Нехорошо это. Не смешно. Пошло. Не по-ленинградски
Шоу с ударом тортом в лицо всегда у меня вызывало отвращение. Я вообще не приемлю неуважительное отношение к пище. Когда герои какого-нибудь фильма со смехом начинают бросаться друг в друга едой, как, например, в фильме Оливье Ассайаса «Двойная жизнь», меня просто корёжит.
Из сообщества СКА в ТГ
И как же я был раздосадован тем, что клоунская «традиция» поздравлять с днём рождения ударом торта в лицо утвердилась в петербургском СКА, за который я болею с детства. Отвратительная «традиция». И дело не столько в её англосаксонском происхождении (хотя и в этом тоже), сколько в неуважительном отношении к пище, которое непозволительно проявлять где бы то ни было, а на берегах Невы это ещё и аморально.
Хорошо, что Павел Лукницкий, писатель и журналист, который провёл внутри блокадного кольца все дни до самого его снятия, работая военным корреспондентом, не видит этой пошлости - он умер 22 июня 1973 года. Читаю в его блокадном дневнике: «Всё прочнее в моё меню входит и новое блюдо: “обойная каша”. В том же гардеробе я обнаружил несколько мелков. Постепенно их съел. Один оставил: разметил им обои в комнате, установил себе норму - по квадратному метру в день. Из квадратного метра обоев варю кашу. Обои питательные, они - на клею. Из столярного клея все ленинградцы варят бульоны и делают студни, это блюдо считается одним из изысканных и наиболее сытных. Студня я не умею делать, а бульон получается, но столярный клей надо экономить». Это запись от 24 января 1942 года.
Моя мама, Светлана Аркадьевна, находилась в блокаде, будучи младенцем. Её воспоминания о пережитом аде основаны на рассказах старших: бабушки (её мамы Елены Георгиевны) и прабабушки (мамы моего дедушки, Аркадия Константиновича, ушедшего на фронт добровольцем и защищавшего тогда Ленинградом). «В нашей семье любили животных, особенно моя бабушка Александра Лаврентьевна. Перед войной у неё была собака - белый шпиц и несколько щенков, кошка. Бабушка сама их умертвила, когда стало нечем кормить животных, и закопала. Но очень скоро она увидела, что её мертвые любимцы были кем-то выкопаны и унесены. Скорее всего, они были съедены, - записала мама в своих воспоминаниях. - Однажды мама, получив бутылочки с питанием, возвращалась домой, вошла в подъезд, споткнулась о тело умершего соседа и упала, бутылочки разбились. Это было страшным несчастьем. Чтобы не умереть с голоду, мама варила кожаные ремни и столярный клей. Из этого получался навар, похожий на студень. Мама рассказывала, что я его кушала с большим удовольствием».
В наши дни, когда собаки и кошки для большинства из нас больше, чем просто питомцы, больно читать эти строки Лукницкого: «Тень мужчины. Он несёт за пазухой крошечную ребристую собачонку (редкость увидеть в городе собачонку!). У мужчины и у собачонки выражение глаз совершенно одинаковое: голодный блеск и страх. У собачонки страх, вероятно, потому, что она чует свою судьбу. У мужчины потому, вероятно, что он опасается, как бы у него эту собачонку не отняли, сил отстоять свою добычу у него не хватило бы».
А вот запись из дневника работника ленинградского радио Аркадия Лепковича, сделанная им 15 декабря 1941 года: «Всегда ходишь с чувством голода и сейчас кажется, что никогда не будешь сыт, такое чувство тяжёлое, даже страшное, а страшное потому, что всего страшней это ещё больший голод». «Есть хочется - нестерпимо!..» - написал в своём дневнике Лукницкий в 3 часа ночи 13 января 1942 года. «Нравы голодные. Например: ходит обедать… один пожилой в сединах учёный. Он облизывает тарелки несколько раз» - это уже из дневника архитектора Александра Сергеевича Никольского, по проектам которого в Ленинграде построены школы на проспекте Стачек и Политехнической улице в Лесном, бани на площади Мужества и другие здания в духе конструктивизма.
Первую блокадную зиму писатель Виталий Бианки назвал «смертным временем». Но голод продолжал мучать ленинградцев и потом.
Маргарита Сергеевна Малкова в годы блокады была подростком. Позже она рассказала, как жила с мамой в блокадном Ленинграде (её воспоминания перекликаются со знаменитым дневником Тани Савичевой): «Придём домой, да ещё зайдем на помойку [при военной столовой], пособираем там каких-нибудь очисток и разных других отбросов. А когда ничего нет, то сидим с мамой голодные. А когда выбросят ещё до прихода мамы, то я не еду её встречать, а иду на помойку, там сижу и собираю разные отбросы. И мы с мамой всегда встречались на помойке, потому что помойка спасала от голодной смерти». Однажды Рите достался целый бак с отбросами. Наверху лежали копчёные головы селёдок: «Женщины из столовой просили поскорей вернуть бак. И на наших глазах всё наше сокровище покрылась густой черной сажей и золой. А вымыть-то нечем, воды-то нет. А есть так хочется. Терпения нет, и ели, как пришлось».
«Блокада - мы, ленинградские дети, росли с этим понятием. В нас воспитывали уважение к еде, особенно к хлебу, - написал я в колонке годичной давности, когда моя мама ещё была жива. - Я и сейчас переживаю, когда продукты портятся. “Аристократическая” манера оставлять на тарелке пищу меня раздражает. “Блокадный ген” - я уверен, что он существует. Знание-воспоминание (есть такая категория в философии Платона) о блокаде даёт о себе знать. Не может не давать».
Свидетельств о мучениях ленинградцев от голода - множество. Написано и немало исторических исследований о страшном блокадном быте. Понятно, что хоккеисты не читают воспоминания и исследования. У них нет на это времени: тренировки, игры. Да и заботит их другое: голы, очки, время, проведённое на площадке, и, конечно, сумма контракта. Но должен же быть в командах человек по воспитательной части, который бы объяснял игрокам, что хорошо, а что плохо.
В январе СКА обычно играет в свитерах с надписью «Ленинград», отдавая тем самым дань уважения защитникам города и блокадникам. Это хорошо. Правда, в январе 2025 года команда почему-то не стала надевать эти свитера. Но неужели за все эти годы не нашлось человека, который бы объяснил тому, кто придумал бить сотрудников СКА тортом в лицо, поздравляя их так с днём рождения, что в городе, который 30 с лишним лет назад ещё назывался Ленинградом, этого делать нельзя. Нехорошо это. Не смешно. Пошло. Не по-ленинградски.
Когда верстался номер» (с)
Зайдя в сетевые сообщества и каналы СКА за иллюстративным материалом, я обнаружил, что последние видео с ударами тортом в лицо убраны. А они точно были. Таким образом, например, в начале января поздравили пожилого тренера по общефизической подготовке. И я видел ролик, на котором запечатлено, как в его лицо впечатывают торт. Больше его нет. Последний ролик с ударом тортом выложен в минувшем августе. Может быть, это связано с тем, что в команде больше нет главного по метанию тортов - двухметрового защитника Степана Фальковского. А, может быть, всё же нашёлся человек, который объяснил, что делать это не нужно.
Дмитрий Жвания