Быть скалой
Я могу быть спокойной. Как небо, без единого облака, без примесей оттенков, - того цвета, которое называют голубым, но на самом деле это просто высота и бесконечность. Я могу быть высокой и бесконечной и взирать равнодушно на всё, что творится не вокруг - но кроме меня.
Я могу быть стоячей водой, в ясную погоду слегка поблёскивая на неярком солнце. В этом случае я тоже не буду задеваться ничем, ни единым событием.
Наконец, я могу быть скалой - и тогда мне вообще неведомы будут никакие вещи, призванные будоражить, проверять на чувствительность и т.д. Пожалуй, скалой быть надёжнее всего. Потревожить может исключительное. Но как только скала рухнет, она перестанет быть собой, а значит, её существу ничего не угрожает.
С небом говорят, в воду плачут, жалуются, пытаются иной раз найти в ней спасение. Не спрашивают - способна ли она это вынести. Скала в безопасности. Даже если кто-нибудь сорвётся, - она ли должна реагировать?.. Скала стоит, замершая в неизбывной своей недвижимости. И только мелкие камни-мурашки пробегают иной раз по её телу. Неужели, неужели даже ей не уберечься от волнения?..
Когда приходит путник - а она никогда его не ждёт, - усаживается на пике и осматривает мир, который он может потерять, скала ничего этому путнику не подсказывает. Ей попросту нечего сказать. У скалы нет тайн, нет откровений, нет ничего, чем можно было бы удивить пришельца. Она стоит как должна, не противясь тому, что её нашли; пребывание здесь того, кто способен волноваться, будет недолгим. Он может сорваться; а может пойти дальше. Никто никогда не остаётся на скале. Разве монахи, выдалбливающие себе гнездо. Ей всё равно. У неё большое тело, если кому-то кажется, будто ещё одно зияние, ещё одна складка будут уместными - пусть. Её это не тревожит. Она не вздыхает и не настораживается. Она умеет всё принимать.
Тридцать минут. Цикорий стынет в чашке, овсянка покрывается коркой. Механически зачерпываешь то и другое. Этот приём пищи не в удовольствие - просто необходимость. Простые вещи принимаются просто. Надо - значит, надо. Но то, что время рассыпается осколками, - вот уже пятнадцать, десять, пять минут осталось до страшной отметки, - это принять сложно. Здесь нужно превратиться в скалу, пустить монаха выдалбливать гнездо в твоей плоти. Чтение по тридцать минут ранним утром - до выхода на службу. Потом - если удастся удобно встать, а может быть, даже занять сиденье в трамвае, - те же тридцать минут. Но чаще этого не удаётся. И ещё полчаса перед сном, если сможешь выбраться из перекрёстного огня дополнительной вечерней работы. Самые верные - утренние полчаса. И они, по сути, обеспечивают твою устойчивость на земле. Можно припомнить искусственный аппарат дыхания, но такая параллель неверна: бумага надёжнее воздуха. И пока ты скользишь взглядом по страницам - или это они скатываются по тебе, как те камни, срывающиеся в пропасть, возвращающиеся эхом? - ты чувствуешь себя скалой. Ничто не может нарушить твой покой. Страницы книги - твой ветер, который подобно архитектору создаёт настоящий образ тебя. Этот процесс никогда не кончится. Ветер берёт паузу, потом принимается за свою работу с новой силой. Ты не волнуешься - ты знаешь: он ищет идеальной формы тебя. Ты подставляешь безропотно и даже с готовностью всю себя. Никакие зияния и складки архитектору не мешают - он всё равно добивается своего. Он знает, что с ними, зияниями и складками, делать. Он заполняет их или углубляет. Всё-всё для совершенного облика.
А стучать по клавишам? Обдумывать линию поведения и линию движения собственных героев?.. А ты ухитрись. Обеденный перерыв - 10-15 минут. Но бывает так, что простаиваешь - не по своей вине. Кто-то дописывает своё сочинение, довёрстывают сборник никому не нужных псевдонаучных трудов etc. И вот тогда, со всем отчаянием канатоходца (в любой момент может каркнуть ворона и задеть тебя беспокойным чёрным крылом), бросаешься в бесконечное пространство, наполняешь его тёмными словами, значение которых, может быть, осознаешь вполне ещё не сейчас.
Вот стучишь и стучишь по клавишам, а через плечо заглядывают («А что это вы делаете? Не роман ли пишете с такой стремительностью?» Чем ты себя сдала, а? - Отвечаешь поспешно: «Нет-нет, какой уж там роман…» Но роман не роман, а уже преступница - казённое имущество и казённое время используются в личных целях).
Марине Цветаевой, по её признанию, времени не хватало именно на чувство. Нет, я от чувств рада была бы избавиться: они нападают, травят, мешают мысли. Но стоит только мне заняться собственной мыслью, распутать её, пройти за ней дальше, в дебри… Обязательно чей-нибудь вороний «ка-арк» доведёт до головокружения, до обморока. Как лунатика нельзя будить резко, так и углубляющегося в дебри мысли. Но когда я уже достаточно далеко, меня невозможно вернуть. Я замираю там. Я становлюсь скалой. Пусть каркают, пусть пытаются будить. Вы слышите мой голос? Нет, это звенит чужое эхо. Скала остаётся твёрдой.
Вот и найдено решение. Нужно просто представить, что ты - скала. Ты не влияешь на путь Магомета, но и Магомет может только подойти к твоему подножию. Даже если он доберётся до самой вершины - это ли покорение? Как будто другие не пробовали своей ногой тебя на прочность. Камни из-под подошв скатываются, грохочут друг за другом, вершина осыпается, зияний становится всё больше. Но какое это имеет значение?.. В следующий раз сам Магомет ступит в дыру, которую себе приготовил. Ветер, собравшись с новыми силами, ударит невидимым молотом - и ты услышишь шум, не похожий на камнепад. Крик. Удар. И, может быть, не слова молитвы, но проклятья в твой адрес. Потому что ты - только гора. А он - венец творения. И вот он сокрушён, а ты незыблема. Всё дело в умении не волноваться. Ты останешься беспристрастной - и только с готовностью примешь своего ваятеля. Всё, что ты хочешь, - чтобы эта гармония натиска и покорного сосредоточенного стояния никогда не кончалась.
Грохочут валуны - они скатываются по твоим бокам. Они отзываются далёким эхом. Со временем ты не ощущаешь этого больше. Скалы ничего не чувствуют, ничему не противостоят, они всё принимают. Какая разница - если ничто не способно причинить им увечье. Если всё, ради чего они стоят на своём месте, - вечность. Конечно, скала может сделать шаг и ещё шаг. Но тогда, словно спелые яблоки с переполненных ветвей, посыплются с неё камни. Нужно быть осторожной: вечность не терпит скоротечности.