Владимир Щировский. Стихи
Как это произошло - не знаю. Вчера в моей вечерней записи должна была быть подборка стихов Владимира Щировского и одно - Олега Дозморова. Вся вторая часть отчего-то скрылась. Но эти стихи стоят того, чтобы вы о них узнали, если не читали прежде, как я. (Не зря же я говорила о том, что хорошие книги и хорошие поэты нас всегда образовывают.)
НА МОТИВ ЩИРОВСКОГО
На голом пляже, где воняют водоросли,
где хорошо готовить барбекю,
куда обломки рыболовной отрасли,
давно уже лежащей на боку,
выбрасывают чайкам на съедение
тухлятину, сегодня ни души.
Сверни давай свое природоведенье,
о чем-то злободневном напиши.
Ну, скажем, так: в России власть в прострации,
и разогнали несогласных марш,
свободы подвергаются кастрации,
из населенья производят фарш
усилиями тележурналистики.
Нет, лучше равнодушный говор волн!
Пусть в поднебесье ветр знакомый листики
колеблет, воет двухмоторный челн
и сладкий голос Бейонсе ли, Мадонны ли
заманивает вечерами в клуб
с туземными тупыми примадоннами
твой небольшой голубоглазый труп.
Это - стихи Олега Дозморова. Источник мотива -
***
В балетной студии, где пахнет, как в предбаннике,
Где слишком много света и тепла,
Где вьются незнакомые ботанике
Живых цветов громадные тела,
Где много раз не в шутку опозорены,
Но всё ж на диво нам сохранены,
Еще блистают ножки Терпсихорины
И на колетах блещут галуны;
Где стынет рукописная Коппелия,
Где грязное на пультах полотно,
Где кажется вершиной виноделия
Бесхитростное хлебное вино,
Где стойко плачут демоны ли, струны ли,
Где больше нет ни счастья, ни тоски,
Где что-то нам нездешнее подсунули,
Где всё не так, где всё не по-людски, -
В балетной студии, где дети перехвалены,
Где постоянно не хватает слов, -
Твоих ногтей банальные миндалины
Я за иное принимать готов.
И трудно шевелиться в гуще воздуха,
И ведьмы не скрывают ржавых косм,
И все живет без паузы, без роздыха,
Безвыходный, бессрочный микрокосм.
1939
NB! Стихотворение, по уточнению самого Олега Дозморова, и является собственно источником. (Я же, говоря об "источнике", имела в виду не конкретное произведение, но вообще поэзию В. Щировского.)
***
Вчера я умер и меня
Старухи чинно обмывали.
Потом - толпа и в душном зале
Блистали капельки огня.
И было очень тошно мне
Взирать на смертный мой декорум,
Внимать безмерно глупым спорам
О некой Божеской стране.
И становился страшным зал
От пенья, ладана и плача...
И, если б я бы вам сказал,
Что смерть свершается иначе...
Но мчалось солнце, шла весна,
Звенели деньги, пели люди,
И отходили от окна,
Случайно вспомнив о простуде.
Сквозь запотевшее стекло
Вбегал апрель крылатой ланью.
А в это время утекло
Моё посмертное сознанье.
И друг мой надевал пальто,
И день был светел, светел, светел...
И как я перешёл в ничто -
Никто, конечно, не заметил.
1929
***
Вселенную я не облаплю -
Как ни грусти, как ни шути,
Я заключен в глухую каплю -
другую каплю - нет пути.
***
Горсовет, ларек, а дальше -
Возле церкви клуб.
В церкви - бывшей генеральши
Отпевают труп.
Стынет дохлая старуха,
Ни добра, ни зла.
По рукам мертвецким муха
Тихо проползла.
А у врат большого клуба
Пара тучных дев
Тянут молодо и грубо
Площадной напев:
«Мы на лодочке катались,
Золотой мой, золотой,
Не гребли, а целовались...»
«...Со святыми упокой...»
Церкви, клуба, жизни мимо
Прохожу я днесь.
Всё легко, всё повторимо,
Всё привычно здесь.
Как же мне не умилиться,
Как же не всплакнуть,
Поглядев на эти лица
И на санный путь?
Ты прошла, о генеральша,
Ты идешь, народ, -
Дальше, дальше, дальше, дальше,
Дальше - всё пройдет.
Дан томительный клубок нам,
Да святится нить...
Но зачем же руки к окнам
Рвутся - стекла бить?
1930, Харьков
***
Нет, мне ничто не надоело!
Я жить люблю. Но спать - вдвойне.
Вчера девическое тело
Носил я на руках во сне.
И руки помнят вес девичий,
Как будто все еще несут...
И скучен мне дневной обычай -
Шум человеков, звон посуд.
Все те же кепи, те же брюки,
Беседа, труд, еда, питье...
Но сладко вспоминают руки
Весомость нежную ее.
И слыша трезвый стук копытный
И несомненную молву,
Я тяжесть девушки небытной
Приподнимаю наяву.
А на пустые руки тупо
Глядит партийный мой сосед.
Безгрешно начиная с супа
Демократический обед.
***
Возник поэт. Идет он...
Е. Баратынский
Убийства, обыски, кочевья,
Какой-то труп, какой-то ров,
Заиндевевшие деревья
Каких-то городских садов,
Дымок последней папиросы...
Воспоминания измен...
Светланы пепельные косы,
Цыганские глаза Кармен...
Неистовая свистопляска
Холодных инфернальных лет,
Невнятная девичья ласка...
Всё кончено. Возник поэт.
Вот я бреду прохожих мимо,
А сзади молвлено: чудак...
И это так непоправимо,
Нелепо так, внезапно так.
Постыдное второрожденье:
Был человек - а стал поэт.
Отныне незаконной тенью
Спешу я сам себе вослед.
Но бьется сердце, пухнут ноги...
Стремясь к далекому огню,
Я как-нибудь споткнусь в дороге
И - сам себя не догоню.
1929
***
Город блуждающих душ, кладезь напрасных слов.
Встречи на островах и у пяти углов.
Неточка ли Незванова у кружевных перил,
Дом ли отделан заново,
Камень ли заговорил.
Умер монарх. Предан земле Монферан.
Трудно идут года и оседает храм.
Сон Фальконета - всадник, конь и лукавый змий,
Добела раскаленный в недрах неврастений.
Дует ветер от взморья, спят манжурские львы,
Юноши отцветают на берегах Невы.
Вот я гляжу на мост, вот я окно растворил,
Вьется шинель Поприщина у кружевных перил...
Серенькое виденьице, бреда смертельный уют...
Наяву кашляют бабушки и куры землю клюют.
Наяву с каждой секундой всё меньше и меньше меня,
Пылинки мои уносятся, попусту память дразня,
В дали астрономические, куда унесены -
Красные щеки, белые зубы и детские мои штаны.
1936-1940
Стихи можно почитать, например, здесь: http://www.rvb.ru/np/publication/01text/01/schyrovsky.htm
НА МОТИВ ЩИРОВСКОГО
На голом пляже, где воняют водоросли,
где хорошо готовить барбекю,
куда обломки рыболовной отрасли,
давно уже лежащей на боку,
выбрасывают чайкам на съедение
тухлятину, сегодня ни души.
Сверни давай свое природоведенье,
о чем-то злободневном напиши.
Ну, скажем, так: в России власть в прострации,
и разогнали несогласных марш,
свободы подвергаются кастрации,
из населенья производят фарш
усилиями тележурналистики.
Нет, лучше равнодушный говор волн!
Пусть в поднебесье ветр знакомый листики
колеблет, воет двухмоторный челн
и сладкий голос Бейонсе ли, Мадонны ли
заманивает вечерами в клуб
с туземными тупыми примадоннами
твой небольшой голубоглазый труп.
Это - стихи Олега Дозморова. Источник мотива -
***
В балетной студии, где пахнет, как в предбаннике,
Где слишком много света и тепла,
Где вьются незнакомые ботанике
Живых цветов громадные тела,
Где много раз не в шутку опозорены,
Но всё ж на диво нам сохранены,
Еще блистают ножки Терпсихорины
И на колетах блещут галуны;
Где стынет рукописная Коппелия,
Где грязное на пультах полотно,
Где кажется вершиной виноделия
Бесхитростное хлебное вино,
Где стойко плачут демоны ли, струны ли,
Где больше нет ни счастья, ни тоски,
Где что-то нам нездешнее подсунули,
Где всё не так, где всё не по-людски, -
В балетной студии, где дети перехвалены,
Где постоянно не хватает слов, -
Твоих ногтей банальные миндалины
Я за иное принимать готов.
И трудно шевелиться в гуще воздуха,
И ведьмы не скрывают ржавых косм,
И все живет без паузы, без роздыха,
Безвыходный, бессрочный микрокосм.
1939
NB! Стихотворение, по уточнению самого Олега Дозморова, и является собственно источником. (Я же, говоря об "источнике", имела в виду не конкретное произведение, но вообще поэзию В. Щировского.)
***
Вчера я умер и меня
Старухи чинно обмывали.
Потом - толпа и в душном зале
Блистали капельки огня.
И было очень тошно мне
Взирать на смертный мой декорум,
Внимать безмерно глупым спорам
О некой Божеской стране.
И становился страшным зал
От пенья, ладана и плача...
И, если б я бы вам сказал,
Что смерть свершается иначе...
Но мчалось солнце, шла весна,
Звенели деньги, пели люди,
И отходили от окна,
Случайно вспомнив о простуде.
Сквозь запотевшее стекло
Вбегал апрель крылатой ланью.
А в это время утекло
Моё посмертное сознанье.
И друг мой надевал пальто,
И день был светел, светел, светел...
И как я перешёл в ничто -
Никто, конечно, не заметил.
1929
***
Вселенную я не облаплю -
Как ни грусти, как ни шути,
Я заключен в глухую каплю -
другую каплю - нет пути.
***
Горсовет, ларек, а дальше -
Возле церкви клуб.
В церкви - бывшей генеральши
Отпевают труп.
Стынет дохлая старуха,
Ни добра, ни зла.
По рукам мертвецким муха
Тихо проползла.
А у врат большого клуба
Пара тучных дев
Тянут молодо и грубо
Площадной напев:
«Мы на лодочке катались,
Золотой мой, золотой,
Не гребли, а целовались...»
«...Со святыми упокой...»
Церкви, клуба, жизни мимо
Прохожу я днесь.
Всё легко, всё повторимо,
Всё привычно здесь.
Как же мне не умилиться,
Как же не всплакнуть,
Поглядев на эти лица
И на санный путь?
Ты прошла, о генеральша,
Ты идешь, народ, -
Дальше, дальше, дальше, дальше,
Дальше - всё пройдет.
Дан томительный клубок нам,
Да святится нить...
Но зачем же руки к окнам
Рвутся - стекла бить?
1930, Харьков
***
Нет, мне ничто не надоело!
Я жить люблю. Но спать - вдвойне.
Вчера девическое тело
Носил я на руках во сне.
И руки помнят вес девичий,
Как будто все еще несут...
И скучен мне дневной обычай -
Шум человеков, звон посуд.
Все те же кепи, те же брюки,
Беседа, труд, еда, питье...
Но сладко вспоминают руки
Весомость нежную ее.
И слыша трезвый стук копытный
И несомненную молву,
Я тяжесть девушки небытной
Приподнимаю наяву.
А на пустые руки тупо
Глядит партийный мой сосед.
Безгрешно начиная с супа
Демократический обед.
***
Возник поэт. Идет он...
Е. Баратынский
Убийства, обыски, кочевья,
Какой-то труп, какой-то ров,
Заиндевевшие деревья
Каких-то городских садов,
Дымок последней папиросы...
Воспоминания измен...
Светланы пепельные косы,
Цыганские глаза Кармен...
Неистовая свистопляска
Холодных инфернальных лет,
Невнятная девичья ласка...
Всё кончено. Возник поэт.
Вот я бреду прохожих мимо,
А сзади молвлено: чудак...
И это так непоправимо,
Нелепо так, внезапно так.
Постыдное второрожденье:
Был человек - а стал поэт.
Отныне незаконной тенью
Спешу я сам себе вослед.
Но бьется сердце, пухнут ноги...
Стремясь к далекому огню,
Я как-нибудь споткнусь в дороге
И - сам себя не догоню.
1929
***
Город блуждающих душ, кладезь напрасных слов.
Встречи на островах и у пяти углов.
Неточка ли Незванова у кружевных перил,
Дом ли отделан заново,
Камень ли заговорил.
Умер монарх. Предан земле Монферан.
Трудно идут года и оседает храм.
Сон Фальконета - всадник, конь и лукавый змий,
Добела раскаленный в недрах неврастений.
Дует ветер от взморья, спят манжурские львы,
Юноши отцветают на берегах Невы.
Вот я гляжу на мост, вот я окно растворил,
Вьется шинель Поприщина у кружевных перил...
Серенькое виденьице, бреда смертельный уют...
Наяву кашляют бабушки и куры землю клюют.
Наяву с каждой секундой всё меньше и меньше меня,
Пылинки мои уносятся, попусту память дразня,
В дали астрономические, куда унесены -
Красные щеки, белые зубы и детские мои штаны.
1936-1940
Стихи можно почитать, например, здесь: http://www.rvb.ru/np/publication/01text/01/schyrovsky.htm