Перевод с польского .
"Избранницы"- продолжение повести "Деревянные четки"
Писательница пишет о своём детстве,
.
Польская писательница Наталия Роллечек - личность в высшей степени примечательная.
За 100 лет своей жизни, а прожила она именно столько, и даже ещё полгода, Роллечек много чего повидала и много в чём поучаствовала лично.
Наталия Роллечек родилась в 1923 году в польском курортном местечке Закопане, близ Кракова, в семье музыканта.
Она рано лишилась отца.
И матери стоило больших трудов содержание двух дочерей - Наталии и Луции.
Рукодельные работы, которыми день и ночь занималась мать, были единственным источником средств к существованию.
После того, как мать вышла замуж вторично, в семье появилась еще одна девочка - младшая сестра Наталии и Луции - Изабелла.
.
Вскоре после этого семья вынуждена была перебраться в Краков, где отчим упорно искал работу, но тщетно.
Жилось там еще хуже, еще тяжелее.
Чтобы хоть как-то облегчить материальное положение семьи, Наталию отдали в сиротский приют при женском монастыре в Закопане, где она провела два года.
После выхода из приюта ей удалось попасть в народную школу, а затем получить среднее образование.
.
Вторая Мировая война застала её в Кракове, Наталия вступила в ряды польского Сопротивления Армии Крайовой, была близким другом и помощницей Кароля Войтылы, впоследствии ставшего известным всему миру как римский папа Иоанн Павел Второй.
Находясь в подполье, она вынуждена была менять десятки профессий и переезжать с места на место.
По окончании войны Роллечек училась в университете и одновременно работала.
После выхода в свет "Деревянных четок" она уверовала в свои писательские возможности, стала литератором-профессионалом...
Во второй книге (продолжение) младшую девочку, чтобы хоть как-то свести концы с концами, отдают в монастырский приют.
Писательница вводит нас в обстановку женского католического монастыря, содержащего приют для девочек-сирот, но больше похожего на каторжную тюрьму.
Ужасны условия жизни небольшого коллектива сирот, запертых в монастыре.
Они испытывают страшную нужду и голод, живут в грязи, непрерывно подвергаются издевательствам со стороны монахинь.
Голод, холод, антисанитария, тяжёлый труд и бесконечные внушения - молитвы - вот и вся жизнь..
Отрывок под катом
.
.
- В скором времени к нам пожалует новая сестра! - сообщила во время вечерней молитвы сестра Алоиза.
- Хоровая или конверская? - поинтересовалась Йоася.
.
У сестры Алоизы от удивления взметнулись брови.
- Этот вопрос просто неуместен в твоих устах, Йоася. Вы все должны своим скромным поведением и радушным отношением завоевать дружбу новой сестры.
- А, значит - хоровая, - заключила Гелька, когда мы уже укладывались спать. - С конверской наши сестрички не разводили бы таких церемоний.
.
- Какие же обязанности поручат ей? - полюбопытствовала Зоська. - Наверно, по белошвейной мастерской, а то ведь сестра Юзефа больна.
- Эта новая сестра - из благородных, - отозвалась Янка. - Матушка-настоятельница рассказывала о ней моей тете.
- И вовсе не из таких уж благородных! Она постриглась в монахини назло своим родителям, потому что они не разрешили ей стать цирковой артисткой. А у нее было такое влечение к этому.
.
- К чему?
- Я же говорю: к цирку. Она умела прыгать через обруч и вообще была очень способная. Сестра Дорота обо всем мне рассказала.
- В нее, кажется, безумно влюбился какой-то старик богач! И перед смертью записал на нее все свое достояние. Она воспитывалась в монастыре. И вот там-то сестры внушили ей мысль о божественном призвании. Они хотели, чтобы все ее богатства достались монастырю.
.
- Как бы не так! Да она бедна, как церковная мышь, - возразила Казя. - Но она - племянница самой матушки-генералки. И вы увидите, как станут лебезить перед ней сестрички!
.
- А я слышала, что она была негодницей, - вновь отозвалась Янка.
- Как это так - негодницей? - заинтересовались все.
- А так, в нее был влюблен один ксендз.
- Ну и что?
- Как что? И она каждый день торчала у окна, чтобы он мог ее видеть.
- И больше ничего?
.
- Ничего.
- Э, так в этом нет ничего особенного. Сестра Дорота тоже всегда стоит у окна, когда гуралы вывозят навоз из хлева. Вот если бы монахиня убежала с ксендзом, тогда бы она была негодницей. А так - что…
.
Этими словами Гелька прекратила дискуссию.
.
Погасла лампочка, тускло мерцавшая под самым потолком.
Наступила ночь - тягостно удушливая от вони и холодная, как все зимние ночи в приюте.
Ветер бешено ломился в деревянные стены.
Трещал прогнивший потолок.
Стоило оторвать голову от соломенной подушки, как ледяная струя воздуха сразу же начинала обвевать щеки.
.
Малыши всем телом прижимались к щуплому матрасу, будто стараясь слиться с жестким мешком, влезть в него.
Старшие девочки натягивали на головы одеяла и лежали в полной апатии ко всему окружающему.
Время от времени кто-нибудь поднимался на своей койке, растирал окоченевшие ноги и, подышав на руки, вновь грохался на жесткую соломенную подстилку,
.
Я оторвала голову от подушки.
- Ты что, Сабинка, плачешь? - Я соскочила с койки и подбежала к ней. - Почему ты плачешь?
.
- Потому что завтра кончают колоть дрова.
- Ну, ничего не поделаешь, моя дорогая.
.
Довольная своим утешением, я вернулась на койку.
На другой день, после возвращения из школы, мы снова застали Сабину у окна.
Когда по коридору проходила монахиня, Сабина делала вид, что взрыхляет землю в ящике с пеларгониями.
Испачканные глиной пальцы инстинктивно крошили сухие комочки, а подернутые, влажной пеленою глаза, покрасневшие от слез, устремлены были в окно.
.
На дворе колол дрова молодой гурал.
Лицо у него было смуглое, озорное, вьющиеся волосы блестящими шелковистыми кольцами усыпали голову.
Он снял свой полушубок и работал в одной рубахе.
.
Сабина, оставив пеларгонию, с корзиной в руке вышла на двор.
Мы столпились у окна и наблюдали за нею с насмешливым сочувствием.
.
Красивый и стройный дровосек распрямился и бросил взгляд в сторону улыбающегося личика Йоаси.
Редковолосая, плоскостопая, в грязном платье, рядом с ним Сабина выглядела мухой, запутавшейся в монастырской паутине.
Однако сама Сабина не отдавала себе в этом отчета.
Кружась около гурала и пытаясь одеревеневшими от холода пальцами оторвать примерзшие ко льду щепки, она заглядывала ему в лицо покорно и выжидательно, а он не обращал на нее ни малейшего внимания.
.
- И как ей не стыдно, - сказала Янка. - Что этот парень подумает о нас?
.
Я удивленно посмотрела на Янку. Меня вовсе не интересовало, что этот гурал подумает о нас.
Подобная мысль могла прийти в голову только "благовоспитанной девочке из хорошего дома", каковой, без сомнения, была Янка.
.
Однако, поскольку и меня, как и каждую из нас, вгонял в краску малейший намек на сердечные переживания, я с сочувствием смотрела на Сабину, выметавшую непослушными от холода руками снег со двора.
.
===============================================
.Над грязной постелью показалась и поманила меня тоненькая ручка Людки.
Девочка уже несколько дней лежала с высокой температурой.
Все медицинские познания наших монахинь были направлены на оказание помощи больной девчушке: ей делали припарки из зельев, горячие компрессы с овсом, холодные компрессы; ее даже остригли наголо, но все это мало помогло, и Людка собственными силами не могла уже подняться с кровати.
.
- Прошу не толпиться здесь. Вы отнимаете у Людки свежий воздух. А ну, отойдите от койки!
.
Это сестра Алоиза, незаметно вошедшая в спальню, отстранила рукою столпившихся возле больной девчат и сама склонилась над Людкой.
.
- Как чувствуешь себя, моя дорогая? Матушка-настоятельница прислала тебе на ночь компот из вишен.
.
Сестра Алоиза поставила на столик возле Людкиной кровати стакан компота и тарелку с двумя ломтиками белого хлеба. Поправляя у больной на ногах одеяло, она спросила:
.
- Прошлой ночью тебе не было холодно? Ты не кашляла?
.
- Немножко кашляла, - Людка, обрадованная вниманием, улыбнулась.
.
- А о четках не забыла?
.
- Нет…
.
- А как ты читала молитвы - лежа или на коленях?
.
- Лежа, - призналась пристыженная девчушка.
.
Монахиня села на койку и, нежно прижимая к себе руку ребенка, начала:
.
- Святая Терезка тоже была слабого здоровья, в детстве часто болела. Однако и больная, она никогда не забывала о четках и читала молитвы не лежа, а на коленях. С этого и началась, как позднее она прекрасно выразилась в своей «Истории души», ее маленькая дорога на небо. Небольшие жертвы, лишения, которыми она покоряла сердце Господа Иисуса и завоевывала любовь Божьей Матери…
.
Сестра Алоиза умолкла. Людка лежала тихо, неподвижно, напряженно всматриваясь в бледное лицо монахини, обрамленное черным велоном. Сестра Алоиза подвинулась, взяла в свои руки маленькую горящую ручонку больной.
.
- Я говорю тебе об этом потому, что и ты можешь сейчас ступить на свою маленькую дорогу на небо. Слушаешь ли ты меня, дитя?
.
- Слушаю…
.
За окном, в морозной синеве зажигаются стекляшки звезд. Из угла спальни, где чернеет силуэт монахини, склонившейся над кроватью, ползет ласковый шепот:
.
- Думала ли ты когда-нибудь о том, как счастлив тот, кто попадает с земли прямо в объятия Иисуса?
.
Людка утвердительно кивнула головой.
.
Голос монахини зазвучал еще тише и ласковее:
.
- А никогда не завидовала ты детям, которых Господь Бог призвал к себе, дал им крылышки и научил летать?
.
- Завидовала…
.
- Ну вот видишь… - Монахиня погладила девочку по остриженной головке. - Если ты умрешь, то и тебя Господь Бог возьмет к себе, сделает своим ангелом… Что же ты плачешь?
.
.Сестра Алоиза оживилась, даже слегка зарделась:
.
- Ну поглядите, что за рева! Плачет… Такая мужественная девочка, маленький «рыцарь Господа Христа», и вдруг - плакса.
Чего же ты боишься, дитя мое? Стать ангелочком своего Бога? Быть под опекой святой девы Марии?
О милая!
Да ты должна утешаться и радоваться тому, что Бог выбрал именно тебя, что он предназначил тебе смерть, дабы ты на веки веков была счастлива!
Подумай только о бедных негритенках.
Эти маленькие язычники будут завидовать твоему счастью, - они никогда не удостоятся милости созерцать в небе Матерь Божию, которая так любит всех детишек. Ну так что же, будешь ты еще плакать?
.
- Нет, - Людка вынула свою руку из руки монахини и отодвинулась на другую сторону кровати.
.
- Это хорошо, - воспитательница снова склонилась над больной и прикоснулась губами к ее лбу. - Я расскажу об этом матушке-настоятельнице. Пусть она узнает, какой из тебя вырос стойкий «рыцарь Господа Христа».
Матушка и все сестры очень радуются, что у них будет теперь на небе свой ангелочек.
..
Сестра Алоиза коснулась губами Людкиного лба, посмотрела на компот, вздохнула и, не дотрагиваясь до него, вышла.
.
В темном коридоре я преградила монахине дорогу:
.
- Прошу вас…
.
Сестра Алоиза вздрогнула, испуганно, но негромко вскрикнув, а потом, овладев собою, коротко спросила:
.
- В чем дело?
.
- Прошу ответить… - волнение сдавило мое горло, - на самом ли деле вы хотите, чтобы Людка умерла?
.
Монахиня стояла неподвижно, выпрямившаяся и надменная. Через минуту до моих ушей долетел ее шепот:
.
- Какие же вы все темные… Боже мой!..
.
Я почувствовала осторожное прикосновение руки монахини к своему плечу.
.
- Знаешь ли ты, моя дорогая, кем была мать Людки?
Дворничихой с самым мерзким поведением.
Кто ее отец, - не известно. Вполне вероятно, что, когда Людка подрастет, в ней пробудятся худшие пороки ее матери.
Так не лучше ли будет, если она умрет сейчас?
Бог в своем безмерном милосердии ниспослал ей болезнь
Каждая из вас должна желать себе такой же смерти.
Она умирает в монастыре, как «рыцарь Господа Христа» и член содалиции.
Вся наша «Евхаристичная Круцьята», ксендз-катехета, все сестры будут молиться за то, чтобы Бог сократил час ее пребывания в чистилище
. А теперь подумай, - какой была бы смерть Людки в мире, где греховный пламень пожирает людские души, а темнота затмевает свет!
.
Сестра Алоиза сделала порывистый жест рукой и, прошелестев рясой, удалилась в сторону своей кельи.
.