Наталия Роллечек повесть "Деревянные четки" (1960)
Автобиографическая повесть польской писательницы,
.
Довоенная Польша,
В семье, живущей впроголодь, три дочери - два подростка и младенец.
У родителей плохо с работой (упоминается высокий уровень безработицы в стране в это время)
В книге речь идёт о различных религиозных организациях, расплодившихся в то время.
Девочки надеялись на помощь благотворительности .
..Сестрам Луции и Тале предстоит хлебнуть казенной благотворительности до самого дна.
...
Собственно вся книга - это рассказ об этой самой благотворительности.
Которая, несмотря на внешние различия, одинакова - лицемерие, ханжество и нескрываемая неприязнь к тем, кого призвана поддерживать и кому должна помогать.
.
Они с сестрой называли этих благодетельниц "высохшими глистами"
.
Мне, сперва многое было непонятно.
Мне казалось, что когда тебе добрые люди дают талон на майку от святого Юзефа и талон на кило крупы от святого Вацлава, да еще и банку "Овомалтина", укрепляющего твое чахоточное здоровье, то это по-любому круто, даже если с тобой при этом общаются свысока и пренебрежительно.
А как еще общаться с человеком, у которого даже майки нет?
Но потом талант польской писательницы одержал победу над моими сомнениями,
.
Организованная благотворительность унизительна для всех участников,
Истинная бескорыстная помощь никогда не должна унижать тому кому она предназначена.
.
Стервятники, упивающиеся своей властью над больными и слабыми, вампиры, питающиеся чужим страданием, ханжи и филистеры, зарабатывающие себе входной билетик в царство божье, дельцы, пристроившиеся в удобную нишу, жадные потребители благодарности, глупцы, не справляющиеся с собственными проблемами и ищущие утешение в решении чужих...
.
Так что потом, уже у Диккенса, встретив плеяду его блистательных филантропок "Холодного Дома", я улыбнулась дамам, борющимся за права колонистов Бориобула-Гха, как старым добрым знакомым .
Миссис Джеллиби со своими товарками достойно пополнила коллекцию высушенных глистов пани Роллечек.
.
и акция « Дети вместо цветов» и бесконечные помогите! из телевизора, журналов, в торговых центрах.
В России более 10000!!! благотворительных организаций и фондов.
Как у нас вообще при таком количестве ещё остались больные, бедные и вообще, люди хоть с какими-то проблемами, я удивляюсь!
..
недолюбливаю профессиональных филантропов - спасибо Чарльзу Диккенсу и Наталье Роллечек за блистательные образы этих ангелов милосердия и общественной пользы, навеки поселившиеся у меня в подкорке.
А потом я еще как-то сдуру взялась материал о матери Терезе подготовить...
ну, что сказать, текст у меня в конечном счете принять отказались,
так как ждали от меня теплых и добрых слов в адрес мадам Бояджиу
- а их у меня как-то не нашлось после тщательного ознакомления с деятельностью этой замечательной святой.
.
Я не сомневаюсь, что среди профессиональных филантропов есть люди достойные,
но не могу сказать, что моя биография была богата на близкое знакомство с таковыми.
А те из моих добрых знакомых, которых волею судьбы забрасывало на какое-то время в тот или иной сияющий храм Милосердия,
-обычно либо вскоре бежали пруду изменившимся лицом,
либо изменяли это лицо до такой степени, что получались совсем уж неузнаваемыми.
вокруг этого дела будет неизбежно кружить множество стервятников, ханжей, бездельников, мошенников и истеричек
.
.
.
Безрадостная нищая жизнь семьи оживляется при появлении дам из благотворительного общества, которые, “обследовав” жильё и материальное положение семьи, изредка оставляют талоны на килограмм крупы, литр молока или пару обуви.
И вдруг - счастье!
.
Благотворители решили подарить детям из бедных семей настоящие каникулы - не в пыльном городе, а в загородных поместьях богатых членов своих обществ.
.
Таля и Луция попадают в особняк княгини, расположенный на берегу реки посреди большого фруктового сада, разбитого прямо у окраины настоящего леса.
Девочки в восторге, правда, причины у них для этого разные
- маленькая Таля, к примеру, рада, что будет вкусно обедать каждый день,
а подросток Луция - тому, что обеды эти наверняка будут подавать в красивой фарфоровой посуде, а вокруг неё будет образованное интересное общество.
.
Увы, каникулы в поместье оказываются унижением “нищебродов”.
Девочкам ставят раскладушки в комнате-кладовой, где хранят старые вещи и мебель,
столуются они с прислугой,
на верхние “господские” этажи особняка их подниматься запрещено - княгиня не любит чужих людей,
фруктовый сад тоже недоступен.
.
Девочки пытаются хоть как-то развлекаться, но все их начинанию тут же “рубятся на корню”:
обустроенный островок на ручье в лесу с построенным шалашиком разрушается хозяйскими детьми,
найденный балкончик с красивым видом на реку и лес запирается от них на ключ.
.
Остаётся только сидеть в своей кладовке и перечитывать старые выпуски журналов в ожидании обедов и ужинов.
Они даже с прислугой пообщаться не могут - та, узнав что девочки не являются ни гостьями, ни пусть даже бедными, но родственницами хозяйки, откровенно презирает их.
.
Окончательно девочек добивает вердикт княгини о будущем Луции, которая всё же надеется, что благотворительное общество поможет ей окончить школу и получить более-менее серьёзное образование.
Луция - очень любознательная и способная девочка, её мечта - университет.
Но княгиня думает иначе.
Кухарка - вот потолок для девушки из бедной семьи.
Школа поваров - единственное образование, которое благотворители готовы оплатить для Луции.
На этом каникулы заканчиваются.
.
А в памяти надолго осталось впечатление от бешенства автора, проступающего в каждом описываемом эпизоде этого памятного “отдыха”..
Роллечек пишет очень колко, едко, дерзко и эта пропасть между дворцами и хибарами у нее получается очень живой.
..
Вторая часть книги - “Клуб молодых полек” - молодая скучающая графиня отремонтировала на свои деньги заброшенное помещение и открыла в нём клуб для работающих девушек.
богатые ровесницы в клуб ходят поглазеть на "нищих мартышек" и лицемерно подарить ненужное тряпье, которое не годится и на то, чтобы пыль вытирать
Одна из подружек Луции приглашает её посетить это заведение, и девушка становится завсегдатаем клуба, потому, что больше она никуда пойти развлечься не может - средства не позволяют.
.
Постоянной работы она не находит, нанялась надомницей - вязать дещёвые шарфики из отбракованной шерсти.
А в клубе бывают концерты, можно поболтать с подружками, угоститься бесплатным лимонадом…
.Многие из них, как и Луция, тянутся к знаниям, любят читать, хотят развиваться.
Они пытаются организовать занятия по изучению истории краковского края, поездки по историческим местам, но тут же встречают противодействие графини.
Аристократка полагает, что дело бедных девушек - работа, рукоделие и танцы с такими же бедными кавалерами, но не образование.
..Третья часть - “Деревянные чётки”.
Таля в силу тяжёлых семейных обстоятельств попадает в монастырский приют.
Жизнь в приюте крайне тяжелая: девочки постоянно голодные, обязаны заниматься тяжелым трудом, жить в ужасных условиях.
Это просто описание нечеловеческих условий обитания девчонок-сирот в нищем монастыре, где нужно драться за каждый кусок хлеба, где нет и не может быть подруг, где каждая - сама за себя, где праздники - редкое событие, а тяжёлый физический труд, обиды и побои - повседневность.
Характерно , что те самые "деревянные четки" из названия повести служат сестрам-монахиням совсем не для того, чтобы считать, сколько молитв они вознесли. Нет, увесистыми деревянными шариками очень удобно хлестать по плечам и спинам покорных девочек за любую провинность потому что это можно и никто слова не скажет.
Выжить можно, если прогнуться, принять правила игры и непрестанно благодарить "ясных пани" за доброту и заботу.
Наталия Роллечек сама прожила эту жизнь и пишет об этом с гневом, испепеляющим страницы..
.Отрывок под катом
.
Мне шел тогда тринадцатый год.
Я была худощавым неуклюжим ребенком.
Луции, моей сестре, исполнилось пятнадцать лет, и семейные воспоминания о той поре рисуют ее бледной, стройной и меланхолической девочкой
. Младшая сестренка Иза была еще совсем младенцем, и потому о ней в настоящем повествовании лишь упоминается.
..
Чтобы как-нибудь прокормить семью, отчим наш трудился в поте лица.
На несколько месяцев в году ему удавалось заполучить какое-нибудь место на фабрике.
Однако после этого неизменно наступали трудные, долгие дни самой беспросветной нужды и безработицы, и тогда мать бралась за вышивание салфеток и воротничков к платьям. Часами выстаивая на перекрестках улиц, она робко предлагала свой нехитрый товар прохожим, которые не удостаивали ее даже взглядом.
.
Когда нужда особенно остро начинала преследовать нашу семью, мы с Луцией целиком погружались в воспоминания о первых днях детства.
Оно казалось нам уже таким безгранично далеким и таким радужным! Веселая комнатка, украшенная килимами,[1] и стеклянная веранда с чудным видом на Татры…[2] Это были счастливейшие воспоминания наших детских лет. От тех далеких времен остался У нас лишь вылинявший гуральский[3] половичок, который висит теперь над кроватью.
.
И Луция, и я - обе мы вынуждены были прервать свое образование: я - по окончании пяти, а она - шести классов начальной школы.[4]
Однако это событие не обеспокоило ни одного чиновника из ведомства народного просвещения.
А бросить учебу нас заставила беспросветная нужда, описание которой неизмеримо расширило бы рамки настоящего повествования.
***
Весной 1930 года мы перебрались из чердачных клетушек в хмурое подвальное помещение напротив трех кладбищ в предместье Кракова.
В том году Луция чувствовала себя особенно плохо, и мать прилагала отчаянные усилия, чтобы добиться отправки нас куда-нибудь на летние каникулы.
.
Когда же все ее попытки окончились неудачей, она начала свои бесконечные хождения по всевозможным филантропическим организациям.
А нужно сказать, что организаций этих было в городе больше чем достаточно.
.
Каждый зарегистрированный нищий прикреплялся к одной из них, причем если он, например, получал талон на майку от братства святого Юзефа, то уже терял право приобретения талона на мыло от общества дев святого Винцента.
Такие ограничения, по мысли инициаторов, должны были предотвращать возможный грех пользования различными благами одновременно из нескольких источников.
Оба святых придерживались в раздаче «пособий» самой строжайшей экономии.
При этом святой Винцент снисходил до милости только к тем, кто оказался на крайней грани нужды и истощения; зато святой Юзеф, более щедрый, помогал даже «средним» нищим.
..
В ответ на хлопоты матери нас то и дело посещали всевозможные инспектора и комиссии из благотворительных обществ.
Паны из этих комиссий были в большинстве своем щуплы, одеты во всё черное, с желтыми пергаментными лицами и торчащими кадыками.
Они вели себя очень сдержанно и быстро исчезали.
.
С женщинами хлопот было значительно больше.
Все они: и вспыльчивые, и едва цедящие сквозь зубы слова, и беспечно-легкомысленные, энтузиастки капуцинского бальзама для исцеления желудочно-больных, и поклонницы святой лурдской водицы[5] - любили просиживать у нас целыми часами.
.
В своей бессильной, тайной антипатии к ним мы с Луцией окрестили всех этих благотворительных дам «высохшими глистами».
В серых чулках, в шляпе очень странного фасона, «высохшая глиста» садилась на краешек стула и, отыскивая глазами отсутствующего главу семьи, громко дивилась, обращаясь к матери:
.
- И как это вы спите все пятеро в одном помещении? Девочки у вас подрастают… А муж пани ведь как-никак - мужчина. К тому же - совершенно чужой для них человек, отчим! Неужели на пани не действует неприятно эта необходимость раздеваться всем в одной комнате? Ну, хотя бы разделили ее, что ли, ширмой! - вздыхала она с сочувствием.
.
В ответ на упоминание о ширме я таращила глаза и толкала локтем Луцию, которая прислушивалась к словам «высохшей глисты», поджав губы и злобно поблескивая глазами.
.
Когда дамочка умолкала, начинала говорить мать.
Она рассказывала о хронической безработице отчима, о напрасных поисках какого-либо места, долго и скучно перечисляла все многочисленные болезни Луции.
Так как в свой рассказ о старых и новых бедах она вкладывала много страсти, он поднимался в нашем мнении до уровня чрезвычайно занимательной повести с захватывающим сюжетом.
Слушая мать, мы начинали чувствовать, как волнует нас наша собственная судьба, и были уверены, что «высохшая глиста» взволнована не менее нашего.
.
Но посетительница, окинув подозрительным взглядом каждый уголок комнаты, словно соломенный тюфяк или кривоногий шкаф могли таить в себе чулок, наполненный долларами, кивала головой в радостном недоумении:
.
- А у вас прелестная комнатка! Очень милая! И этот чудный вид на кладбище!.. Пани говорит, что у девочки анемия?[6] Боже мой, боже мой! Если бы все наши подопечные были только с анемией!
А то ведь половина из них - с открытой формой туберкулеза.
И живут по баракам да по землянкам, занимаются бог знает чем - поисками гнилых овощей на свалках. Вы, по крайней мере, хоть имеете приличную одежду, а ведь там - сплошные лохмотья!
В их логовах - одна солома… Пускай же пани наберется терпения и пожертвует свои небольшие испытания сердцу Иисуса, который лучше знает, кому на земле какая тяжесть предназначена…
...
После одного из таких словоизлияний Луция заявила матери, что если «эти люди» не перестанут посещать нас, то она уйдет из дому.
Однако «высохшие глисты» продолжали и дальше осчастливливать своими посещениями наше жилище, которое становилось от их визитов всё более отвратительным, тесным и душным.
.
Приближалось самое знойное летнее время. Лицо Луции становилось всё более прозрачным, а под глазами у нее начали вырисовываться серые круги.
И не было у нас ничего такого, чем бы можно было занять мысль или порадовать сердце.
Изо дня в день всё те же постные галушки да черный кофе, нестерпимый зной, излучаемый накалившимся на солнце камнем, да смрад запертого со всех сторон стенами домов двора. Наша узенькая комнатушка втягивала в себя, как вентилятор, раскаленную пыль с улицы, засыпанной пеплом и мусором.
.
В один прекрасный день в нашем жилище появилась «комиссия» в составе одного человека.
Черное, длинное до самого пола платье с высоким стоячим воротничком, брошь с изображением святой Цецилии, белые накрахмаленные манжеты и высоко взбитые волосы свидетельствовали о педельском[7] достоинстве посетительницы.
Усаживаясь на стул, она откинула в сторону складки своего платья, обнажив при этом кончик лакированной туфли, плотно сжала руки, положив их на колени, склонила голову набок и начала говорить:
.
- Знаете ли вы, дорогие господа, что такое «Католическое действие»? Нет? О, это очень плохо. «Католическое действие» объединяет сегодня в своих рядах духовенство, просвещенную интеллигенцию и с каждым днем - всё более широкие круги аристократии…[8]
...
Я внимательно прислушивалась к гостье: этот вид «высохшей глисты» был мне еще не знаком.
От ее черного платья исходил приторный запах духов, пухлые губы выговаривали слова «духовенство», «аристократия» так, словно она сосала конфету.
.
- …«Католическое действие», становясь из месяца в месяц всё более мощным, развертывает широкую религиозную и общественную деятельность. В недалеком будущем оно сосредоточит в своих руках всю благотворительную работу. Оно спешит на помощь ко всем: и к тем семьям, которые терпят нужду, и к тем, которые готовы вот-вот развалиться из-за распутства теперешней жизни…
.
Тут серые глаза посетительницы впились в лицо матери:
.
- А ваш муж ходит в костел?
.
Отчим наш меньше всего думал о костеле и богослужениях, поэтому мы с нетерпением ждали, что же ответит мать.
.
- Мой муж последнее время как-то перестал… - покраснела мать, беспокойно теребя бахрому скатерти.
.
- Это плохо. Вы обязаны направить его на путь истинный. Пастер,[9] величайший благодетель человечества, был католиком, а безбожник Вольтер перед смертью допустил к себе священника.[10] Может быть, ваш муж посещает собрания, которые церковь осуждает?
..
Мы слушали ее всё с большим интересом. Мы знали, что отчим ходил на какие-то рабочие собрания, однако с нами он никогда об этом не говорил.
.
- Ну так что же вы молчите? - нажимала на мать «комиссия».
..
- Ах, проше пани![11] - вскрикнула мать со слезами на глазах. - Один бог видит, как нам тяжело. Я очень хотела бы никого ни о чем не просить, никому не рассказывать, как мы живем. Когда я имела возможность трудиться, я не протягивала руку за милостыней. В этом хлебе, которого у нас так мало, больше слез, чем муки…
.
Дама долго и молча рассматривала свое платье.
.
- У пани нет христианской покорности, - наконец заключила она, поднимаясь со стула. - А без покорности нет и подлинной просвещенности. Вот почитайте житие благословенной Аниели Салявы. Это просветит вас.
.
Гостья положила на стол книгу в черной обложке и, стоя уже в дверях, нехотя добавила:
..
- Завтра пани пусть сходит по адресу, который я оставила в книге. Госпожа баронесса Р., председательница «Католического действия», изъявила желание познакомиться с пани.
.
Ошеломленная мать горячо благодарила посетительницу.
.
Когда дама выходила, мы заметили на пятке ее чулка большую круглую дыру. И от этого почему-то почувствовали с Луцией громадное удовлетворение, а скорее - злорадство.
..
Однако наш триумф был кратковременным. Уже в следующую минуту гостья продемонстрировала свое несомненное превосходство. Она задержалась на пороге и сказала порицающе:
.
- Когда рассматривались заявления подопечных, то пани председательница выразила недоумение тем, что вы, живя вполне прилично, так упорно добиваетесь отправки за город обеих старших дочерей.
Это в то время, когда столько по-настоящему нуждающихся детей проводят лето в сточных канавах и подвалах!
.
.
.
Довоенная Польша,
В семье, живущей впроголодь, три дочери - два подростка и младенец.
У родителей плохо с работой (упоминается высокий уровень безработицы в стране в это время)
В книге речь идёт о различных религиозных организациях, расплодившихся в то время.
Девочки надеялись на помощь благотворительности .
..Сестрам Луции и Тале предстоит хлебнуть казенной благотворительности до самого дна.
...
Собственно вся книга - это рассказ об этой самой благотворительности.
Которая, несмотря на внешние различия, одинакова - лицемерие, ханжество и нескрываемая неприязнь к тем, кого призвана поддерживать и кому должна помогать.
.
Они с сестрой называли этих благодетельниц "высохшими глистами"
.
Мне, сперва многое было непонятно.
Мне казалось, что когда тебе добрые люди дают талон на майку от святого Юзефа и талон на кило крупы от святого Вацлава, да еще и банку "Овомалтина", укрепляющего твое чахоточное здоровье, то это по-любому круто, даже если с тобой при этом общаются свысока и пренебрежительно.
А как еще общаться с человеком, у которого даже майки нет?
Но потом талант польской писательницы одержал победу над моими сомнениями,
.
Организованная благотворительность унизительна для всех участников,
Истинная бескорыстная помощь никогда не должна унижать тому кому она предназначена.
.
Стервятники, упивающиеся своей властью над больными и слабыми, вампиры, питающиеся чужим страданием, ханжи и филистеры, зарабатывающие себе входной билетик в царство божье, дельцы, пристроившиеся в удобную нишу, жадные потребители благодарности, глупцы, не справляющиеся с собственными проблемами и ищущие утешение в решении чужих...
.
Так что потом, уже у Диккенса, встретив плеяду его блистательных филантропок "Холодного Дома", я улыбнулась дамам, борющимся за права колонистов Бориобула-Гха, как старым добрым знакомым .
Миссис Джеллиби со своими товарками достойно пополнила коллекцию высушенных глистов пани Роллечек.
.
и акция « Дети вместо цветов» и бесконечные помогите! из телевизора, журналов, в торговых центрах.
В России более 10000!!! благотворительных организаций и фондов.
Как у нас вообще при таком количестве ещё остались больные, бедные и вообще, люди хоть с какими-то проблемами, я удивляюсь!
..
недолюбливаю профессиональных филантропов - спасибо Чарльзу Диккенсу и Наталье Роллечек за блистательные образы этих ангелов милосердия и общественной пользы, навеки поселившиеся у меня в подкорке.
А потом я еще как-то сдуру взялась материал о матери Терезе подготовить...
ну, что сказать, текст у меня в конечном счете принять отказались,
так как ждали от меня теплых и добрых слов в адрес мадам Бояджиу
- а их у меня как-то не нашлось после тщательного ознакомления с деятельностью этой замечательной святой.
.
Я не сомневаюсь, что среди профессиональных филантропов есть люди достойные,
но не могу сказать, что моя биография была богата на близкое знакомство с таковыми.
А те из моих добрых знакомых, которых волею судьбы забрасывало на какое-то время в тот или иной сияющий храм Милосердия,
-обычно либо вскоре бежали пруду изменившимся лицом,
либо изменяли это лицо до такой степени, что получались совсем уж неузнаваемыми.
вокруг этого дела будет неизбежно кружить множество стервятников, ханжей, бездельников, мошенников и истеричек
.
.
.
Безрадостная нищая жизнь семьи оживляется при появлении дам из благотворительного общества, которые, “обследовав” жильё и материальное положение семьи, изредка оставляют талоны на килограмм крупы, литр молока или пару обуви.
И вдруг - счастье!
.
Благотворители решили подарить детям из бедных семей настоящие каникулы - не в пыльном городе, а в загородных поместьях богатых членов своих обществ.
.
Таля и Луция попадают в особняк княгини, расположенный на берегу реки посреди большого фруктового сада, разбитого прямо у окраины настоящего леса.
Девочки в восторге, правда, причины у них для этого разные
- маленькая Таля, к примеру, рада, что будет вкусно обедать каждый день,
а подросток Луция - тому, что обеды эти наверняка будут подавать в красивой фарфоровой посуде, а вокруг неё будет образованное интересное общество.
.
Увы, каникулы в поместье оказываются унижением “нищебродов”.
Девочкам ставят раскладушки в комнате-кладовой, где хранят старые вещи и мебель,
столуются они с прислугой,
на верхние “господские” этажи особняка их подниматься запрещено - княгиня не любит чужих людей,
фруктовый сад тоже недоступен.
.
Девочки пытаются хоть как-то развлекаться, но все их начинанию тут же “рубятся на корню”:
обустроенный островок на ручье в лесу с построенным шалашиком разрушается хозяйскими детьми,
найденный балкончик с красивым видом на реку и лес запирается от них на ключ.
.
Остаётся только сидеть в своей кладовке и перечитывать старые выпуски журналов в ожидании обедов и ужинов.
Они даже с прислугой пообщаться не могут - та, узнав что девочки не являются ни гостьями, ни пусть даже бедными, но родственницами хозяйки, откровенно презирает их.
.
Окончательно девочек добивает вердикт княгини о будущем Луции, которая всё же надеется, что благотворительное общество поможет ей окончить школу и получить более-менее серьёзное образование.
Луция - очень любознательная и способная девочка, её мечта - университет.
Но княгиня думает иначе.
Кухарка - вот потолок для девушки из бедной семьи.
Школа поваров - единственное образование, которое благотворители готовы оплатить для Луции.
На этом каникулы заканчиваются.
.
А в памяти надолго осталось впечатление от бешенства автора, проступающего в каждом описываемом эпизоде этого памятного “отдыха”..
Роллечек пишет очень колко, едко, дерзко и эта пропасть между дворцами и хибарами у нее получается очень живой.
..
Вторая часть книги - “Клуб молодых полек” - молодая скучающая графиня отремонтировала на свои деньги заброшенное помещение и открыла в нём клуб для работающих девушек.
богатые ровесницы в клуб ходят поглазеть на "нищих мартышек" и лицемерно подарить ненужное тряпье, которое не годится и на то, чтобы пыль вытирать
Одна из подружек Луции приглашает её посетить это заведение, и девушка становится завсегдатаем клуба, потому, что больше она никуда пойти развлечься не может - средства не позволяют.
.
Постоянной работы она не находит, нанялась надомницей - вязать дещёвые шарфики из отбракованной шерсти.
А в клубе бывают концерты, можно поболтать с подружками, угоститься бесплатным лимонадом…
.Многие из них, как и Луция, тянутся к знаниям, любят читать, хотят развиваться.
Они пытаются организовать занятия по изучению истории краковского края, поездки по историческим местам, но тут же встречают противодействие графини.
Аристократка полагает, что дело бедных девушек - работа, рукоделие и танцы с такими же бедными кавалерами, но не образование.
..Третья часть - “Деревянные чётки”.
Таля в силу тяжёлых семейных обстоятельств попадает в монастырский приют.
Жизнь в приюте крайне тяжелая: девочки постоянно голодные, обязаны заниматься тяжелым трудом, жить в ужасных условиях.
Это просто описание нечеловеческих условий обитания девчонок-сирот в нищем монастыре, где нужно драться за каждый кусок хлеба, где нет и не может быть подруг, где каждая - сама за себя, где праздники - редкое событие, а тяжёлый физический труд, обиды и побои - повседневность.
Характерно , что те самые "деревянные четки" из названия повести служат сестрам-монахиням совсем не для того, чтобы считать, сколько молитв они вознесли. Нет, увесистыми деревянными шариками очень удобно хлестать по плечам и спинам покорных девочек за любую провинность потому что это можно и никто слова не скажет.
Выжить можно, если прогнуться, принять правила игры и непрестанно благодарить "ясных пани" за доброту и заботу.
Наталия Роллечек сама прожила эту жизнь и пишет об этом с гневом, испепеляющим страницы..
.Отрывок под катом
.
Мне шел тогда тринадцатый год.
Я была худощавым неуклюжим ребенком.
Луции, моей сестре, исполнилось пятнадцать лет, и семейные воспоминания о той поре рисуют ее бледной, стройной и меланхолической девочкой
. Младшая сестренка Иза была еще совсем младенцем, и потому о ней в настоящем повествовании лишь упоминается.
..
Чтобы как-нибудь прокормить семью, отчим наш трудился в поте лица.
На несколько месяцев в году ему удавалось заполучить какое-нибудь место на фабрике.
Однако после этого неизменно наступали трудные, долгие дни самой беспросветной нужды и безработицы, и тогда мать бралась за вышивание салфеток и воротничков к платьям. Часами выстаивая на перекрестках улиц, она робко предлагала свой нехитрый товар прохожим, которые не удостаивали ее даже взглядом.
.
Когда нужда особенно остро начинала преследовать нашу семью, мы с Луцией целиком погружались в воспоминания о первых днях детства.
Оно казалось нам уже таким безгранично далеким и таким радужным! Веселая комнатка, украшенная килимами,[1] и стеклянная веранда с чудным видом на Татры…[2] Это были счастливейшие воспоминания наших детских лет. От тех далеких времен остался У нас лишь вылинявший гуральский[3] половичок, который висит теперь над кроватью.
.
И Луция, и я - обе мы вынуждены были прервать свое образование: я - по окончании пяти, а она - шести классов начальной школы.[4]
Однако это событие не обеспокоило ни одного чиновника из ведомства народного просвещения.
А бросить учебу нас заставила беспросветная нужда, описание которой неизмеримо расширило бы рамки настоящего повествования.
***
Весной 1930 года мы перебрались из чердачных клетушек в хмурое подвальное помещение напротив трех кладбищ в предместье Кракова.
В том году Луция чувствовала себя особенно плохо, и мать прилагала отчаянные усилия, чтобы добиться отправки нас куда-нибудь на летние каникулы.
.
Когда же все ее попытки окончились неудачей, она начала свои бесконечные хождения по всевозможным филантропическим организациям.
А нужно сказать, что организаций этих было в городе больше чем достаточно.
.
Каждый зарегистрированный нищий прикреплялся к одной из них, причем если он, например, получал талон на майку от братства святого Юзефа, то уже терял право приобретения талона на мыло от общества дев святого Винцента.
Такие ограничения, по мысли инициаторов, должны были предотвращать возможный грех пользования различными благами одновременно из нескольких источников.
Оба святых придерживались в раздаче «пособий» самой строжайшей экономии.
При этом святой Винцент снисходил до милости только к тем, кто оказался на крайней грани нужды и истощения; зато святой Юзеф, более щедрый, помогал даже «средним» нищим.
..
В ответ на хлопоты матери нас то и дело посещали всевозможные инспектора и комиссии из благотворительных обществ.
Паны из этих комиссий были в большинстве своем щуплы, одеты во всё черное, с желтыми пергаментными лицами и торчащими кадыками.
Они вели себя очень сдержанно и быстро исчезали.
.
С женщинами хлопот было значительно больше.
Все они: и вспыльчивые, и едва цедящие сквозь зубы слова, и беспечно-легкомысленные, энтузиастки капуцинского бальзама для исцеления желудочно-больных, и поклонницы святой лурдской водицы[5] - любили просиживать у нас целыми часами.
.
В своей бессильной, тайной антипатии к ним мы с Луцией окрестили всех этих благотворительных дам «высохшими глистами».
В серых чулках, в шляпе очень странного фасона, «высохшая глиста» садилась на краешек стула и, отыскивая глазами отсутствующего главу семьи, громко дивилась, обращаясь к матери:
.
- И как это вы спите все пятеро в одном помещении? Девочки у вас подрастают… А муж пани ведь как-никак - мужчина. К тому же - совершенно чужой для них человек, отчим! Неужели на пани не действует неприятно эта необходимость раздеваться всем в одной комнате? Ну, хотя бы разделили ее, что ли, ширмой! - вздыхала она с сочувствием.
.
В ответ на упоминание о ширме я таращила глаза и толкала локтем Луцию, которая прислушивалась к словам «высохшей глисты», поджав губы и злобно поблескивая глазами.
.
Когда дамочка умолкала, начинала говорить мать.
Она рассказывала о хронической безработице отчима, о напрасных поисках какого-либо места, долго и скучно перечисляла все многочисленные болезни Луции.
Так как в свой рассказ о старых и новых бедах она вкладывала много страсти, он поднимался в нашем мнении до уровня чрезвычайно занимательной повести с захватывающим сюжетом.
Слушая мать, мы начинали чувствовать, как волнует нас наша собственная судьба, и были уверены, что «высохшая глиста» взволнована не менее нашего.
.
Но посетительница, окинув подозрительным взглядом каждый уголок комнаты, словно соломенный тюфяк или кривоногий шкаф могли таить в себе чулок, наполненный долларами, кивала головой в радостном недоумении:
.
- А у вас прелестная комнатка! Очень милая! И этот чудный вид на кладбище!.. Пани говорит, что у девочки анемия?[6] Боже мой, боже мой! Если бы все наши подопечные были только с анемией!
А то ведь половина из них - с открытой формой туберкулеза.
И живут по баракам да по землянкам, занимаются бог знает чем - поисками гнилых овощей на свалках. Вы, по крайней мере, хоть имеете приличную одежду, а ведь там - сплошные лохмотья!
В их логовах - одна солома… Пускай же пани наберется терпения и пожертвует свои небольшие испытания сердцу Иисуса, который лучше знает, кому на земле какая тяжесть предназначена…
...
После одного из таких словоизлияний Луция заявила матери, что если «эти люди» не перестанут посещать нас, то она уйдет из дому.
Однако «высохшие глисты» продолжали и дальше осчастливливать своими посещениями наше жилище, которое становилось от их визитов всё более отвратительным, тесным и душным.
.
Приближалось самое знойное летнее время. Лицо Луции становилось всё более прозрачным, а под глазами у нее начали вырисовываться серые круги.
И не было у нас ничего такого, чем бы можно было занять мысль или порадовать сердце.
Изо дня в день всё те же постные галушки да черный кофе, нестерпимый зной, излучаемый накалившимся на солнце камнем, да смрад запертого со всех сторон стенами домов двора. Наша узенькая комнатушка втягивала в себя, как вентилятор, раскаленную пыль с улицы, засыпанной пеплом и мусором.
.
В один прекрасный день в нашем жилище появилась «комиссия» в составе одного человека.
Черное, длинное до самого пола платье с высоким стоячим воротничком, брошь с изображением святой Цецилии, белые накрахмаленные манжеты и высоко взбитые волосы свидетельствовали о педельском[7] достоинстве посетительницы.
Усаживаясь на стул, она откинула в сторону складки своего платья, обнажив при этом кончик лакированной туфли, плотно сжала руки, положив их на колени, склонила голову набок и начала говорить:
.
- Знаете ли вы, дорогие господа, что такое «Католическое действие»? Нет? О, это очень плохо. «Католическое действие» объединяет сегодня в своих рядах духовенство, просвещенную интеллигенцию и с каждым днем - всё более широкие круги аристократии…[8]
...
Я внимательно прислушивалась к гостье: этот вид «высохшей глисты» был мне еще не знаком.
От ее черного платья исходил приторный запах духов, пухлые губы выговаривали слова «духовенство», «аристократия» так, словно она сосала конфету.
.
- …«Католическое действие», становясь из месяца в месяц всё более мощным, развертывает широкую религиозную и общественную деятельность. В недалеком будущем оно сосредоточит в своих руках всю благотворительную работу. Оно спешит на помощь ко всем: и к тем семьям, которые терпят нужду, и к тем, которые готовы вот-вот развалиться из-за распутства теперешней жизни…
.
Тут серые глаза посетительницы впились в лицо матери:
.
- А ваш муж ходит в костел?
.
Отчим наш меньше всего думал о костеле и богослужениях, поэтому мы с нетерпением ждали, что же ответит мать.
.
- Мой муж последнее время как-то перестал… - покраснела мать, беспокойно теребя бахрому скатерти.
.
- Это плохо. Вы обязаны направить его на путь истинный. Пастер,[9] величайший благодетель человечества, был католиком, а безбожник Вольтер перед смертью допустил к себе священника.[10] Может быть, ваш муж посещает собрания, которые церковь осуждает?
..
Мы слушали ее всё с большим интересом. Мы знали, что отчим ходил на какие-то рабочие собрания, однако с нами он никогда об этом не говорил.
.
- Ну так что же вы молчите? - нажимала на мать «комиссия».
..
- Ах, проше пани![11] - вскрикнула мать со слезами на глазах. - Один бог видит, как нам тяжело. Я очень хотела бы никого ни о чем не просить, никому не рассказывать, как мы живем. Когда я имела возможность трудиться, я не протягивала руку за милостыней. В этом хлебе, которого у нас так мало, больше слез, чем муки…
.
Дама долго и молча рассматривала свое платье.
.
- У пани нет христианской покорности, - наконец заключила она, поднимаясь со стула. - А без покорности нет и подлинной просвещенности. Вот почитайте житие благословенной Аниели Салявы. Это просветит вас.
.
Гостья положила на стол книгу в черной обложке и, стоя уже в дверях, нехотя добавила:
..
- Завтра пани пусть сходит по адресу, который я оставила в книге. Госпожа баронесса Р., председательница «Католического действия», изъявила желание познакомиться с пани.
.
Ошеломленная мать горячо благодарила посетительницу.
.
Когда дама выходила, мы заметили на пятке ее чулка большую круглую дыру. И от этого почему-то почувствовали с Луцией громадное удовлетворение, а скорее - злорадство.
..
Однако наш триумф был кратковременным. Уже в следующую минуту гостья продемонстрировала свое несомненное превосходство. Она задержалась на пороге и сказала порицающе:
.
- Когда рассматривались заявления подопечных, то пани председательница выразила недоумение тем, что вы, живя вполне прилично, так упорно добиваетесь отправки за город обеих старших дочерей.
Это в то время, когда столько по-настоящему нуждающихся детей проводят лето в сточных канавах и подвалах!
.
.