Трамвай «Желание»: три постановки
Ну что же, сходили мы с Арсением (arsilnik) на постановку Серовского театра драмы им. А. П. Чехова по пьесе Теннесси Уильямса «Трамвай “Желание”». Меня одолевали два противоположных чувства. С одной стороны, я не ожидала от провинциального театра ничего особенного и опасалась увидеть любительский уровень игры. С другой стороны, «Золотая маска», на которую номинировался спектакль в постановке немецкого режиссера Андреаса Мерц-Райкова, всё-таки обещала нечто весьма достойное. Что же в итоге? Расстроила в большей степени не игра актёров, а постановка пьесы. Об этом расскажу подробнее. Но сначала назову имена.
В ролях:
Бланш Дюбуа - Елена Фёдорова
Стенли Ковальски - Пётр Незлученко
Стелла Ковальски - Александра Незлученко
Гарольд Митчел (Митч) - Дмитрий Плохов
Юнис Хабл - засл. арт. РФ Марианна Незлученко
Стив Хабл - Евгений Вяткин
Молодой человек (агент по подписке) - Алексей Наволоков
Видеооператор - Ольга Хорук
Режиссер-постановщик - Андреас Мерц-Райков
Перевод - Екатерина Райкова-Мерц
Художник - Надежда Осипова
Музыкальное сопровождение - Пётр Незлученко
Несколько слов о другой уральской постановке (реж. В. С. Битюцкий, Свердловский театр драмы, 1973 год). Благодаря Николаю Коляде можно посмотреть запись спектакля Свердловского театра драмы 1973 года (см. запись в его ЖЖ). Это классическая постановка, её смотришь с подлинным наслаждением - каждый персонаж интересен, поскольку за ним - отдельная судьба. Неподражаема Галина Умпелева в роли Бланш. Но в то же время герои несколько отстранённы друг с другом. Как мне показалось, каждый играет свой характер, нет, что ли, глубокого взаимодействия на сцене. И, разумеется, сцена отделена от зрительного зала невидимой прозрачной стеной. Но это - классическая постановка, классический театр, никаких экспериментов тут и не может быть, а игра превосходна. Возможно, некоторая отстранённость тоже проистекает из определённого подхода, советской школы. Как бы там ни было, после Серовского спектакля захотелось увидеть «Трамвай...» таким, как он есть, - без привнесения чужеродных элементов, без вариаций с репликами. И постановка В. С. Битюцкого была словно стакан чистой воды после густого киселя.
В постановке В. С. Битюцкого Стелла (Тамара Приходько), безоглядно любящая мужа (Стенли - Юрий Васильев), всячески отстаивает перед Бланш своё право на счастье, пусть даже в «плохом» месте и с прямым, без затей, работягой-мужем; как, разумеется, отстаивает она и сестру перед мужем, её право слабой, надломленной женщины на сострадательное, милосердное отношение. Митч (Вячеслав Мелехов) вызывает симпатию как человек добрый, с большим сердцем, может быть, чересчур доверчивый, но не простофиля. И драма его в том, что он уступает модели «настоящего мужчины» той среды, в которой живёт. Вполне возможно, расскажи ему сама Бланш о своих злоключениях, он закрыл бы на них глаза и полюбил бы её ещё больше за страдания, но Стенли всё подаёт, разумеется, по-своему, и мы можем догадаться, что ещё и настоятельно советует поскорее порвать с «бесстыдной дамочкой». Так что в конце спектакля мы видим по крайней мере три драмы: драму обманутого Митча (который порвал с Бланш, но не со своим к ней чувством), драму Стеллы (любовь к мужу оказывается под угрозой, а любимая сестра погибает окончательно, и она чувствует свою к этому причастность) и, конечно, самую главную драму - драму Бланш, которая даже в доме сестры - единственного родного человека - не обрела покоя и утешения, которая «искала любви, но не нашла» (как сказала героиня Н. А. Островского), не нашла даже обычной участливости.
Ну а теперь о постановке «Трамвай “Желание”» Серовского театра драмы имени А. П. Чехова.
ПЕРСОНАЖИ. Расстановка второстепенных персонажей здесь немного другая. Так, в покер со Стенли режутся Митч, Стив Хабл и Юнис Хабл, его мать (а не жена), грубая, ярко накрашенная дама. Уже в самом начале спектакля она начинает «моральный террор» Бланш. Правда, эта травля происходит от обиды: приезжей «дамочке» не нравится дом, где его обитатели счастливо вполне живут, и с порога она просит оставить её одну, в то время как Юнис вполне гостеприимна и всего-то хочет поболтать по-соседски.
Что касается Бланш, то с первой сцены перед нами капризная, ломающаяся алкоголичка в нелепом - вне всякой моды, непонятно из какого времени - розовом платье с воланами (создатели спектакля отходят от текста: у Т. Уильямса Бланш в момент приезда одета в белый костюм). Симпатии к ней не возникает, не возникает даже любопытства.
А когда дело доходит до общения с мужчинами, тут уж перед нами настоящая вульгарная особа, флиртующая налево и направо и, главное, даже это она делает вымученно, натужно, самой себе не веря. Дело не в том, что Елена Фёдорова неумело играет, но в том, что такой образ показывает режиссёр. Играли все актёры уверенно. Об искусственности Бланш говорит и мерзкий заливистый хохот при встрече с сестрой Стеллой (чтобы занять паузу неловкости), податливая Стелла сама начинает так же отвратительно хохотать, и длится это не меньше минуты, а то и целую вечность, так что хоть уши затыкай.
Стелла - кроткая, если не забитая (она пытается «бунтовать», но ей это плохо удаётся), -разрывается между Стенли и Бланш. Она сама безвольность; более чем скромный наряд, прикрытый кухонным фартуком, вечная занятость хозяйственными делами (вот она разделывает курицу, но Бланш приспичило выпить, и она тут же бросается с испачканными руками удовлетворить потребность сестры) говорят о её подчинённом положении. Она пытается показать свою независимость, когда, окрылённая встречей с сестрой, хочет повести её в ресторан и, видимо, так увлеклась подготовкой к вечеру и разговорами по душам, что не приготовила ничего, кроме сэндвича, чем, конечно, Стенли возмущён. В другой раз она даже бунтует, когда просит его убрать со стола - после того, как за праздничным обедом Стенли ведёт себя «как свинья», - но это оборачивается для Стеллы преждевременными родами. Надо сказать, в этой сцене Александра Незлученко, которая выходит прямо в зал, согнувшись и придерживая живот, так убедительно играет потрясение, что мне на секунду кажется, будто внизу живота проступила кровь (Арсений потом признался, что ему показалось, что у актрисы пошла кровь носом), а сама актриса сейчас упадёт без сознания.
Митч производит впечатление идиотское. Думаю, что и он таким задуман. Взрослый мужчина, живущий при матери, выполняющий её указания: выходит «в люди», потому что она велит, знакомится с женщиной, потому что мама хочет его женить. В разговоре с Бланш он дёрганый, мимика - скорее, ужимки закомплексованного человека. Совсем не таким мы видим Митча в постановке Битюцкого 1973 года: там герой любящий сын, а не маменькин сынок - большая разница; там сцена с портсигаром свидетельство потрясения - ухода любившей его девушки, которую он сам, скорее всего, не любил, но сочувствовал ей («Чудная была девушка»); здесь же эта сцена с портсигаром смешна и нелепа, как если бы Митча не то разыграли, не то когда-то подарили этот портсигар из жалости. А когда Бланш поясняет, что значит её имя («ДюБуа - деревья, Бланш - белый; выходит - белые деревья, как вишнёвый сад весной; Вы знаете “Вишнёвый сад”?»), Митч, довольный подкинутой темой, сообщает: «Знаю. Я играл в этой пьесе в Первоуральске. Петю Трофимова». А когда вспоминаешь, что такое Петя Трофимов, то, действительно, становится смешно. Симпатии к такому Митчу не чувствуешь. Не чувствуешь и его разочарования, поскольку кажется, что оно не будет долго длиться. Митч Свердловской драмы действительно потрясён и сокрушён трижды: потерей женского идеала, который он недавно обрёл, слабостью, которую он позволил себе (отказался от чувства против сердца), и, наконец, жестокостью и даже кровожадностью Стенли, которая в конце концов проступает для Митча со всей очевидностью. Но Митч Серовского театра выглядит неубедительно, когда срывается на Стенли и делает шаг в сторону увозимой врачами Бланш. Драмы тут точно нет.
Ну и наконец, самый главный персонаж серовского «Трамвая “Желание”» - Стенли Ковальски в исполнении Петра Незлученко. Это действительно главный персонаж здесь. Он один играет самые разные стороны непростого характера мистера Ковальски, поляка, которому пришлось с детства бороться за собственный уголок покоя и счастья; уголок этот находится в большом городе, но да, в дешёвом районе и погружён в заводской дым и пьяный угар, а ещё в музыку самого Стенли Ковальского и его группы «Доменная печь». Он любит Стеллу и их ещё нерождённого малыша, он предан друзьям и убеждён, что «каждый мужчина имеет право быть королём» (Стенли во всю глотку провозглашает эту фразу несколько раз), и он никому не позволит себя обманывать, втаптывать в грязь. Это мужлан, но мужлан добрый по сути. Трогательна и полна доброго смеха сцена, когда пьяный Ковальски, разогнав своих собутыльников, зовёт Стеллу, пропевая ей нежные слова на мотив «Опустела без тебя земля»; дикая радость выливается на зал, когда он ждёт рождения сына и облачается в розовую ночную сорочку с рюшами (называя её пижамой), а замечание, что в этой «пижаме» он был в первую брачную ночь говорит о том, что есть в этом Стенли, кроме грубого мужского начала, начало ироническое и даже самоироническое, мягкое, смешливое. Да, этот Стенли в объятиях любимой женщины и под покровом ночи (когда другие не видят), скорее всего, по-овечьи ласков. Но вот Бланш отказывается примиряться и - главное - лжёт, лжёт ему в глаза, в то время, как правда вся на ладони; и тогда радость Стенли сменяется злобой, святая ночь перед рождением ребёнка превращается в ночь расправы, тем более когда истеричная Бланш вооружается бутылочной «розочкой» (бутылка разбивается прямо на сцене, так что зритель вздрагивает от опасного момента). Тут-то Стен озвучивает своё грязное намерение, и мы слышим жуткий вопль Бланш, видим её руку на зеркале в ванной - в лучших традициях триллеров. И всё-таки этот грубый, неотёсанный, неопрятный Стен, то и дело щеголяющий в красных носках и семейных трасах по сцене, не стесняющийся своего обрюзгшего живота, не вызывает однозначного отторжения, даже в серьёзность преступления не верится: может быть, он хочет только попугать?.. Такой уж был создан образ. И при всём этом, именно Стенли Ковальскому принадлежит роль злого гения, из-за которого Бланш теряет рассудок. Ночная сцена - от праздничного ужина до момента обозначенного насилия - сыграна убедительно. До этого Бланш в исполнении Елены Фёдоровой не была сумасшедшей; взбалмошной, нервозной, истеричной, вызывающей - да, но не сумасшедшей. Её вечные «нервы», которые она утоляла горячей ванной и виски, были не более чем красивым предлогом; оправдания относительно тяжестей, свалившихся на её плечи, которые привели её в отель «Фламинго», звучали неубедительно и раздражающе. Но вот в роковую ночь Бланш полностью теряет контроль над своей жизнью, над своим сознанием. Она хочет только одного - вырваться, но попадает в западню болезни. Хотя и тут к ней не возникает такого щемящего чувства, как к Бланш в исполнении Г. Умпелевой, надломленной изначально.
ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ РЕШЕНИЯ. Интересен ход с видеокамерой, которая фиксирует в том числе мимику героев, даёт крупный план. Благодаря этому зритель может убедиться, что актёры не отделяются от своих персонажей ни в какое мгновение, что лицо тоже включено в игру. Однако мне лично мешал посторонний человек на сцене.
Костюмы в целом понятны. Но, на мой взгляд, слишком много раздевания, голого тела (совсем не безупречного) и нижнего белья на сцене. Впрочем, снова всё можно списать на замысел режиссёра показать «дно», где живёт забитая Стелла и куда попадает капризная Бланш; грубую телесность Стенли Ковальского, который не знает утончённых манер и живёт по принципу «буду делать, как мне удобно».
МУЗЫКА. Концерт на сцене - бонус к спектаклю - развлек зрителя. Увлечение музыкой Стенли Ковальского, безусловно, делает его характер более современным и более объёмным. Но уж если выдерживать этот характер, то и надо петь не на английском с русским акцентом (ну или усугублять акцент до невозможности).
РЕЖИССЁРСКАЯ РАБОТА. В этой постановке почему-то вырезана важнейшая сцена, когда Стенли подслушивает оскорбления, которыми в разговоре с сестрой сыплет Бланш в его адрес и советует Стелле оставить и это убогое место, и мужа, который в повадках недалеко ушёл от «человека-обезьяны». Собственно, с этого момента Стенли и затаивает настоящую злобу против Бланш, и именно эта сцена объясняет, почему Стенли, пожелавший было примирения, так жесток с Бланш в роковую ночь. Он действительно давал последний шанс бессовестной «сестрице Бланш» - но она оттолкнула его с презрением.
Главная моя претензия к совершенно невыдержанному времени-пространству. Перед Московским фестивалем было анонсировано, будто бы спектакль Серовского театра помещает действие в обстановку маленького уральского заводского города, и я опасалась, как это будет. А на самом деле не было никакой обстановки. К восторгу зрителя назывались некоторые знакомые ему реалии: «колбаса из «Пятёрочки», Вторчермет, название музыкальной группы «Доменная печь», город Первоуральск (тот самый, в котором Митч играл Петю Трофимова). Однако посреди Нью-Орлеана и Елисейских Полей с французским рынком (которого у нас не бывает) всё это весьма странные детали, чужие, нелепые. А на самом деле, вполне можно было перенести действие в настоящий момент и на уральскую почву: изменить имена, географию. Поскольку, будем откровенны, не верится в постановке Андреаса Мерц-Райкова ни в «Бель рив», ни тем более в Елисейские Поля. Герои в самом деле наши, местные, так почему бы им не жить в Свердловске или в том же Серове? Не хватило режиссёрской смелости?
В связи с этим скажу ещё об одной современной постановке «Трамвая “Желание”», которая произвела обратный эффект - после неё смотреть (по крайней мере, в ближайшее время) другие не хочется.
«Трамвай “Желание”» Бенедикта Эндрюса. Театр «Янг Вик», 2014. Эта постановка попалась нам на глаза совершенно случайно - словно провидение помогло, и очень вовремя. Режиссёр Бенедикт Эндрюс создал абсолютно современную пьесу на авторский текст, ни убавив, ни прибавив ни слова. Характеры героев - те, что вполне представимы в настоящее время в американской действительности, учитывая произошедшие (с 20-х годов XX века) перемены: эмансипацию, новое обострение социальной агрессии, а также внимание к вопросам семейного и личностного насилия и проч.
Спектакль Лондонского театра «Янг Вик» 2014 года идёт в круглом зале на вращающейся сцене. Так актёрам предоставлена возможность не думать о зрителе (как повернуться, чтобы зритель видел игру), но только о самой игре - на своего партнёра. При этом каждый зритель видит то, что уже не видит его сосед. Здесь тоже (как и в серовской постановке) уделено внимание низменному: унитаз и ванна на сцене, неприкрытое семейное ложе, даже распахнутое мусорное ведро. Переодевание в домашнюю одежду и в парадное - наряды меняет не только Бланш, но и Стелла и Стенли то и дело переодеваются прямо на сцене. Здесь есть даже интимные сцены. Всё, чтобы показать то место, куда ходит трамвай «Желание». И тогда реплика Бланш к Стелле о природе её чувства к мужу - «Это только желание!» - понятна и вполне оправданна. Да, желание. Но Стелла счастлива так жить (пока не разразилась трагедия).
Спектакль в «Янг Вик» - смелый эксперимент, красивый и вполне успешный. Пронзительна актёрская игра Бена Фостера (Стенли Ковальски), Ванессы Кирби (Стелла) и Джиллиан Андерсон (Бланш). И это совсем другие характеры, совсем другой психологический сюжет, другая обстановка и расстановка сил. Пожалуй, сегодня на меня эта постановка произвела самое большое впечатление.
ТРИ «ТРАМВАЯ “ЖЕЛАНИЕ”»: ВЫВОД. Но если Бенедикт Эндрюс создаёт американский (не английский всё-таки) «Трамвай “Желание”», а «Трамвай “Желание”» В. С. Битюцкого - целиком советский (несмотря на американские имена собственные), то этот же спектакль в постановке Мерц-Райкова с уральскими актёрами получился без роду без племени. И произошло это исключительно потому, что режиссёр постарался приспособить к материалу американской пьесы первой половины XX века реалии совсем другого времени и другой страны (постарался, но ничего не вышло). В итоге драма превратилась в трагикомедию с элементами вульгарного фарса.
Очень советую тем, кто не видел, посмотреть спектакль в «Янг Вик» - если не в самом театре, то хотя бы в записи: первый акт, 1-я часть второго акта, 2-я часть второго акта.
В ролях:
Бланш Дюбуа - Елена Фёдорова
Стенли Ковальски - Пётр Незлученко
Стелла Ковальски - Александра Незлученко
Гарольд Митчел (Митч) - Дмитрий Плохов
Юнис Хабл - засл. арт. РФ Марианна Незлученко
Стив Хабл - Евгений Вяткин
Молодой человек (агент по подписке) - Алексей Наволоков
Видеооператор - Ольга Хорук
Режиссер-постановщик - Андреас Мерц-Райков
Перевод - Екатерина Райкова-Мерц
Художник - Надежда Осипова
Музыкальное сопровождение - Пётр Незлученко
Несколько слов о другой уральской постановке (реж. В. С. Битюцкий, Свердловский театр драмы, 1973 год). Благодаря Николаю Коляде можно посмотреть запись спектакля Свердловского театра драмы 1973 года (см. запись в его ЖЖ). Это классическая постановка, её смотришь с подлинным наслаждением - каждый персонаж интересен, поскольку за ним - отдельная судьба. Неподражаема Галина Умпелева в роли Бланш. Но в то же время герои несколько отстранённы друг с другом. Как мне показалось, каждый играет свой характер, нет, что ли, глубокого взаимодействия на сцене. И, разумеется, сцена отделена от зрительного зала невидимой прозрачной стеной. Но это - классическая постановка, классический театр, никаких экспериментов тут и не может быть, а игра превосходна. Возможно, некоторая отстранённость тоже проистекает из определённого подхода, советской школы. Как бы там ни было, после Серовского спектакля захотелось увидеть «Трамвай...» таким, как он есть, - без привнесения чужеродных элементов, без вариаций с репликами. И постановка В. С. Битюцкого была словно стакан чистой воды после густого киселя.
В постановке В. С. Битюцкого Стелла (Тамара Приходько), безоглядно любящая мужа (Стенли - Юрий Васильев), всячески отстаивает перед Бланш своё право на счастье, пусть даже в «плохом» месте и с прямым, без затей, работягой-мужем; как, разумеется, отстаивает она и сестру перед мужем, её право слабой, надломленной женщины на сострадательное, милосердное отношение. Митч (Вячеслав Мелехов) вызывает симпатию как человек добрый, с большим сердцем, может быть, чересчур доверчивый, но не простофиля. И драма его в том, что он уступает модели «настоящего мужчины» той среды, в которой живёт. Вполне возможно, расскажи ему сама Бланш о своих злоключениях, он закрыл бы на них глаза и полюбил бы её ещё больше за страдания, но Стенли всё подаёт, разумеется, по-своему, и мы можем догадаться, что ещё и настоятельно советует поскорее порвать с «бесстыдной дамочкой». Так что в конце спектакля мы видим по крайней мере три драмы: драму обманутого Митча (который порвал с Бланш, но не со своим к ней чувством), драму Стеллы (любовь к мужу оказывается под угрозой, а любимая сестра погибает окончательно, и она чувствует свою к этому причастность) и, конечно, самую главную драму - драму Бланш, которая даже в доме сестры - единственного родного человека - не обрела покоя и утешения, которая «искала любви, но не нашла» (как сказала героиня Н. А. Островского), не нашла даже обычной участливости.
Ну а теперь о постановке «Трамвай “Желание”» Серовского театра драмы имени А. П. Чехова.
ПЕРСОНАЖИ. Расстановка второстепенных персонажей здесь немного другая. Так, в покер со Стенли режутся Митч, Стив Хабл и Юнис Хабл, его мать (а не жена), грубая, ярко накрашенная дама. Уже в самом начале спектакля она начинает «моральный террор» Бланш. Правда, эта травля происходит от обиды: приезжей «дамочке» не нравится дом, где его обитатели счастливо вполне живут, и с порога она просит оставить её одну, в то время как Юнис вполне гостеприимна и всего-то хочет поболтать по-соседски.
Что касается Бланш, то с первой сцены перед нами капризная, ломающаяся алкоголичка в нелепом - вне всякой моды, непонятно из какого времени - розовом платье с воланами (создатели спектакля отходят от текста: у Т. Уильямса Бланш в момент приезда одета в белый костюм). Симпатии к ней не возникает, не возникает даже любопытства.
А когда дело доходит до общения с мужчинами, тут уж перед нами настоящая вульгарная особа, флиртующая налево и направо и, главное, даже это она делает вымученно, натужно, самой себе не веря. Дело не в том, что Елена Фёдорова неумело играет, но в том, что такой образ показывает режиссёр. Играли все актёры уверенно. Об искусственности Бланш говорит и мерзкий заливистый хохот при встрече с сестрой Стеллой (чтобы занять паузу неловкости), податливая Стелла сама начинает так же отвратительно хохотать, и длится это не меньше минуты, а то и целую вечность, так что хоть уши затыкай.
Стелла - кроткая, если не забитая (она пытается «бунтовать», но ей это плохо удаётся), -разрывается между Стенли и Бланш. Она сама безвольность; более чем скромный наряд, прикрытый кухонным фартуком, вечная занятость хозяйственными делами (вот она разделывает курицу, но Бланш приспичило выпить, и она тут же бросается с испачканными руками удовлетворить потребность сестры) говорят о её подчинённом положении. Она пытается показать свою независимость, когда, окрылённая встречей с сестрой, хочет повести её в ресторан и, видимо, так увлеклась подготовкой к вечеру и разговорами по душам, что не приготовила ничего, кроме сэндвича, чем, конечно, Стенли возмущён. В другой раз она даже бунтует, когда просит его убрать со стола - после того, как за праздничным обедом Стенли ведёт себя «как свинья», - но это оборачивается для Стеллы преждевременными родами. Надо сказать, в этой сцене Александра Незлученко, которая выходит прямо в зал, согнувшись и придерживая живот, так убедительно играет потрясение, что мне на секунду кажется, будто внизу живота проступила кровь (Арсений потом признался, что ему показалось, что у актрисы пошла кровь носом), а сама актриса сейчас упадёт без сознания.
Митч производит впечатление идиотское. Думаю, что и он таким задуман. Взрослый мужчина, живущий при матери, выполняющий её указания: выходит «в люди», потому что она велит, знакомится с женщиной, потому что мама хочет его женить. В разговоре с Бланш он дёрганый, мимика - скорее, ужимки закомплексованного человека. Совсем не таким мы видим Митча в постановке Битюцкого 1973 года: там герой любящий сын, а не маменькин сынок - большая разница; там сцена с портсигаром свидетельство потрясения - ухода любившей его девушки, которую он сам, скорее всего, не любил, но сочувствовал ей («Чудная была девушка»); здесь же эта сцена с портсигаром смешна и нелепа, как если бы Митча не то разыграли, не то когда-то подарили этот портсигар из жалости. А когда Бланш поясняет, что значит её имя («ДюБуа - деревья, Бланш - белый; выходит - белые деревья, как вишнёвый сад весной; Вы знаете “Вишнёвый сад”?»), Митч, довольный подкинутой темой, сообщает: «Знаю. Я играл в этой пьесе в Первоуральске. Петю Трофимова». А когда вспоминаешь, что такое Петя Трофимов, то, действительно, становится смешно. Симпатии к такому Митчу не чувствуешь. Не чувствуешь и его разочарования, поскольку кажется, что оно не будет долго длиться. Митч Свердловской драмы действительно потрясён и сокрушён трижды: потерей женского идеала, который он недавно обрёл, слабостью, которую он позволил себе (отказался от чувства против сердца), и, наконец, жестокостью и даже кровожадностью Стенли, которая в конце концов проступает для Митча со всей очевидностью. Но Митч Серовского театра выглядит неубедительно, когда срывается на Стенли и делает шаг в сторону увозимой врачами Бланш. Драмы тут точно нет.
Ну и наконец, самый главный персонаж серовского «Трамвая “Желание”» - Стенли Ковальски в исполнении Петра Незлученко. Это действительно главный персонаж здесь. Он один играет самые разные стороны непростого характера мистера Ковальски, поляка, которому пришлось с детства бороться за собственный уголок покоя и счастья; уголок этот находится в большом городе, но да, в дешёвом районе и погружён в заводской дым и пьяный угар, а ещё в музыку самого Стенли Ковальского и его группы «Доменная печь». Он любит Стеллу и их ещё нерождённого малыша, он предан друзьям и убеждён, что «каждый мужчина имеет право быть королём» (Стенли во всю глотку провозглашает эту фразу несколько раз), и он никому не позволит себя обманывать, втаптывать в грязь. Это мужлан, но мужлан добрый по сути. Трогательна и полна доброго смеха сцена, когда пьяный Ковальски, разогнав своих собутыльников, зовёт Стеллу, пропевая ей нежные слова на мотив «Опустела без тебя земля»; дикая радость выливается на зал, когда он ждёт рождения сына и облачается в розовую ночную сорочку с рюшами (называя её пижамой), а замечание, что в этой «пижаме» он был в первую брачную ночь говорит о том, что есть в этом Стенли, кроме грубого мужского начала, начало ироническое и даже самоироническое, мягкое, смешливое. Да, этот Стенли в объятиях любимой женщины и под покровом ночи (когда другие не видят), скорее всего, по-овечьи ласков. Но вот Бланш отказывается примиряться и - главное - лжёт, лжёт ему в глаза, в то время, как правда вся на ладони; и тогда радость Стенли сменяется злобой, святая ночь перед рождением ребёнка превращается в ночь расправы, тем более когда истеричная Бланш вооружается бутылочной «розочкой» (бутылка разбивается прямо на сцене, так что зритель вздрагивает от опасного момента). Тут-то Стен озвучивает своё грязное намерение, и мы слышим жуткий вопль Бланш, видим её руку на зеркале в ванной - в лучших традициях триллеров. И всё-таки этот грубый, неотёсанный, неопрятный Стен, то и дело щеголяющий в красных носках и семейных трасах по сцене, не стесняющийся своего обрюзгшего живота, не вызывает однозначного отторжения, даже в серьёзность преступления не верится: может быть, он хочет только попугать?.. Такой уж был создан образ. И при всём этом, именно Стенли Ковальскому принадлежит роль злого гения, из-за которого Бланш теряет рассудок. Ночная сцена - от праздничного ужина до момента обозначенного насилия - сыграна убедительно. До этого Бланш в исполнении Елены Фёдоровой не была сумасшедшей; взбалмошной, нервозной, истеричной, вызывающей - да, но не сумасшедшей. Её вечные «нервы», которые она утоляла горячей ванной и виски, были не более чем красивым предлогом; оправдания относительно тяжестей, свалившихся на её плечи, которые привели её в отель «Фламинго», звучали неубедительно и раздражающе. Но вот в роковую ночь Бланш полностью теряет контроль над своей жизнью, над своим сознанием. Она хочет только одного - вырваться, но попадает в западню болезни. Хотя и тут к ней не возникает такого щемящего чувства, как к Бланш в исполнении Г. Умпелевой, надломленной изначально.
ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ РЕШЕНИЯ. Интересен ход с видеокамерой, которая фиксирует в том числе мимику героев, даёт крупный план. Благодаря этому зритель может убедиться, что актёры не отделяются от своих персонажей ни в какое мгновение, что лицо тоже включено в игру. Однако мне лично мешал посторонний человек на сцене.
Костюмы в целом понятны. Но, на мой взгляд, слишком много раздевания, голого тела (совсем не безупречного) и нижнего белья на сцене. Впрочем, снова всё можно списать на замысел режиссёра показать «дно», где живёт забитая Стелла и куда попадает капризная Бланш; грубую телесность Стенли Ковальского, который не знает утончённых манер и живёт по принципу «буду делать, как мне удобно».
МУЗЫКА. Концерт на сцене - бонус к спектаклю - развлек зрителя. Увлечение музыкой Стенли Ковальского, безусловно, делает его характер более современным и более объёмным. Но уж если выдерживать этот характер, то и надо петь не на английском с русским акцентом (ну или усугублять акцент до невозможности).
РЕЖИССЁРСКАЯ РАБОТА. В этой постановке почему-то вырезана важнейшая сцена, когда Стенли подслушивает оскорбления, которыми в разговоре с сестрой сыплет Бланш в его адрес и советует Стелле оставить и это убогое место, и мужа, который в повадках недалеко ушёл от «человека-обезьяны». Собственно, с этого момента Стенли и затаивает настоящую злобу против Бланш, и именно эта сцена объясняет, почему Стенли, пожелавший было примирения, так жесток с Бланш в роковую ночь. Он действительно давал последний шанс бессовестной «сестрице Бланш» - но она оттолкнула его с презрением.
Главная моя претензия к совершенно невыдержанному времени-пространству. Перед Московским фестивалем было анонсировано, будто бы спектакль Серовского театра помещает действие в обстановку маленького уральского заводского города, и я опасалась, как это будет. А на самом деле не было никакой обстановки. К восторгу зрителя назывались некоторые знакомые ему реалии: «колбаса из «Пятёрочки», Вторчермет, название музыкальной группы «Доменная печь», город Первоуральск (тот самый, в котором Митч играл Петю Трофимова). Однако посреди Нью-Орлеана и Елисейских Полей с французским рынком (которого у нас не бывает) всё это весьма странные детали, чужие, нелепые. А на самом деле, вполне можно было перенести действие в настоящий момент и на уральскую почву: изменить имена, географию. Поскольку, будем откровенны, не верится в постановке Андреаса Мерц-Райкова ни в «Бель рив», ни тем более в Елисейские Поля. Герои в самом деле наши, местные, так почему бы им не жить в Свердловске или в том же Серове? Не хватило режиссёрской смелости?
В связи с этим скажу ещё об одной современной постановке «Трамвая “Желание”», которая произвела обратный эффект - после неё смотреть (по крайней мере, в ближайшее время) другие не хочется.
«Трамвай “Желание”» Бенедикта Эндрюса. Театр «Янг Вик», 2014. Эта постановка попалась нам на глаза совершенно случайно - словно провидение помогло, и очень вовремя. Режиссёр Бенедикт Эндрюс создал абсолютно современную пьесу на авторский текст, ни убавив, ни прибавив ни слова. Характеры героев - те, что вполне представимы в настоящее время в американской действительности, учитывая произошедшие (с 20-х годов XX века) перемены: эмансипацию, новое обострение социальной агрессии, а также внимание к вопросам семейного и личностного насилия и проч.
Спектакль Лондонского театра «Янг Вик» 2014 года идёт в круглом зале на вращающейся сцене. Так актёрам предоставлена возможность не думать о зрителе (как повернуться, чтобы зритель видел игру), но только о самой игре - на своего партнёра. При этом каждый зритель видит то, что уже не видит его сосед. Здесь тоже (как и в серовской постановке) уделено внимание низменному: унитаз и ванна на сцене, неприкрытое семейное ложе, даже распахнутое мусорное ведро. Переодевание в домашнюю одежду и в парадное - наряды меняет не только Бланш, но и Стелла и Стенли то и дело переодеваются прямо на сцене. Здесь есть даже интимные сцены. Всё, чтобы показать то место, куда ходит трамвай «Желание». И тогда реплика Бланш к Стелле о природе её чувства к мужу - «Это только желание!» - понятна и вполне оправданна. Да, желание. Но Стелла счастлива так жить (пока не разразилась трагедия).
Спектакль в «Янг Вик» - смелый эксперимент, красивый и вполне успешный. Пронзительна актёрская игра Бена Фостера (Стенли Ковальски), Ванессы Кирби (Стелла) и Джиллиан Андерсон (Бланш). И это совсем другие характеры, совсем другой психологический сюжет, другая обстановка и расстановка сил. Пожалуй, сегодня на меня эта постановка произвела самое большое впечатление.
ТРИ «ТРАМВАЯ “ЖЕЛАНИЕ”»: ВЫВОД. Но если Бенедикт Эндрюс создаёт американский (не английский всё-таки) «Трамвай “Желание”», а «Трамвай “Желание”» В. С. Битюцкого - целиком советский (несмотря на американские имена собственные), то этот же спектакль в постановке Мерц-Райкова с уральскими актёрами получился без роду без племени. И произошло это исключительно потому, что режиссёр постарался приспособить к материалу американской пьесы первой половины XX века реалии совсем другого времени и другой страны (постарался, но ничего не вышло). В итоге драма превратилась в трагикомедию с элементами вульгарного фарса.
Очень советую тем, кто не видел, посмотреть спектакль в «Янг Вик» - если не в самом театре, то хотя бы в записи: первый акт, 1-я часть второго акта, 2-я часть второго акта.