к месту и ко времени. И вот уже болгары, с их трудной историей - всеобщей и всегда, в каждом случае, очень личной и незаурядной, - не пустой звук, а что-то совсем маленькое ("маленькие мои") и возвышенно-трагическое.
А существует ли она, Флейтистка? Может быть, нет никаких необычайных свойств, одна болезнь… Он читал… Он с юности запомнил название той книги… А ведь сколько забыл… Но знает, почему запомнил!… «Клинико-генетические исследования наследственных болезней некоторых этнических групп населения Балканского ареала»… Синдром называется «аулетризм»… от «аулос» - древняя такая флейта - два ствола разводятся в стороны, по звучанию - это даже и не флейта, скорее кларнетное звучание… Аулос только у рока сохранялся, еще и в XX веке на нем играли… Но этот «аулетризм» - глупость, все перепутано… розыгрыш такой!… Немножно для смеха… А как же его дочь? Ваня как же?… Ее радость… Или просто он сам внушил дочери эти чувства… И сам не может их сейчас испытывать!… Все заволакивается обыденностью мелочной, как пылью какой-то серой душной… Ничего нет в жизни… Он лгал дочери… Нет Флейтистки?… Но какое-то волнение все же… И он жалеет эту бедную женщину… Ведь это Марина, маленькая Маринка!…
Она тоже сразу узнала его!… За светлыми стеклами очков - смешливые добрые глаза… Маленькая-маленькая впадинка на подбородке… Худощавость того прежнего юноши… Выпуклые губы… так хорошо было, когда она видела его… эти губы… Как поредели темные волосы… от этого лоб стал совсем высокий… прядки хвостиками заложены за уши… Такие уши… ушки… вот взмахнет, как будто крылышками, и полетит… У него такое молодое юношеское лицо… Наверное, она совсем старая…
Они были одни в комнате… Она стояла перед ним… смутилась и наклонила голову… И он сделал шаг… она коснулась его руки… испугалась… И, с трудом сдерживая волнение, он произнес четко, на языке ее детства, на том литературном Лаганском диалекте, на котором писал свои стихи Везат Комадини, друг ее отца… - Вы понимаете меня? Вы можете сказать, кто я? Вы можете назвать свои имена?… Слова заметались… она боялась, что вспомнит неверно… и тогда он может не поверить ей!… он уйдет!.. - Да!… Мои имена - Марина-Арпаликэ, Фатима-Сафия!… Я понимаю вас!… Я помню вас!… Вы - Териаги Лазар!… Как положено было у рока, она фамильное прозвание поставила впереди имени!… Когда вслух… при обращении…
Вот ее голос… на родном языке!… «Териаги Лазар» - так просто, естественно, человечески… Если бы дочь любимая, и жена, если бы могли так произнести… Но Ваня не так хорошо говорит, не было времени учить ее, а жена Гинка не говорит вовсе… А когда выкрикивают, выговаривают «Териаги Лазар» на митингах, встречах… так нарочито, то с пафосом, то с попытками имитировать естественность… Бедная девочка! Бедная Маринка!… Ведь это же Флейтистка!… Можно говорить возвышенные слова… это святыня рока… Душа моего народа… Это правда так…
Здесь и предназначение свыше, и личная отвага, и проклятье рока (созвучного названию народа рока), и благословение его же. Произведения Фаины Гримберг отчасти сказочны (как, наоборот, несказочны сказки Андерсена), но она умеет извлечь "отравляющий" андерсеновский компонент и заменить его эликсиром радости жизни - сквозь боль, проклятья, несправедливость сочится он, чтобы не только не позволить обрести кьеркегоровскую "болезнь к смерти", но приблизиться к стоической философии древних греков, которая здесь, правда, приобретает одно существенное свойство - не избегание страстей, но устремление им навстречу, полное их принятие, чтобы всякая из них была переработана в одну из тех нитей, из которых ткётся поэтическое полотно произведения.
"Флейтистка на Часовом холме" - маленькая волшебная и одновременно тревожная повесть. В писательской манере Фаины Гримберг меня восхищает её умение говорить о чувствах и - что ещё более важно -
погружать читателя в чувствование героя: в это море, где он то борется с волнами и водоворотами, погружается и выныривает, но никогда не тонет окончательно, даже если наглотается солёной воды до ожога лёгких. Без всякого ложного стыда или застенчивости, без увёрток, без выискивания слов-подмен и умалчивания. То, от чего я отучала себя педантично, то, что я (следуя за модернистами) выжигала из себя, здесь цветёт роскошным полем - и находишь вдруг: а ведь это не пошло, не примитивно, не стыдно и это нет, не карамзинский сентиментализм, не жоржсандовский романтизм - другое. Здесь сплетается всё, что только может касаться внутренней жизни человека, - и он обнажается перед нами, маленький (от умиления: "маленький мой" - даже когда речь о вполне зрелых), беззащитный, уязвимый. Вот и в "Флейтистке" - маленький, беззащитный, уязвимый Лазар; маленькая, беззащитная, израненная Марина, милая маленькая, испытывающая на себе промысел потустороннего Ваня (это женское болгарское имя), а вот её новорожденная дочка - вроде бы даже не маленькая (в том смысле, о котором я говорю), не слишком беззащитная, несущая некий промысел, от которого дух захватывает (страшно, тревожно). "Флейтистка" - это сплетение правдивого (всегда таков) мифа, условной (потому что она всегда только условна) реальности, безусловного волшебства и личной (не автора - героев) драмы, - сплетение, такое близкое моему мироощущению. И ещё - непременное, кажется, для Фаины Гримберг - колодец с историями, вполне живыми, настоящими. Она не только очищает нас (катарсически), но всегда просвещает. Меня - всегда. Много ли вы знаете о болгарах и их истории? Вот и я - мало, почти совсем ничего, да нет, что уж там - ничего я не знаю. Но благодаря Фаине Гримберг узнаю. Она умеет рассказывать с большой любовью к предмету, с большой чуткостью и всегда к месту и ко времени. И вот уже болгары, с их трудной историей - всеобщей и всегда, в каждом случае, очень личной и незаурядной, - не пустой звук, а что-то совсем маленькое ("маленькие мои") и возвышенно-трагическое.
А существует ли она, Флейтистка? Может быть, нет никаких необычайных свойств, одна болезнь… Он читал… Он с юности запомнил название той книги… А ведь сколько забыл… Но знает, почему запомнил!… «Клинико-генетические исследования наследственных болезней некоторых этнических групп населения Балканского ареала»… Синдром называется «аулетризм»… от «аулос» - древняя такая флейта - два ствола разводятся в стороны, по звучанию - это даже и не флейта, скорее кларнетное звучание… Аулос только у рока сохранялся, еще и в XX веке на нем играли… Но этот «аулетризм» - глупость, все перепутано… розыгрыш такой!… Немножно для смеха… А как же его дочь? Ваня как же?… Ее радость… Или просто он сам внушил дочери эти чувства… И сам не может их сейчас испытывать!… Все заволакивается обыденностью мелочной, как пылью какой-то серой душной… Ничего нет в жизни… Он лгал дочери… Нет Флейтистки?… Но какое-то волнение все же… И он жалеет эту бедную женщину… Ведь это Марина, маленькая Маринка!…
Она тоже сразу узнала его!… За светлыми стеклами очков - смешливые добрые глаза… Маленькая-маленькая впадинка на подбородке… Худощавость того прежнего юноши… Выпуклые губы… так хорошо было, когда она видела его… эти губы… Как поредели темные волосы… от этого лоб стал совсем высокий… прядки хвостиками заложены за уши… Такие уши… ушки… вот взмахнет, как будто крылышками, и полетит… У него такое молодое юношеское лицо… Наверное, она совсем старая…
Они были одни в комнате… Она стояла перед ним… смутилась и наклонила голову… И он сделал шаг… она коснулась его руки… испугалась… И, с трудом сдерживая волнение, он произнес четко, на языке ее детства, на том литературном Лаганском диалекте, на котором писал свои стихи Везат Комадини, друг ее отца… - Вы понимаете меня? Вы можете сказать, кто я? Вы можете назвать свои имена?… Слова заметались… она боялась, что вспомнит неверно… и тогда он может не поверить ей!… он уйдет!.. - Да!… Мои имена - Марина-Арпаликэ, Фатима-Сафия!… Я понимаю вас!… Я помню вас!… Вы - Териаги Лазар!… Как положено было у рока, она фамильное прозвание поставила впереди имени!… Когда вслух… при обращении…
Вот ее голос… на родном языке!… «Териаги Лазар» - так просто, естественно, человечески… Если бы дочь любимая, и жена, если бы могли так произнести… Но Ваня не так хорошо говорит, не было времени учить ее, а жена Гинка не говорит вовсе… А когда выкрикивают, выговаривают «Териаги Лазар» на митингах, встречах… так нарочито, то с пафосом, то с попытками имитировать естественность… Бедная девочка! Бедная Маринка!… Ведь это же Флейтистка!… Можно говорить возвышенные слова… это святыня рока… Душа моего народа… Это правда так…
Здесь и предназначение свыше, и личная отвага, и проклятье рока (созвучного названию народа рока), и благословение его же. Произведения Фаины Гримберг отчасти сказочны (как, наоборот, несказочны сказки Андерсена), но она умеет извлечь "отравляющий" андерсеновский компонент и заменить его эликсиром радости жизни - сквозь боль, проклятья, несправедливость сочится он, чтобы не только не позволить обрести кьеркегоровскую "болезнь к смерти", но приблизиться к стоической философии древних греков, которая здесь, правда, приобретает одно существенное свойство - не избегание страстей, но устремление им навстречу, полное их принятие, чтобы всякая из них была переработана в одну из тех нитей, из которых ткётся поэтическое полотно произведения.