про Румынию и Стинга
Сейчас я уже не помню как все это случилось и с чего началось. Помню уже только как сидела в самолете, и больше всего этот полет напоминал мне американские горки: каждый раз, когда самолет проваливался в воздушную яму, шумные израильские дети (парам-пара-па-пам а также их родители) делали громкое и радостное "уууУУ!", и у меня вместе с ними замирало сердце, а потом проваливалось куда-то в живот, и от этих ощущений совершенно не хотелось приземляться, и, наверняка, от счастья вспыхивали такие же как и у детей огоньки в глазах.
Я не спешила в гостиницу и шаталась по Бухаресту налегке с моей маленькой сумкой, на которую с подозрением смотрела девочка на досмотре в аэропорту в Израиле и не верила, что это все мои вещи на три дня, а я недоумевала: она же девочка, как же она не понимает, что туда уместились все мои футболки и даже запасные тапочки?
Бухарест оказался потрясающим. Я долго не могла понять где я нахожусь и как его охарактеризовать: то ли это советский конструктивизм во всем его преувеличении, то ли французский ренессанс, то ли строгий классицизм, а вот тут как будто бы приложил руку Гауди и рядом модерн и какой-то абсурд, а еще восточноевропейское средневековье, и в конце концов я запуталась и приняла всю эту эклектику, улыбнулась в ответ городу, который улыбался мне и смеялся надо мной. Я бродила по самым неприметным улицам, по пустым переулкам, стараясь сливаться со стенами, растворяться в толпе и превратиться в одну из теней, отбрасываемых городом от яркого и невероятно жаркого солнца, а потом внезапно наступал вечер, и фонари на улицах ярко светили в лицо, не давая скрыться, и я оказывалась на самых шумных и людных улицах, где есть только кафе и бары, все яркое, разноцветное, как салат на моей тарелке, и я сижу на открытой веранде у кафе и завороженно наблюдаю за молоденьким мороженщиком, который играет с детьми и взрослыми, втягивает в целое представление, а потом звенит в бубенцы и протягивает вафельный рожок с разноцветными шариками.
На второй день я еду на главный железнодорожный вокзал - мою любовь к самолетам можно сравнить лишь с моей любовью к поездам) Я несколько минут пытаюсь разобраться с румынским языком в терминале, но, кажется, дизайнер интерфейсов сделал хорошую работу. Я выбираю случайный пункт назначения из ближайших поездов и покупаю билет, мне хочется забраться в какую-нибудь нетуристическую румынскую глубинку, и мне это удается. Четыре часа на поезде больше всего напоминают путешествие на Хогвартс-экспрессе.
На третий день я выбираюсь в Брашов как обязательный пункт туристической программы, но он уже не удивляет меня, таких маленьких разноцветных уютных городков я видела очень много по всей Европе, и теперь я вынуждена признать, что мне хочется чего-то нового.
Мой последний день в Бухаресте. Небо вдруг затянули тонкие белесые тучки, и весь город вдруг стал похож на аквариум под запотевшим стеклом. 31 июля. Сейчас в Израиле днем за +30 и здесь эта влажная свежесть кажется мне настоящей живительной силой. У меня есть пара часов прогуляться до начала концерта, и я иду по улицам и вдыхаю эту преддождевую влажность вместо воздуха.
У меня билеты в золотой круг, я стою у самой сцены и осматриваюсь назад: столько самых разных людей, молоденькие девочки-блондинки на каблуках и постаревшие рокеры с длинными седыми волосами, молодежь с пивом и изысканные пары, удивительные румыны и одна счастливая израильтянка. James Walsh, Mike and The Mechanics, все танцуют, хлопают в ладоши и поют, мне безумно нравится румынская публика, они отдают артистам невероятное количество энергии и очень уважают друг друга. Солнце заходит, и Стинг появляется на сцене, когда уже совсем темно. Я еще пытаюсь фотографировать его на телефон, но потом это кажется мне абсолютно бессмысленным, и я растворяюсь в толпе, мы превращаемся в огромный энергетический комок, мы смеемся и плачем вместе с музыкантами, Стинг смеется и плачет вместе с нами, он носится по сцене и танцует, а мы все протягиваем руки к небу, пытаясь поймать несколько капель проходящего мимо дождя; Стинг играет Desert Rose, и мне кажется, что вокруг меня нет ни одного человека, я танцую и замечаю, открывая глаза, что Стинг подмигивает мне)
Мы возвращали его три раза, последней была Fragile, и после нее он едва успевает скрыться за сценой, как начинается дождь. Мы действительно хрупкие, от этого ведра воды, ведра благословения, вылитого на меня откуда-то с небес, я промокаю насквозь, не замечаю, что улицы полны воды мне по щиколотку; я шлепаю до ближайшего остановившегося автобуса и спрашиваю у водителя где маршрут в аэропорт. Он пристально рассматривает мои мокрые кеды, то, как с моего носа вода течет на приборную панель в кабине, и отвозит меня почти в самый аэропорт, а я стою в углу, мне так неловко, что потом в салоне будет огромная лужа. И в аэропорту я еще долго сушила носки в машинке для сушки рук, и комплект сменной одежды казался мне чем-то самым важным на этой планете, и этот день казался мне самым счастливым днем лета.
Я не спешила в гостиницу и шаталась по Бухаресту налегке с моей маленькой сумкой, на которую с подозрением смотрела девочка на досмотре в аэропорту в Израиле и не верила, что это все мои вещи на три дня, а я недоумевала: она же девочка, как же она не понимает, что туда уместились все мои футболки и даже запасные тапочки?
Бухарест оказался потрясающим. Я долго не могла понять где я нахожусь и как его охарактеризовать: то ли это советский конструктивизм во всем его преувеличении, то ли французский ренессанс, то ли строгий классицизм, а вот тут как будто бы приложил руку Гауди и рядом модерн и какой-то абсурд, а еще восточноевропейское средневековье, и в конце концов я запуталась и приняла всю эту эклектику, улыбнулась в ответ городу, который улыбался мне и смеялся надо мной. Я бродила по самым неприметным улицам, по пустым переулкам, стараясь сливаться со стенами, растворяться в толпе и превратиться в одну из теней, отбрасываемых городом от яркого и невероятно жаркого солнца, а потом внезапно наступал вечер, и фонари на улицах ярко светили в лицо, не давая скрыться, и я оказывалась на самых шумных и людных улицах, где есть только кафе и бары, все яркое, разноцветное, как салат на моей тарелке, и я сижу на открытой веранде у кафе и завороженно наблюдаю за молоденьким мороженщиком, который играет с детьми и взрослыми, втягивает в целое представление, а потом звенит в бубенцы и протягивает вафельный рожок с разноцветными шариками.
На второй день я еду на главный железнодорожный вокзал - мою любовь к самолетам можно сравнить лишь с моей любовью к поездам) Я несколько минут пытаюсь разобраться с румынским языком в терминале, но, кажется, дизайнер интерфейсов сделал хорошую работу. Я выбираю случайный пункт назначения из ближайших поездов и покупаю билет, мне хочется забраться в какую-нибудь нетуристическую румынскую глубинку, и мне это удается. Четыре часа на поезде больше всего напоминают путешествие на Хогвартс-экспрессе.
На третий день я выбираюсь в Брашов как обязательный пункт туристической программы, но он уже не удивляет меня, таких маленьких разноцветных уютных городков я видела очень много по всей Европе, и теперь я вынуждена признать, что мне хочется чего-то нового.
Мой последний день в Бухаресте. Небо вдруг затянули тонкие белесые тучки, и весь город вдруг стал похож на аквариум под запотевшим стеклом. 31 июля. Сейчас в Израиле днем за +30 и здесь эта влажная свежесть кажется мне настоящей живительной силой. У меня есть пара часов прогуляться до начала концерта, и я иду по улицам и вдыхаю эту преддождевую влажность вместо воздуха.
У меня билеты в золотой круг, я стою у самой сцены и осматриваюсь назад: столько самых разных людей, молоденькие девочки-блондинки на каблуках и постаревшие рокеры с длинными седыми волосами, молодежь с пивом и изысканные пары, удивительные румыны и одна счастливая израильтянка. James Walsh, Mike and The Mechanics, все танцуют, хлопают в ладоши и поют, мне безумно нравится румынская публика, они отдают артистам невероятное количество энергии и очень уважают друг друга. Солнце заходит, и Стинг появляется на сцене, когда уже совсем темно. Я еще пытаюсь фотографировать его на телефон, но потом это кажется мне абсолютно бессмысленным, и я растворяюсь в толпе, мы превращаемся в огромный энергетический комок, мы смеемся и плачем вместе с музыкантами, Стинг смеется и плачет вместе с нами, он носится по сцене и танцует, а мы все протягиваем руки к небу, пытаясь поймать несколько капель проходящего мимо дождя; Стинг играет Desert Rose, и мне кажется, что вокруг меня нет ни одного человека, я танцую и замечаю, открывая глаза, что Стинг подмигивает мне)
Мы возвращали его три раза, последней была Fragile, и после нее он едва успевает скрыться за сценой, как начинается дождь. Мы действительно хрупкие, от этого ведра воды, ведра благословения, вылитого на меня откуда-то с небес, я промокаю насквозь, не замечаю, что улицы полны воды мне по щиколотку; я шлепаю до ближайшего остановившегося автобуса и спрашиваю у водителя где маршрут в аэропорт. Он пристально рассматривает мои мокрые кеды, то, как с моего носа вода течет на приборную панель в кабине, и отвозит меня почти в самый аэропорт, а я стою в углу, мне так неловко, что потом в салоне будет огромная лужа. И в аэропорту я еще долго сушила носки в машинке для сушки рук, и комплект сменной одежды казался мне чем-то самым важным на этой планете, и этот день казался мне самым счастливым днем лета.