Почему классические марксистские схемы, которые еще лет двадцать назад казались устаревшими, так удивительно хорошо подходят к нашей ситуации? Где-нибудь в 1985 году, глядя на упитанного европейского рабочего или на более-менее благополучного советского работягу, трудно было отождествить их с марксовским пролетарием, который продает свою рабочую силу по цене ее воспроизводства. Казалось, что все ужасы остались позади, и мир необратимо изменился в лучшую сторону - то есть, может, и остался несправедливым и подловатым, но стал по крайней мере сносным. В то время было как-то странно пользоваться понятием «пролетариат»: казалось, оно описывает явление, навсегда оставшееся в прошлом. Какой-нибудь текст Лукача о «пролетарском классовом сознании» казался совершеннейшим анахронизмом. Где они, эти «пролетарии», которые создают все общественное богатство, а при этом сами живут в ужасающей нищете, покажите их! - саркастически говорили нам либералы. И действительно, общественное богатство создавалось более-менее обеспеченными людьми.
* * *
Сейчас все изменилось. Мы вернулись во времена Маркса. Огромная часть потребляемых нами сегодня благ производится людьми, которые живут в нечеловеческих условиях.
В 2010-2012 гг. произошло несколько шумных скандалов вокруг расположенных в Китае заводов тайваньской группы Foxconn, где собирается большая часть устройств Apple, в том числе последние модели iPhone и iPad, а также техника для других ведущих производителей электроники (Hewlett-Packard, Microsoft и т.д.). В результате проверки, произведенной американской организацией FLA(Fair Labor Association), выяснилось, что сборщики, получая от 360 до 455 долл. в месяц, должны были за эти деньги работать трудно представимые 60 часов в неделю (это превышает даже огромный законодательно разрешенный в Китае максимум - 49 часов в неделю) - стоя, при заблокированных дверях, без перерывов в течение дня. Foxconn селила рабочих в общежитиях специальных закрытых техногородков при своих заводах, где их размещали по 24 человека в комнатах, рассчитанных на 6-8 человек. Были отмечены случаи использования детского труда. Такие условия выдерживали не все, произошло несколько самоубийств, и тогда заводы Foxconn были обтянуты по периметру специальной сеткой, чтобы помешать рабочим выбрасываться с верхних этажей.
Завод Foxconn в поселке Логхуа южно-китайской провинции Гуандун обтянут сеткой, которая должна прекратить попытки самоубийств среди рабочих. Здесь производится основная масса устройств Apple. Возможно, ваш iPhone сделан на этом заводе
Нужно сказать, что Китай по меркам третьего мира является довольно благополучной страной. Указанная зарплата на предприятиях Foxconn, видимо, соответствует средней зарплате китайского рабочего (или даже несколько ниже ее): по данным Всемирного банка, душевой доход в Китае в 2010 г. составил 356 долл. в месяц
(для сравнения, в России - 825 долл. в месяц). Эти деньги, по крайней мере, позволяют не голодать, однако многие блага цивилизации остаются недоступными большинству китайцев. Так, из-за высоких цен на недвижимость многие не могут позволить себе нормальную квартиру и вынуждены селиться в общежитиях или трущобах, хотя 30% всего вновь построенного жилья остается незаселенным и пустует. В результате в Китае существуют целые города-призраки, заполненные комфортабельными, но абсолютно пустыми новостройками: это Чжендун - пригород г. Шэньчжоу в провинции Хэнань, Дая - пригород г. Хуэйчжоу в провинции Гуандун, а также знаменитый Кангбаши - безлюдный фешенебельный пригород г. Ордос. Тем не менее, китайское правительство все же не до конца потеряло интерес к проблемам своих граждан и пытается предпринимать какие-то меры по улучшению ситуации. Например, представители Foxconn считают, что та проверка FLA, про которую говорилось выше, была инспирирована не фирмами-конкурентами Apple, как можно было бы подумать, а именно властями Китая. Власти, однако, чрезвычайно ограничены в своих действиях, так как компании-производители шантажируют их возможностью переноса производства в более бедные страны, если стоимость китайской рабочей силы существенно вырастет. А торговать, кроме рабочей силы, Китаю пока что больше нечем.
В других странах третьего мира положение трудящихся едва ли не хуже. Если Китай -
это всемирная мастерская, то Индия - это всемирная свалка. Промышленность Индии изначально строилась по канонам «экологического империализма»: туда переводились «грязные» производства из развитых стран. Многие помнят, как еще в 1984 г. на американском химическом заводе в Бхопале произошел выброс отравляющего газа: это одна из самых крупных техногенных катастроф за всю историю. За прошедшее время ситуация только ухудшилась. В списке самых грязных городов мира почетные места занимают индийский город Вапи, где уровень ртути в грунтовых водах в 100 раз превосходит норму, а воздух переполнен тяжелыми металлами, и город Сукинда, где вода насыщена ядовитыми производственными отходами (а другой воды у жителей нет), и, по некоторым оценкам, 85% смертей жителей города вызвано отравлением хромом. Наших соотечественников, посетивших промышленные города Индии, в первую очередь поражает даже не страшная нищета, а самоубийственное стремление местных жителей получить работу на заводе, земля вокруг которого на много километров покрыта красноватым химическим налетом...
Пролетариат, который, казалось бы, исчез, после падения СССР внезапно появился снова - только уже вне пределов Европы, подальше от глаз, в третьем мире. Старые тексты о классовом сознании стали поразительно, пугающе злободневны.
* * *
Ведь если кто-то считает, что новое рождение пролетариата происходит где-то далеко и нас не касается, то он глубоко неправ. Это, к сожалению, касается и нас, причем с самой неприятной стороны. Чтобы увидеть пролетария, не обязательно ехать куда-то в Индию или Китай, достаточно зайти на стройку и посмотреть на гастарбайтера - вот же он, пролетарий, в этом нет никакого сомнения! Таджики и узбеки, правда, не работают на заводах, потому что у нас давно нет никакого промышленного производства - по крайней мере, такого, какое имело бы «общественно необходимый» характер. Но они строят наши дома, водят наши автобусы, убирают за нами мусор, чинят наши автомобили. Огромная часть всего производительного труда, который еще остался в России, выполняется ими. При этом образ их жизни является хорошей иллюстрацией к тому, что имели в виду классики, когда говорили об «абсолютном обнищании пролетариата».
С каждым днем все больше злости
В действиях охраны,
И торчат как в горле кости
Башенные краны.
Не проникнет праздный взгляд
За ограду стройки,
Где в три яруса скрипят
Панцирные койки.
К нам оттуда никогда
Не доходят вести,
Там бытовок города
Из рифленой жести.
Там огромных злобных псов
На людей спускают.
Там сорвавшихся с лесов
Тут же зарывают...
Русские относятся к гастарбайтерам с неприязнью и страхом, они -
«проклятьем заклейменные», «мир голодных и рабов». Классовое сознание этих пролетариев, однако, находится на очень низком уровне, таком, который значительно уступает уровню европейских рабочих конца XIX в. Их социальный протест никогда не будет сопровождаться требованиями «отмены частной собственности»: они родились после 1985 года, не ходили в советскую школу и не знают таких слов. Он будет направлен на русских вообще. И нам предстоит это пережить, ведь, забыв предупреждения классиков, мы разучились обходиться без рабов.
Удивительно, но в современной России появился не только обнищавший пролетариат, но и другие социальные группы, описанные авторами прошлого и, казалось бы, навсегда канувшие в историю. Правящий класс, раньше выступавший как одно целое, на наших глазах четко разделился на «буржуазию», обязанную своим существованием нынешним порядкам, и «аристократию», перешедшую из старого, некапиталистического, режима; обе группы, трогательно единые во времена Ельцина, постепенно перешли от взаимных упреков к озлоблению и далее к настоящей ненависти. По самым незначительным поводам - приговор Pussy Riot, закон об усыновлении и прочая ерунда - их вражда внезапно выплескивается наружу таким страстным и неостановимым потоком взаимных обвинений, что это пугает их самих. Эти две группы не до конца осознают свои интересы, не понимают, почему настолько ненавидят друг друга, мучительно ищут хоть какой-нибудь способ внятно выразить свои желания, создать для себя более-менее складное подобие идеологии. Напряжение между ними нарастает, и когда оно достигнет критического уровня, случится взрыв, который разнесет нынешнюю политическую систему. Все это уже было когда-то пройдено, все это описано у классиков, и теперь все повторяется сначала.
* * *
Отвернувшись от марксизма, объявив его устаревшей теорией, мы внезапно обнаружили, что капитализм за это время нисколько не изменился: он покупает рабочую силу по цене ее воспроизводства, а все, что трудящийся получает сверх этого, определяется исключительно накалом политической борьбы.
(Кстати, отечественное руководство сейчас еще раз демонстрирует нам эту истину в своей фирменной - предельно циничной - манере: русским платят больше, чем таджикам, потому что представление властей о русских еще как-то связано со смутными воспоминаниями о революции; но чеченцам платят больше, чем русским, потому что для властей чеченцы гораздо опаснее, чем русские, и доказали это на деле.)
Оказалось, что причиной прежнего относительного благополучия трудящихся в западных странах было наличие внутри этих стран мощных компартий, а у их границ - огромного, страшного коммунистического сверхгосударства. Как только мировое рабочее движение сложило оружие, отказавшись от всех политических завоеваний последних полутора веков, все вернулось на исходные позиции - пока что за счет эксплуатации третьего мира, но нет оснований сомневаться, что если классовая борьба в развитых странах не будет возобновлена, обнищание очень скоро придет и туда.
Уже сейчас мы легко можем осознать правоту марксизма, просто посмотрев по сторонам, а далее рискуем ощутить ее более непосредственным образом - на собственной шкуре. Ведь все наше новое - это, по меткому выражению Равиля Баширова, «плохо похороненное старое». Мы - недоделанные путешественники во времени. По собственной глупости вернувшись в прошлое, во времена Маркса, теперь мы вынуждены будем убедиться сами, насколько он был прав.