1989 - шахтерские забастовки в Кузбассе
ПЕРВЫЕ ДНИ
То был июль как июль. Теплынь. Грибная пора. Временами налетали быстрые фиолетовые грозы и, отбомбившись в полчаса, исчезали, оставляя после себя парящий асфальт…
.
На площади перед Кемеровским обкомом КПСС жёлтая бочка с надписью «Квас». У газона, прямо под памятником вождю мирового пролетариата, зелёная туристская палатка. Перед первомайской трибуной, украшенной гербом СССР, вольно сидят и лежат рабочие кемеровских шахт. Они пришли сюда пешком с рудника, с тамошней площади перед райисполкомом - эта площадь показалась мужикам важнее.
.
Забастовщики выстроились в очередь за бесплатным питьём, бегают в туалеты. И скучают, отводя душу разговорами. Малолюдно. Разве что в проулке между зданиями КГБ и «Кузбассугля» тусуется группка любопытных иноземного вида, ждёт, когда ж наконец ребята начнут штурмовать «оплоты реакции»… Но всё тихо.
.
Десятидневная «июльская революция» пришла в Кемерово на излёте. В Междуреченске стачка разгорелась раньше. Её начали 80 горняков ночной смены шахты им. Шевякова. Они, поднявшись на-гора, не сдали светильники и самоспасатели, не разошлись по домам - вышли на площадь перед городским комитетом партии…
.
Настоящей столицей угольного края на то время стал Прокопьевск, куда съехались посланцы всех шахтёрских (да и некоторых нешахтёрских тоже) городов и где закипели митинговые страсти.
.
Штабом забастовщики выбрали Дом культуры им. Артёма. Говорили много и бестолково (областное радио вело прямую трансляцию). Обо всём - хотелось выговориться не только шахтёрам, заходили люди с улицы и рвали друг у друга микрофон.
В основном ругались на привилегии начальства, которое колбасу ест каждый день, и на дефицит. А дефицитом тогда было всё - и колбаса, и отдых в Сочи. И книги тоже были в этом ряду. И автомобили, даже «Запорожцы». И мыло - одна моя знакомая затеяла по случаю дефицита коллекцию. Представляете: коллекция мыла!
.
Собственно говоря, всё из-за этого мыла-то и началось: пришли междуреченские мужики в мойку после смены, а там ни куска. Между тем несколькими месяцами ранее горняки именно этой шахты им. Шевякова, предводительствуемые малость заполошным горным мастером Валерием Кокориным, писали в разные адреса насчёт своих внутришахтовых беспорядков. «Активная жизненная позиция» (вот вам формула прошлых лет - к активности во имя «перестройки» призывали всю сознательную часть общества) не нашла отклика в руководящих кругах, и тогда Кокорин со товарищи составил список требований из 21 пункта, пригрозив в случае невыполнения их забастовкой.
.
Требования - на четвёртом году «перестройки» - вновь проигнорировали, и мужики, с утра собравшись в толпу, поехали в горком за правдой.
.
В сущности, эти требования не выходили за пределы обычных профсоюзных: всё то же мыло и полотенца в мойке, беспроблемная доставка на работу, спецодежда.
Разве что часть их выходила за пределы компетенции шахтовой и городской власти.
Ещё в этом ряду пункт насчёт снабжения продуктами - снабжение тогда было централизованным, по фондам, составлявшимся в Москве.
..
Ну, ещё потребовали снять с работы директора - не справляется, дескать.
Предложили вывешивать на всеобщее обозрение заработки многочисленных конторских работников - в них с долей справедливости подозревали захребетников, потому что на иных шахтах контора была многочисленнее подземников.
И ещё прозвучало совершенно ПО-СОВЕТСКИ СОЗНАТЕЛЬНОЕ (хотя и полуграмотное по форме) требование к общественным организациям, вот оно дословно: «В ближайшее время обновить и задействовать, чтобы партком и профком были авангардами в нашей советской перестройке, а не плестись в хвосте».
.
В принципе похожими на это были и требования общекузбасской забастовки, сведённые днями позже в единый узелок в Прокопьевске.
Чтоб митинговой анархии придать что-то осмысленное, там избрали региональный забастовочный комитет, по два человека от города, пригласив в председатели Теймураза Авалиани.
Этот человек пользовался тогда большим авторитетом: когда-то не побоялся написать самому Брежневу о недостатках СИСТЕМЫ, за что чуть не попал в «психушку». А как пришли перестроечные послабления, коммуниста Авалиани за безусловную смелость и отчасти «упёртую» принципиальность избрали народным депутатом СССР.
.
Председатель был опытный человек с прошлым хозяйственного руководителя (начальствовал на объединении «Кузбассобувь» в Киселёвске) и привнёс рационализм в «кипит наш разум возмущённый». Требования бастующих были разделены на уровни компетенции: эти, мол, относятся к Центру, эти - к отрасли, те - уровень города или области. Принципиально важным стало, что уже в преамбуле предварительного соглашения между комиссией Верховного Совета СССР и стачкомом недвусмысленно снималась вина с бастующих - таковую возложили на власть.
.
Замечу, что никакой ПОЛИТИКИ, как она сейчас понимается, в тех требованиях не было.
Были разве что какая-то окрылённость, народный подъём: вот он, «гегемон», наконец-то проснулся.
И вот власть - пускай она выходит из кабинетов на «площади несогласия», мы с ней будем решать наши проблемы «здесь и сейчас».
.
Повторяю, все рассуждения забастовщиков зиждились на «социалистической платформе».
Претензии были к партийно-государственной номенклатуре, но партия КПСС так и оставалась партией рабочих.
Это, помнится, несколько позже специально отметил один из вожаков забастовки, электрослесарь шахты «Первомайская» (город Берёзовский) и будущий председатель Совета рабочих комитетов Кузбасса (он вскоре сменил Авалиани на этом посту и потом стал рьяным антикоммунистом) Вячеслав Голиков.
.
Он вообще-то был беспартийным, но слыл весьма начитанным в классиках марксизма - очень уважал, к примеру, Владимира Ильича Ленина за острый и гибкий тактический ум (так и сказал в интервью газете забастовщиков - она появилась к концу года).
И ещё был сторонником самостоятельности предприятий - тоже от начитанности и от близких контактов с земляком-экономистом с Черниговского разреза Мишей Кислюком, будущим, между прочим, губернатором, а тогда для всех просто Мишей.
.
Про самостоятельность и хозрасчёт (но ещё не про рыночную экономику и никоим боком про частную собственность на средства производства и, значит, про капитализм) тогда говорили много.
.
В народном понимании всему мешали проклятые бюрократы, которых развелось немерено.
От них страдают и простые работяги, и руководители, которых не допускают до самостоятельности.
И так во всех отраслях народного хозяйства.
И на шахте - план.
И на фабрике детских игрушек - план. И, представьте себе, даже в сельском хозяйстве, самом зависимом от колебания стихий, тоже планы и графики…
.
Короче, требования (включая самое радикальное и в то же время декларативное, потому что суть его мало кто понимал, - насчёт постепенного перехода к хозяйственной самостоятельности предприятий) составили, чтобы, имея их, встретиться с партийно-правительственной делегацией в понедельник, 17 июля.
.
ГОРНЯЦКИЕ ОБИДЫ
Общественные настроения тех лет были смутны, но интересны. Разумеется, «перестройка» (иначе, чем в кавычках, это слово я нынче не воспринимаю - непонятно, что оно значило ТОГДА, чего хотели достичь, уж явно не того, что творится СЕЙЧАС) была инициирована сверху. Синонимами «перестройки» были «ускорение» и «демократизация».
.
В плане «демократизации» поначалу разрешили альтернативные выборы в партийных комитетах. Одними из первых тут были кузбассовцы - избрав первого секретаря на партконференции в одном из сельских районов.
.
Наиболее понятным было всё же «ускорение».
Сегодняшние учёные связывают в исторической ретроспективе наше «ускорение» (речь, понятное дело, о техническом прогрессе, который должен основываться на достижениях науки) с научно-технической революцией на Западе.
Там, дескать, помог энергетический кризис, разразившийся в начале 1970-х годов.
Именно тогда возникла потребность в радикальном обновлении технической структуры, в разработке и внедрении во все отрасли промышленности экономичных технологий, машин и оборудования.
.
Параллельно там свёртывали отрасли с низкотехнологической материально-технической базой.
В первую очередь это касалось горнодобывающей промышленности и металлургии. Их либо обновляли, либо закрывали - как Маргарет Тэтчер британскую угольную отрасль.
.
Престарелая руководящая головка СССР и КПСС вовремя не восприняла этот посыл, они были «сами с усами».
Или восприняла его с запозданием - у нас энергетического кризиса быть не могло.
И безработицы - никто не собирался закрывать нерентабельные промышленные предприятия, они так или иначе были встроены в социалистическую систему хозяйствования.
По принципу: раз в год мужику может потребоваться серп, так пусть и висит в чулане.
А применительно к угольной отрасли: нужен для выплавки каких-то особых металлов уголь редкостной марки «К», значит, пусть будет шахта «Карагайлинская» (ныне, однако, закрытая).
.
И ещё важная деталь: ежели там, где вовсю шла научно-техническая революция, «работяга», постоянно учась, со временем вырастал в младший технический персонал, в «синего воротничка», то у нас было радикально наоборот: в шахту шли люди с высшим образованием.
В школах шахтёрских городов и посёлков среди учащихся была популярна пословица «на наш век лопат хватит»: кончил школу и курсы рабочего обучения (КРО) - и получаешь на руки больше инженера.
.
Так что в забое можно было встретить не только заскорузлого мужика с семилеткой (а то и с начальным образованием) и двадцатилетним опытом умения работать лопатой, но и бывшего инженера-электронщика, врача, да того же горного инженера, которому не хотелось начинать жить со 120 рублей в то время, когда «работяга» стартовал с 300-400 целковых.
..
Добавлю сюда традиционно хорошее отношение к шахтёрам со стороны государства. Кто на первых страницах газет? Они - чумазые разработчики недр. В каких городах СССР лучшее снабжение? Естественно, в горняцких.
.
Теймураз Авалиани в своих записках о забастовке вспоминает 1950-е годы, когда в Киселёвске, куда он приехал с семьёй, в магазинах была благодать, как в нынешнем супермаркете: только мяса семь сортов.
Плюс рыба и икра. В промтоварных универмагах шубы из натурального меха.
Хочешь машину, «Москвич» или «Победу», - пожалуйста.
В благоустроенные квартиры-«сталинки», цена на которые зашкаливает выше крыши, никто особо не стремился: памятуя крестьянское прошлое, держались за бараки, где у каждого стайка и приусадебный участок.
.
Зарабатывали шахтёры дай бог каждому, а покупательная способность тогдашнего рубля давала им обширные возможности.
И, добавлю, ничего, кроме угля (плюс металлургия), от Кузбасса не требовали - такова была узкая специализация нашего региона, - взамен же государство давало всё, что нам нужно, от велосипедов до носков.
.
Но потом стали давать меньше. Критический настрой в обществе, накопленный за годы «брежневщины» (как мы потешались над его пятижды геройством), был потенциально более разрушителен, нежели мыслилось наверху.
.
Экономический кризис шёл рука об руку с социальным. А ослабление репрессивного давления родило «гласность». Не только «прожектор перестройки» или газетную критику бюрократии. Но и политические клубы. В Новокузнецке такой задумывался как «антиалкогольный», но понемногу стал обсуждать социально-экономические проблемы общего порядка.
.
В спектре общественных настроений и разговоров (в том числе кухонных, под водочку) было очень многое: от возможности многоукладной экономики при социализме до возвращения к историческим корням.
.
Наиболее интересным в Кузбассе был политический клуб «Рабочий».
Названием подчеркнули, значит, кто в доме хозяин, кто в стране «гегемон». А хозяин и «гегемон», разумеется, народ - это ему принадлежат все средства производства. Данный постулат сомнениям не подвергался.
.
В сущности, июльская забастовка, оформившаяся в нечто осмысленное в Прокопьевске, стала концентрацией господствовавших в обществе настроений и дискуссий, которые велись на многочисленных в ту пору собраниях - партийных, профсоюзных, комсомольских.
Костяком стачки стали коммунисты - традиционно самая активная часть общества.
Среди членов рабочих комитетов их было (подсчёты Теймураза Авалиани) свыше половины.
При выборах в областной Совет 1989 года большинство кандидатов от рабочего движения - коммунисты.
.
Тут, конечно, оговорюсь: среди остальных бродило много всякого тёмного народу. В том числе и не однажды судимые.
В Кемеровской области, по негласной статистике, каждый третий взрослый имел в биографии судимость…
.
А дальше надо будет подчеркнуть разницу не только между непутёвыми шахтёрами и властью, но и между верховной партийно-государственной бюрократией, сохранившей привычку к абсолютному послушанию нижестоящих, и членами партии, скажем так, «низшего звена».
В 1987 году ЦК КПСС призвал осторожнее отнестись к различным «самодеятельным объединениям» и тупо проводил эту линию всё последующее время. Номенклатура хотела иметь демократию без оппозиции, а свободу слова без критики власти.
.
ЧТО БЫЛО ПОТОМ
Протокол между забастовщиками и партийно-правительственной делегацией во главе с членом Политбюро Николаем Слюньковым был подписан в Прокопьевске.
Он назывался «Протокол о согласованных мерах между региональным забастовочным комитетом Кузбасса и комиссии ЦК КПСС, Совета Министров и ВЦСПС». Дата подписания - 17-18 июля 1989 года.
Кончался документ 35-м пунктом: «Установить действенный контроль с обеих сторон за выполнением настоящего решения».
.
Атмосфера, отмечает в воспоминаниях Авалиани, была взаимоуважительной, и это понятно - представители правящей партии, основой которой оставался рабочий класс, встретились с рабочими, которых выдвинула митинговая стихия (в непогрешимость «прямой демократии» тогда ещё верили).
.
Первые пункты памятных соглашений подталкивают не к свержению социализма (и даже не к «реструктуризации» угольной промышленности по рецептам Мирового банка, чуть не погубившим Кузбасс),
они требуют от верховной власти наконец-то заняться экономикой.
И общесоюзной, и региональной.
Например, решить, каков государственный заказ на уголь - сколько его державе надо.
И что делать со сверхплановым топливом - его на угольных складах к июлю 1989 года скопилось 12 миллионов тонн, около десяти процентов годовой добычи, того гляди загорится?
Может, продавать японцам?
.
Ещё раз скажу: мало кто тогда (а также сейчас) толково представлял, что такое «региональный хозрасчёт», но о хозрасчёте всё равно заявили и поручили соображать, что это такое, Кемеровскому облисполкому.
.
Ну, добавим сюда общероссийские проблемы по стимулированию производительного труда, по установлению норм выработки в зависимости от условий залегания пластов и расценок за них - давно назревший вопрос, который вполне по разуму было бы решить если не в «Кузбассугле», то в Минуглепроме, которым руководил Михаил Щадов, хоть и чиновник, но человек уважаемый в горняцких низах.
..
Дальше шли «колбасные» требования.
Впрочем, не такие уж и колбасные, хотя были там пункты и о мясе, и о масле, и о тряпках с бытовой техникой. О мыле, естественно, тоже: власть обязалась немедленно поставить в Кузбасс полторы тысячи тонн хозяйственного и столько же туалетного.
Вся «политика» началась после подписания всех протоколов и дополнений к ним.
Когда вожакам забастовщиков стало нечем заняться.
Январём 1990 года было принято постановление Совмина «О социально-экономическом развитии Кемеровской области в 1991-1995 годах».
Именно тогда, когда надо было бы успокоиться.
Но окрылённые всеобщим вниманием лидеры рабочего движения уже «подсели на иглу» политики.
..
Вслед за ними «подсели на иглу» и все мы, вроде зрелые люди, влюбившиеся, словно дети, в своих «рабочих лидеров».
..
Ох, каких только гонцов со всего света мы не видели у себя в Кузбассе в 1989-90-91-м годах!
Корреспонденты информационных агентств, телевизионщики и газетчики суют микрофоны, целятся видео- и фотокамерами, депутаты Межрегиональной группы подсказывают ответы.
Скромного замдиректора угольного разреза Мишу Кислюка газета «Лос-Анджелес Таймс» называет «экономическим гуру рабочего движения».
Старший механик шахты «Капитальная» Саша Асланиди даёт интервью «Маяку».
Электрослесаря Славу Голикова приглашают в Президентский совет.
Бесчиновного Славу Шарипова зовут в Америку - посмотреть, какие у них условия труда в шахтах, - и подталкивают к мысли о создании Независимого профсоюза горняков вместо «государственного» углепрофсоюза.
.
А мы, повторяю, влюблены, как дети, в этих людей.
Смотри, какие смелые. Какие умные. Как ценят свободу.
Мы не видим их внезапно возникшей склонности к интригам и «подковёрной борьбе».
.
Вот «уходят» Теймураза Авалиани - после нескольких неудачных попыток «свалить» вынуждают его собственноручно отказаться от председательства в Совете рабочих комитетов (так стал называться стачком).
Вот начинается свара в областном Совете - кто прав, кто виноват, не понять, все говорят, чтобы «вставить перо» оппоненту.
Потом проходит чистка в печатном издании Совета рабочих комитетов - «Нашей газете», и первым оттуда вынуждают уйти Леонида Сергачёва, одного из идеологов забастовки и общественного движения, названного Союзом трудящихся Кузбасса
Осерчавший Тулеев характеризует бывших стачкомовцев как новых бюрократов.
Из народного доверия и обожания возникший слой управленцев, чуть что не их, мог шандарахнуть дубиной забастовки.
И политика им теперь стала, как коту валерьянка.
.
В этом дурмане мы продвигаемся дальше и дальше.
И вот возникает «крестовый поход» против коммунизма и советского строя.
Конечно, изначально враждебной народу власть Советов объявляют не сразу - поначалу рабочкомовцы всего лишь отказываются от лозунга «Вся власть Советам!». А потом и от всего остального.
.
И вот уже нет Советского Союза, и не с кого спросить за невыполнение договорённостей и планов союзного правительства по улучшению жизни в Кузбассе.
И областной центр Кемерово перестаёт быть шахтёрским - все семь наших шахт попадают под каток «реструктуризации», и город, а там и область становятся «депрессивным регионом».
Всё это буквально через пять, максимум шесть лет после забастовки, закончившейся такими надеждами на лучшее…
.
ПОСЛЕ СССР
Всё туда двигалось. В эту «чёрную дыру».
Понемногу: с «вольных» депутатских речей, с «демплатформы» в КПСС (и такой же «платформы» в нашем местном совете), с новообразованных партий, назвавших себя «демократическими».
Вот они, «коммуняки», виновные во всём. Нужно покаяние.
А не покаются - тогда запрет на профессию.
И члены КПСС, чтоб не быть заодно с «преступной организацией» (построившей из разрушенной двумя мировыми войнами страны сверхдержаву, которой, прямо скажем, на последнем этапе существования сильно не повезло с руководителями), начинают массово избавляться от партийных билетов.
.
А уже избавившиеся от партбилетов лидеры рабочего движения выбирают себе кумира - Бориса Ельцина.
Или он их выбирает?
Грозят политическими забастовками противникам нового вождя.
Один из моих друзей, сидевший тогда в кресле главного инженера угольного разреза, недоумевал: «Зачем бастовать? Такие возможности открываются для работы и для заработка!»
Но уже состоялся августовский спектакль 1991 года.
Компартии конец.
И победитель Ельцин едет запивать победу на правительственную дачу…
.
Плодами «революции» воспользовались не те, кто эту «революцию» делал.
Даже не рабочие комитеты, куда волна народного энтузиазма вынесла, скажем так, РАЗНЫХ людей.
.
В 1992 году рабочие комитеты ещё есть, но вес у них уже нулевой.
Функционеры «рабочего движения» (теперь это уже в кавычках) придумывают себе работу и разные конторы.
.
Александр Асланиди на иноземные гранты становится главой Центра независимой журналистики, а ведь ни дня в профессии не был.
А как гранты кончились, вроде снова ушёл в шахту - едва ли не единственный из всех.
.
Валерий Строканёв по поручению какой-то строгой международной организации одно время наблюдал за соблюдением прав человека, сегодня бумажки пишет в местном Союзе правых сил.
.
Вячеслав Голиков попытался создать Конфедерацию труда, не получилось, сейчас тоже функционер СПС.
.
Юрий Рудольф становится торговцем.
.
Геннадий Михайлец, посидев некоторое время главой областного углепрофсоюза, попадётся на спекуляции золотом и исчезает в нетях.
.
Вячеслав Шарипов бросил Независимый профсоюз горняков и ушёл в бизнес.
.
Михаил Анохин, самый интересный из всех, написал «Записки забастовщика» (не изданные).
В них он переосмысливает (подчас очень сумбурно) то, что случилось в свете последних лет, и безжалостен к себе и былым товарищам…
..
И никто не делает попыток тряхнуть стариной и, скажем, возглавить «рельсовую войну» или, на худой конец, «Союз спасения Кузбасса», детище «госпрофсоюзов» середины 1990-х. В общем, заплыли жирком былые кумиры, и мы их забыли.
.
Более или менее заметны несколько лет были Михаил Кислюк и, как ни странно, Анатолий Малыхин.
.
Кислюк несколько лет губернаторствовал. Без, мягко говоря, успехов.
А «государевым оком», то бишь представителем президента, назначили Анатолия Малыхина, понравившегося Ельцину.
Дотоле он был известен голодовкой у «шахтёрского камня» в Москве, сердобольные московские бабульки собирали для вспомоществования несчастным шахтёрам деньги.
И вот бывший ученик вспомогательной школы (газета «Левый берег» публикует его аттестат за 8-й класс - сплошь тройки, даже по физкультуре) оказывается в гражданских генералах, а спустя некоторое время и в докторах наук - хороши были раньше вспомогательные школы и их троечники…
..
Самостоятельность предприятий при Кислюке с Малыхиным становится самовластьем директоров.
«Региональный хозрасчёт» (областная администрация под идею получает в распоряжение 10-процентную квоту всей промышленной продукции, произведённой в Кузбассе) оборачивается таким воровством, какого свет не видывал.
Приватизация - «прихватизацией».
И так далее.
..
Валерий Кокорин, первый забастовщик Кузбасса, ушёл с шахты им. Шевякова (позже она сама была погублена подземным пожаром), поселился в алтайской деревне и держит пасеку. Соседям не говорит, кто такой - боится, ещё отлупят.
Василий ПОПОК, КЕМЕРОВО
Литературная газета
.
https://vas-pop.livejournal.com/2779637.html