Страшный роман Александра Шарова
На работу принесли коробку "Дилетанта", я сунул нос в "литературные портреты Дмитрия Быкова" и выхватил оттуда эти несколько слов.
Страшный роман советского писателя? Что за чепуха! Вдобавок такого советского писателя, который всю жизнь писал научно-популярные сказки, причём настолько популярные, что в далёком октябрятском детстве я даже успел прочесть что-то с замысловатым названием "Малыш-стрела - победитель океанов", произведение, так скажем, не первого ряда. Да и отрекомендованная Быковым страшной книжка тоже носила дурацкое и замысловатое название - "Смерть и воскрешение А.М. Бутова (Происшествие на Новом кладбище)".
Поэтому интереса ради я книжку достал.
И вот что я вам скажу.
Исключая некоторое излишнее резонёрство, отсвечивающее в речах профессора Р., это самая ужасающая советская книжка из всех, что я прочитал. Рядом с ней можно поставить только "Щепку" Владимира Зазубрина. Впрочем, история управленца репрессивного катка ЧК сибирского городка, начатая со сцены расстрела и законченная сумасшествием, страшна физеологически, как страшен ворочающийся в крови своей задавленной жертвы удав. Роман Александра Шарова пугает совсем по-другому.
Главный герой его книги - обычный советский человек. Он никого не убивает, ни на кого не пишет доносов, он вообще не совершает никаких поступков, существуя как "the man who was not there" братьев Коэнов вне добра и зла. Он поступает в институт, бежит оттуда после ареста его научного руководителя, идёт на войну и неплохо воюет, возвращается, женится, пытается писать стихи, но в конечном итоге устраивается под начало своего фронтового знакомца в какой-то институт, откуда уходит на пенсию. А потом - он умирает и лёжа на Новом кладбище равнодушно рассматривает эпизоды своей шаблонной и стандартной жизни.
Герой совершенно безэмоционален, но читатель, видя его путь в некоторой перспективе, не перестаёт изумляться, как всё это сложилось и устроилось? Как поколение людей, мечтавших о создании коммунистического братства построило, привело в движение и напитало своими жизнями "адскую машину" репрессий? Как люди, победившие в жесточайшей войне самого опасного врага, выжив и вернувшись обратно стали жить едва ли не пошлее и подлее прежнего? Как поэты забросили свои стихи и прильнули рылами к пивным ларькам? Как мужчины полиняли перед своими женщинами и заслужили презрение своих детей?
Весь ужас в том, что для того, чтобы всё это стало возможным, не нужно было делать практически ничего. Просто плыть по течению, вовремя что-то одобрить или, чаще, промолчать, опоздать куда-то или чуть замедлить шаг, отстав от опасного человека. Гибель происходит без драмы, и сделав мгновенный выбор между самосохранением и безрассудством человек лишь задним числом обнаруживает, что вместе со спасением он получает что-то ещё. А вернее - и ближе к тексту - вместе с отказом от импульсивной гибельной честности происходит отречение от части себя. И со временем от собственного "я" остаётся полинявшая оболочка, которую остаётся с облегчением закопать на Новом кладбище.
Это - первая, большая по объёму часть романа.
Но есть и вторая, придающая тексту трёхмерность, опять же пугающую.
Для того, чтобы свершилось вынесенное в неуклюжий заголовок воскресение, его должен деятельно захотеть хотя бы один человек. Он находится - это фронтовой приятель главного героя. И глядя его глазами на пронёсшуюся перед нами линяющую жизнь омываемого подпочвенными водами туловища мы видим, что туловище это при жизни было человеком неординарным, и даже, пожалуй, выдающимся. То есть вот это только что с содроганим рассмотренное и без сожаления присутствовавших похороненное существование, оказывается, располагалось на столь убогом фоне, что даже такое, оно волей-неволей на нём выделялось.
После такого в ужасе закрыв книгу думаешь - нет, только не я. Пусть со мной этого не произойдёт. Пусть я пойму, в какой момент предаю себя, пусть мне что-то позвенит, как-то отметится минута, когда я ради посторонних немножко искривлю то, что думаю сам с собой.
И вторая мысль - как же я должен быть счастлив от того, что моя жизнь, и жизни моих близких совершенно не зависят от того, что и как я говорю, и о чём как думаю. И какую же тяжёлую ношу тащили предыдущие поколения, что их совести так сгорбила, искривила невероятная масса чужих мнений, взглядов, оценок и осуждения. Как же я должен быть благодарен жизни за то, что она - не ад, в который хочет воскреснуть А.М. Бутов.
Хочет воскреснуть, чтобы попытаться что-то исправить.
И как хочется не захотеть так воскресать!
По окончании чтения очень кстати произошло следующее.
В фейсбучном мессенджере я случайно обнаружил большое число запросов на переписку, уведомления о которых я пропустил. Самое первое относится к 17 февраля 2012 года, когда в нашем богоспасаемом городишке с громом и треском избирался Евгений Урлашов.
Сообщение таково:
"В.Варфоломеев сегодня в твиттере заинтересовался "редакционной политикой" Эхо-Ярославля. Фактов необъективного и предвзятого освещения предвыборной кампании вами предостаточно, я думаю будут серьёзные выводы и поделом: нельзя компрометировать честное имя радиостанции, используя её слушателей для грязных сливов и нечестной агитации. Не та аудитория, знаете ли".
Над нами, по мнению автора (имя которого мне ничего не говорит), должно было знатно громыхнуть.
И поделом, считает он.
Дорогая судьба! Не дай мне, пожалуйста, обстоятельств, в которых я буду с удовлетворением встречать чужие неприятности. Не подсунь меня в жалобщики начальству, не дай мне говорить от лица требующих мщения, отставь от чести быть первым, сообщающим в личку о "серьёзных выводах".
Пусть уж лучше сами "серьёзные выводы", чем авторство такого сообщения.
Страшный роман советского писателя? Что за чепуха! Вдобавок такого советского писателя, который всю жизнь писал научно-популярные сказки, причём настолько популярные, что в далёком октябрятском детстве я даже успел прочесть что-то с замысловатым названием "Малыш-стрела - победитель океанов", произведение, так скажем, не первого ряда. Да и отрекомендованная Быковым страшной книжка тоже носила дурацкое и замысловатое название - "Смерть и воскрешение А.М. Бутова (Происшествие на Новом кладбище)".
Поэтому интереса ради я книжку достал.
И вот что я вам скажу.
Исключая некоторое излишнее резонёрство, отсвечивающее в речах профессора Р., это самая ужасающая советская книжка из всех, что я прочитал. Рядом с ней можно поставить только "Щепку" Владимира Зазубрина. Впрочем, история управленца репрессивного катка ЧК сибирского городка, начатая со сцены расстрела и законченная сумасшествием, страшна физеологически, как страшен ворочающийся в крови своей задавленной жертвы удав. Роман Александра Шарова пугает совсем по-другому.
Главный герой его книги - обычный советский человек. Он никого не убивает, ни на кого не пишет доносов, он вообще не совершает никаких поступков, существуя как "the man who was not there" братьев Коэнов вне добра и зла. Он поступает в институт, бежит оттуда после ареста его научного руководителя, идёт на войну и неплохо воюет, возвращается, женится, пытается писать стихи, но в конечном итоге устраивается под начало своего фронтового знакомца в какой-то институт, откуда уходит на пенсию. А потом - он умирает и лёжа на Новом кладбище равнодушно рассматривает эпизоды своей шаблонной и стандартной жизни.
Герой совершенно безэмоционален, но читатель, видя его путь в некоторой перспективе, не перестаёт изумляться, как всё это сложилось и устроилось? Как поколение людей, мечтавших о создании коммунистического братства построило, привело в движение и напитало своими жизнями "адскую машину" репрессий? Как люди, победившие в жесточайшей войне самого опасного врага, выжив и вернувшись обратно стали жить едва ли не пошлее и подлее прежнего? Как поэты забросили свои стихи и прильнули рылами к пивным ларькам? Как мужчины полиняли перед своими женщинами и заслужили презрение своих детей?
Весь ужас в том, что для того, чтобы всё это стало возможным, не нужно было делать практически ничего. Просто плыть по течению, вовремя что-то одобрить или, чаще, промолчать, опоздать куда-то или чуть замедлить шаг, отстав от опасного человека. Гибель происходит без драмы, и сделав мгновенный выбор между самосохранением и безрассудством человек лишь задним числом обнаруживает, что вместе со спасением он получает что-то ещё. А вернее - и ближе к тексту - вместе с отказом от импульсивной гибельной честности происходит отречение от части себя. И со временем от собственного "я" остаётся полинявшая оболочка, которую остаётся с облегчением закопать на Новом кладбище.
Это - первая, большая по объёму часть романа.
Но есть и вторая, придающая тексту трёхмерность, опять же пугающую.
Для того, чтобы свершилось вынесенное в неуклюжий заголовок воскресение, его должен деятельно захотеть хотя бы один человек. Он находится - это фронтовой приятель главного героя. И глядя его глазами на пронёсшуюся перед нами линяющую жизнь омываемого подпочвенными водами туловища мы видим, что туловище это при жизни было человеком неординарным, и даже, пожалуй, выдающимся. То есть вот это только что с содроганим рассмотренное и без сожаления присутствовавших похороненное существование, оказывается, располагалось на столь убогом фоне, что даже такое, оно волей-неволей на нём выделялось.
После такого в ужасе закрыв книгу думаешь - нет, только не я. Пусть со мной этого не произойдёт. Пусть я пойму, в какой момент предаю себя, пусть мне что-то позвенит, как-то отметится минута, когда я ради посторонних немножко искривлю то, что думаю сам с собой.
И вторая мысль - как же я должен быть счастлив от того, что моя жизнь, и жизни моих близких совершенно не зависят от того, что и как я говорю, и о чём как думаю. И какую же тяжёлую ношу тащили предыдущие поколения, что их совести так сгорбила, искривила невероятная масса чужих мнений, взглядов, оценок и осуждения. Как же я должен быть благодарен жизни за то, что она - не ад, в который хочет воскреснуть А.М. Бутов.
Хочет воскреснуть, чтобы попытаться что-то исправить.
И как хочется не захотеть так воскресать!
По окончании чтения очень кстати произошло следующее.
В фейсбучном мессенджере я случайно обнаружил большое число запросов на переписку, уведомления о которых я пропустил. Самое первое относится к 17 февраля 2012 года, когда в нашем богоспасаемом городишке с громом и треском избирался Евгений Урлашов.
Сообщение таково:
"В.Варфоломеев сегодня в твиттере заинтересовался "редакционной политикой" Эхо-Ярославля. Фактов необъективного и предвзятого освещения предвыборной кампании вами предостаточно, я думаю будут серьёзные выводы и поделом: нельзя компрометировать честное имя радиостанции, используя её слушателей для грязных сливов и нечестной агитации. Не та аудитория, знаете ли".
Над нами, по мнению автора (имя которого мне ничего не говорит), должно было знатно громыхнуть.
И поделом, считает он.
Дорогая судьба! Не дай мне, пожалуйста, обстоятельств, в которых я буду с удовлетворением встречать чужие неприятности. Не подсунь меня в жалобщики начальству, не дай мне говорить от лица требующих мщения, отставь от чести быть первым, сообщающим в личку о "серьёзных выводах".
Пусть уж лучше сами "серьёзные выводы", чем авторство такого сообщения.