Дело двадцати семи или По следам черного "воронка"
Часть II.
Продолжаем искать в Твери 21-го века следы Калинина 1937-го года, по улицам которого ездил черный "воронок" и забирал из домов мирных граждан.
№ 2. Студенческий переулок, угол улицы Желябова, дом 30/41.
10 сентября 1937 года чекисты явились в дом на углу Студенческого переулка и улицы Желябова. Их интересовал житель названного дома Михаил Павлович Ильин.
Ему было 56 лет, он происходил из дворян, родился в Житомире.
Ильин был юристом высокого класса.
Он закончил юридический факультет Московского университета, работал в Московской судебной палате, до революции служил и.о. товарища (заместителя) прокурора.
При новой власти в начале 20-х стал следователем ревтрибунала, затем перешел в адвокаты.
В начале 30-х Ильина осудили на три года лагеря, срок он отбывал на строительстве Беломорканала, после чего добровольно поехал на другой конец страны - строить Байкало-Амурскую магистраль.
1937 год Ильин встретил в качестве юрисконсульта в организации с очень характерным для советского времени названием - «Межрайбумглаврыба».
У Ильина осталась семья - жена Аглаида Михайловна, 44 лет, которая работала медсестрой в больнице очень известного в городе доктора Успенского и 17-летняя дочь Ираида.
У Михаила Ильина был двоюродный брат Николай Иванович Ильин, который встретил революцию в звании подполковника царской армии, после революционных событий служил у Корнилова, Деникина, Врангеля, командовал дивизией. С остатками Белой армии через Крым он отправился в Турцию, но через четыре года вернулся вместе с большой группой русских офицеров и солдат.
В 1925 году Ильин поселился в Твери - поближе к матери, живущей в Ржеве, затем переехал в столицу.
Николай Ильин навещал своего калининского брата, останавливался у него.
Летом 1937 года его арестовали в Москве.
На следствии подполковник Ильин признал себя польским и одновременно японским шпионом.
Признался в несовершенных преступлениях и Михаил Ильин.
После ареста он держался очень долго - больше двух месяцев.
20 ноября Ильин письменно обратился к начальнику управления НКВД по Калининской области Гуминскому.
Его признательные показания начинаются так: «Не желая сопротивляться со следствием, я решил дать справедливые и исчерпывающие показания по своей контрреволюционной деятельности».
№ 3. Перекресток улиц Желябова и Дементьева (бывшая улица Володарского), возле дома 57/14.
Мы дошли до дома Дмитрия Шеншина.
Первый арест по делу 27 чекисты произвели в доме и сейчас стоящем на углу улиц Желябова и Володарского.
Поздним вечером 31 августа 1937 года в дверь квартиры № 3 дома 57/14 по улице Желябова настойчиво позвонили.
Затем громко постучали. Когда заспанные хозяева наконец открыли дверь, в квартиру уверенно вошли несколько мужчин, которые вели себя отнюдь не как гости.
Здесь проживал Дмитрий Владимирович Шеншин, 1884 года рождения, в прошлом прапорщик запаса царской армии, а в то время - служащий управления связи.
Он был первым арестованным по делу и являлся вторым ключевым участником мифической группы террористов.
Пришедшие предъявили ордер на арест хозяина квартиры, на обыск его жилища и приступили к выполнению предписанного документами.
Они перевернули все три комнаты, занимаемые семьей, две из них опечатали.
Хозяина чекисты увели с собой. В дом на углу улиц Желябова и Володарского он больше никогда не вернулся. Его жена Майя Михайловна узнала, что стало с мужем, только двадцать лет спустя.
По месту службы Шеншина ему выдали характеристику с такими словами: «…Шеншин сочувствующим ВКПб не является и никогда не являлся, а был только охвачен политучебой, в общем кружке сочувствующих, как и ряд несочувствующих сотрудников».
Шеншин не всегда был мелким служащим.
В годы юности он четыре года прожил во Франции.
В ходе следствия Шеншин рассказывал, что во Францию отправился, чтобы поддержать своего пожилого отца. В деле имеется донос осведомителя НКВД, который сообщает, что Шеншин учился в Сорбонне.
Донос трудно проверить, известно, что Шеншин закончил Петербургский университет.
Анонимщик сообщает, что Шеншин является племянником Столыпина.
На первых допросах Шеншин отрицал свое участие в организации, называемой следователем фашистско-повстанческой, но спустя месяц и 5 дней, 4 октября он пишет покаянное письмо на имя наркома НКВД Ежова: «Я решил прекратить запирательство и дать следствию правдивые показания».
Это письмо на нескольких листах написано красными чернилами, в нем Шеншин перечисляет имена 25 своих знакомых, которых он якобы вовлек в «организацию», после чего аресты стали происходить каждые несколько дней.
Что происходило с Шеншиным в течение месяца после ареста?
В нашей экскурсии мы подойдем к зданию тюрьмы НКВД и посмотрим на нее снаружи и внутри, попробуем понять, что испытывали ее узники.
№ 4. Улица академика Каргина (бывшая Равенства), дом № 3.
Купцы Кобелевы в дореволюционной Твери были очень известны, владели множеством зданий, торговых и промышленных предприятий.
Например, Кобелевым принадлежали дома по улице Советской, впоследствии ставшие зданием правительства Тверской области.
При советской власти Кобелевы жили весьма скромно. Петр Петрович Кобелев, наследник семейных ценностей, выпускник Тверского реального училища, занимал квартиру № 4 в коммунальном доме, где топил печку, носил воду и испытывал прочие тяготы быта рядового советского горожанина.
В 1937 году ему исполнился 41 год, служил он в библиотеке педагогического института. За ним пришли 15 октября 1937 года.
В доме на улице Равенства осталась семья: мать Анна Петровна, жена Лидия Андреевна, воспитатель детсада и двое сыновей-подростков.
Петр Петрович Кобелев был одним из немногих, кто не признался в несовершенных им преступлениях. Для этого нужно было иметь большое мужество.
Дом Кобелевых за прошедшие 80 лет практически не изменился.
№ 5. Улица Дементьева (бывшая Володарского), дом 25.
15 октября 1937 года «воронок» приехал за Михаилом Андреевичем Васильевым.
Михаил Васильев родился в 1897 году в Петербурге.
Его родные - мать и старший брат - слесарь на Арсенале оставались жить в советском уже Ленинграде, на Кирочной улице.
Во время Первой мировой войны Васильев три года воевал на фронтах первой мировой, что советская власть рассматривала как отягчающее обстоятельство.
Васильев уже был репрессирован, в 1931 году он получил 5 лет лагерей, отбыл срок, вернулся домой и вновь был арестован.
Так случалось очень часто: однажды попав в область зрения органов, человек переходил из дела в дело.
После лагеря Васильев с семьей - женой и двумя детьми - поселился в Калинине, работал на мелких должностях - в подсобном хозяйстве фабрики имени Вагжанова, бухгалтером в Союзтрансе.
В момент ареста Васильев был безработным.
Имя Васильева на следствии назвал Борис Карпов, как своего знакомого, завербованного в группу террористов.
Через две недели содержания в тюрьме НКВД Михаил Васильев и сам признался во всем, что предложил ему следователь.
№ 6. Улица Жигарева (бывшая Коммунальная), дом 34.
4 ноября 1937 года люди в форме работников НКВД пришли в квартиру № 1, где проживал Сергей Павлович Ромодановский, 44 лет, юрисконсульт хлопчатобумажного треста.
Сергей Ромодановский родился в городе Старице Тверской губернии в семье надворного советника, потомственного почетного гражданина, получил прекрасное образование: он закончил юридический факультет Московского государственного университета.
Семья Ромодановского: жена Александра Павловна, домохозяйка, и два сына - Игорь девяти лет и 11-летний Олег осталась без средств к существованию.
№ 7. Бульвар Радищева, дом 17.
11 октября поздний звонок раздался в дверь квартиры 6 дома 17 по бульвару Радищева. Здесь жил сын генерал-майора, бывший поручик царской армии, а ныне актер Дмитрий Васильевич Карпов.
Дмитрий Карпов родился в 1894 году в городе Нижний Новгород.
С 1913 года и до начала революции он служил в армии.
В 1921 году он арестовывался в группе бывших офицеров царской армии, вместе с Васильевым, Шеншиным и другими, но вскоре был освобожден.
Во второй раз пролетарское правосудие настигло его в 1931 году.
Карпова судили по 58-й статье Уголовного кодекса, дали три года лагерей. В 1934 году бывший поручик вернулся в Калинин, поступил в передвижной театр, стал актером.
Его отец давно умер, мать скончалась в 1937 году. Из родных оставались сестра Анна, медсестра Заволжской больницы, и младший брат Сергей.
……………………………………
По делу 27-ми проходило несколько представителей известных тверских фамилий. В их числе - Николай Михайлович Аваев.
№ 8. Крестьянская площадь, дом 11.
Крестьянская площадь в наше время переименована и перестроена.
Теперь это Тверская площадь с фонтаном и сквером на месте торговых рядов работы Карло Росси.
Эти преобразования относительно недавние, 1960-х годов.
В 1937 году площадь по краям была застроена небольшими домами, в центре ее происходила торговля сельхозпродукцией.
Она не шла ни в какое сравнение с торговлей досоветского периода, но все-таки продолжалась довольно долго.
На Крестьянской площади стояло несколько домов, принадлежащих знатным тверским семьям.
Дом № 8 принадлежал купцам Аваевым, дом № 9 - Куровым.
В доме № 11, который уже не существует, тоже жили члены клана Аваевых.
Отец Николая Аваева имел небольшую крупорушку и 3-4 наемных рабочих. Мельница молола овес на крупу, который отправляли в Петербург.
Так рассказывал Николай Аваев следователю, а насколько крупным было производство Аваевых (вероятно, что арестованный преуменьшал состояние своей семьи), можно только догадываться.
Старший Аваев умер в 1904 году. Его жене Екатерине Арсеньевне в 1937 году было 70 лет, она пережила и арест, и расстрел сына.
Николай Михайлович Аваев родился в 1895 году, закончил 5 классов гимназии и курсы землемеров в Москве.
Затем началась Первая мировая война, и он добровольно ушел на фронт, имел чин унтер-офицера.
На момент ареста Аваев трудился чернорабочим на Коняевской железнодорожной ветке.
За ним пришли 3 ноября 1937 года.
От дома Аваевых до тюрьмы НКВД расстояние на пять минут пешего хода.
19 ноября, через 16 дней после ареста, Николай Михайлович Аваев напишет признательные показания на имя капитана Гуминского.
Они начинаются словами: «Не желая сопротивляться со следствием и видя бесцельность моего запирательства…»
Сейчас мы покидаем центральную часть города и перемещаемся в Затьмачье. В предвоенное время Затьмачье еще оставалось одним из наиболее приличных районов города. Здесь сохранялась красивая застройка, в затьмацких каменных или деревянных домах проживало немало врачей, педагогов и юристов, последними очень интересовались работники НКВД.
№ 9. Улица Революционная, дом 17.
Ничего особенно революционного на этой тихой городской улице нет.
Застройка почти деревенская.
В 1937 году в квартире 1 дома № 17 проживал Борис Дмитриевич КАРПОВ, юрисконсульт фабрики имени Вагжанова.
Борис Дмитриевич родился в 1895 году в Петербурге, закончил юридический факультет университета.
В Калинин он попал, вероятно, в качестве ссыльного.
На улице Революционной он проживал с женой Надеждой Васильевной Крупенниковой.
Заполняя анкету арестованного, Карпов указал, что его жене 31 года, по профессии она психотехник, работает в диспансере.
У Карпова была 8-летняя дочь Нина, и она жила со своей матерью, его первой женой, на улице Софьи Перовской.
Карпова арестовали 4 ноября 1937 года.
Он не признался в предложенных ему следователем преступлениях.
№ 10. Улица Достоевского, 13.
В 1937 году в доме 13, квартира 2, по улице Достоевского (в наше время дом перестроен) проживал Александр Николаевич Назимов, 50 лет.
Назимова арестовали одним из первых фигурантов по делу 27-ми, 13 октября 1937 года, и уже на следующий день он дал нужные следствию показания.
Его признание - три страницы рукописного текста, написанные в виде обращения капитану госбезопасности Гуминскому, начинаются словами: «Являясь агентом германского резидента Треплина и членом контрреволюционной военной организации в г. Калинине, я на протяжении ряда лет проводил шпионскую работу в пользу германских разведывательных органов…»
Назимов признался, что его задачей являлась подготовка антисоветского военного восстания с организацией террористических актов над членами советского правительства.
Назимов в момент ареста работал юрисконсультом на заводе имени 1 мая.
Он перечислил своих сподвижников по тайной организации: Шеншина, Шенберга, Ильина, Ромодановского, Курова и других.
Назимов родом из города Кашина Тверской губернии.
Его отец служил у нотариуса Евреинова. Назимов закончил Кашинское духовное училище и один класс тверской семинарии, затем пошел по юридической части.
Служил в Кашинском окружном суде, после революции следователем ЧК, губернского трибунала, преподавал уголовное право.
В годы войны Назимов служил в конттразведке Балтийского флота. В 30-е годы доверие к бывшим спецам стало падать, уровень занимаемых Назимовым должностей нецклонно снижается. И вот арест.
У Назимова остались жена-домохозяйка и двое детей-студентов.
№ 11. Улица Бебеля, 4а.
По этому адресу в небольшом доме (вероятно, ныне не существующем) в 1937 году проживал коренной тверичанин Николай Николаевич Феоктистов, родившийся в 1888 году.
Отец Феоктистова до революции имел в Твери два дома.
Николай Феоктистов закончил Харьковский технологический институт, а при советской власти работал на фабрике имени Вагжанова заведующим планово-производственным отделом.
Его младший брат Борис служил в НКВД.
Другой брат, Константин, был рабочим на Калининском вагонзаводе, четвертый из братьев Феоктистовых - Петр был чернорабочим.
Их матери Евдокии Васильевне было 70 лет.
Жена Феоктистова София, работала медсестрой в Советской больнице.
Феоктистова арестовали одним из первых, 9 октября 1937 года.
№ 12. Улица Ефимова, дом 3.
До войны эта улица носила название Школьный переулок.
В доме № 3, снесенном в 90-е годы ХХ века, жил Николай Александрович Бахматов, 1896 года рождения.
При советской власти Николай Бахматов служил в должности инспектора отдела связи.
Семья: жена Нина Михайловна, сын Владимир 15 лет и две дочери, Клара трех лет и Маргарита, 13-ти.
Бахматов - единственный из участников группы 27-ми, происходящий из семьи крестьян-бедняков.
В 1916 году он закончил реальное училище, был мобилизован, служил в звании подпоручика.
После революции воевал в армии Колчака - единственное темное пятно в биографии, затем перешел к красным, с 1921 года работал на небольших должностях в советских органах власти.
28 октября 1937 года инспектор Бахматов был арестован.
Николай Бахматов не пошел на сделку со следствием, он полностью отрицал свое участие в «антисоветской повстанческой организации», даже на очной ставке с Шеншиным.
№ 13. Переулок Трудолюбия, дом 9.
В 1937 году в доме № 9 (недавно снесен) по переулку Трудолюбия (бывшему Троицкому) жил Александр Иванович Ловля, 46 лет.
Фамилия Ловля до революции была известной в Твери.
Это были крупные купцы, состоявшие в родстве в другими видными городскими кланами.
Например, Елизавета Ивановна Ловля (возможно, сестра Александра) вышла замуж за Николая Васильевича Аваева, представителя другой крупной династии.
Отец Александра Ловля имел в Твери два магазина. Какие-то следы прошлого достатка оставалась в семье.
Во время обыска в доме арестованного были изъяты золотые и серебряные монеты, о чем имеется указание в протоколе.
Александр Ловля уже при советской власти окончил Тверской педагогический институт, преподавал географию и немецкий язык в техникуме при швейной фабрике имени Володарского.
У него была жена Антонина, тоже педагог, работавшая в городской школе № 13 и дочь Наталья 13 лет.
11 октября 1937 года Александра Ивановича Ловлю арестовали по подозрению в участии в террористической контрреволюционной фашистской организации.
Ловля был одним из тех, кто отказался дать следствию признательные показания.
№ 14. Улица Дмитрия Донского (ранее Борисоглебский переулок), дом 8.
В 1937 году в доме № 8 по Борисоглебскому переулку проживал Владимир Сергеевич Муромцев.
Владимир Муромцев - самая крупная фигура в деле 27-ми, сфабрикованном в недрах Калининского управления НКВД, как по происхождению, так и по собственной биографии.
Его отец Сергей Андреевич Муромцев − российский политический деятель, правовед, профессор Московского университета; в истории он остался как один из организаторов кадетской партии и председатель первой российской Государственной думы 1906 года.
Сергей Муромцев скончался в 1910 году.
Его сын Владимир Муромцев родился в 1892 году, он окончил юридический факультет Московского университета.
В Твери Владимир Муромцев жил после освобождения из Соловецкого лагеря, получив «минус», и работал на должности юрисконсульта в конторе «Союзутиль».
В биографии Муромцева был целый набор отягчающих обстоятельств.
Его мать, Мария Николаевна Муромцева, профессор пения, которой в 1937 году было 82 года, жила в Париже, его двоюродная сестра Вера Муромцева была женой будущего Нобелевского лауреата писателя-эмигранта Ивана Бунина и также находилась вне России.
Во Франции, а потом в Бельгии росли и дочери Муромцева от второго брака, 14-летняя Татьяна и 17-летняя Ольга.
Владимир Муромцев был женат четыре раза.
Две его бывшие жены, первая и третья, находились за границей.
Вторая жена, Саарбекова, мать его дочерей, жила в Москве.
На момент ареста Муромцев был женат четвертым браком на 27-летней студентке Первого медицинского института москвичке Наталье Деменковой.
Все эти семейные обстоятельства Муромцева в совокупности выглядели крайне подозрительно в глазах не только «простых» советских людей (в деле имеются показания соседа Муромцева с осуждающим рассказом на тему семейных обстоятельств юрисконсульта), но особенно − следователей НКВД.
Немалая часть «бесед» следователя с Муромцевым посвящена распутыванию его сложных семейных связей.
Владимир Муромцев уже судился советской властью.
В 1928 году он получил пять лет по 58-й статье УК.
Срок отбывал на Соловках вместе с будущим академиком Лихачевым.
После лагеря получил «минус» и поселился в Калинине. Здесь он работал в разных организациях, подолгу не задерживаясь на одном месте.
В момент ареста выпускник Московского университета имел скромнейший статус юрисконсульта конторы «Союзутиль».
Муромцева арестовали 21 октября 1937 года.
Спустя месяц и два дня, 23 ноября, он написал «чистосердечное признание» на имя капитана госбезопасности Гуминского: «Колебания в своих политических убеждениях с начала Октябрьской революции не дали мне возможности взять верное направление в своих политических взглядах и я оказался в рядах несоветских людей, втянувшись в работу с концессиями, в частности, с немецкими, что повлекло с 1926 года мой личный шпионаж в пользу немецкой разведки…»
Но пройдет несколько дней, и 5 декабря Муромцев откажется от своего признания: «Заявление, поданное мною, я НЕ подтверждаю. Написал в нем явную неправду и ввел в заблуждение следствие».
К пятому декабря 1937 года большая часть проходящих по делу 27-ми людей уже была расстреляна.
В живых оставалось лишь четверо, Муромцев в их числе.
Младшая дочь Владимира Муромцева Татьяна Муромцева-Саарбекова в наши дни живет в Бельгии.
Своих родителей Татьяна почти не знала. Отец в 1929 году ушел на работу и не вернулся - его арестовали и отправили на строительство Беломоро-Балтийского канала.
Мать сумела переправить Татьяну и Наталью к бабушке в Париж.
В следующий раз они встретились спустя тридцать лет. В 2012 году Татьяна Саарбекова написала книгу «В поисках моей России». Она издана на французском языке.
Продолжение следует
Продолжаем искать в Твери 21-го века следы Калинина 1937-го года, по улицам которого ездил черный "воронок" и забирал из домов мирных граждан.
№ 2. Студенческий переулок, угол улицы Желябова, дом 30/41.
10 сентября 1937 года чекисты явились в дом на углу Студенческого переулка и улицы Желябова. Их интересовал житель названного дома Михаил Павлович Ильин.
Ему было 56 лет, он происходил из дворян, родился в Житомире.
Ильин был юристом высокого класса.
Он закончил юридический факультет Московского университета, работал в Московской судебной палате, до революции служил и.о. товарища (заместителя) прокурора.
При новой власти в начале 20-х стал следователем ревтрибунала, затем перешел в адвокаты.
В начале 30-х Ильина осудили на три года лагеря, срок он отбывал на строительстве Беломорканала, после чего добровольно поехал на другой конец страны - строить Байкало-Амурскую магистраль.
1937 год Ильин встретил в качестве юрисконсульта в организации с очень характерным для советского времени названием - «Межрайбумглаврыба».
У Ильина осталась семья - жена Аглаида Михайловна, 44 лет, которая работала медсестрой в больнице очень известного в городе доктора Успенского и 17-летняя дочь Ираида.
У Михаила Ильина был двоюродный брат Николай Иванович Ильин, который встретил революцию в звании подполковника царской армии, после революционных событий служил у Корнилова, Деникина, Врангеля, командовал дивизией. С остатками Белой армии через Крым он отправился в Турцию, но через четыре года вернулся вместе с большой группой русских офицеров и солдат.
В 1925 году Ильин поселился в Твери - поближе к матери, живущей в Ржеве, затем переехал в столицу.
Николай Ильин навещал своего калининского брата, останавливался у него.
Летом 1937 года его арестовали в Москве.
На следствии подполковник Ильин признал себя польским и одновременно японским шпионом.
Признался в несовершенных преступлениях и Михаил Ильин.
После ареста он держался очень долго - больше двух месяцев.
20 ноября Ильин письменно обратился к начальнику управления НКВД по Калининской области Гуминскому.
Его признательные показания начинаются так: «Не желая сопротивляться со следствием, я решил дать справедливые и исчерпывающие показания по своей контрреволюционной деятельности».
№ 3. Перекресток улиц Желябова и Дементьева (бывшая улица Володарского), возле дома 57/14.
Мы дошли до дома Дмитрия Шеншина.
Первый арест по делу 27 чекисты произвели в доме и сейчас стоящем на углу улиц Желябова и Володарского.
Поздним вечером 31 августа 1937 года в дверь квартиры № 3 дома 57/14 по улице Желябова настойчиво позвонили.
Затем громко постучали. Когда заспанные хозяева наконец открыли дверь, в квартиру уверенно вошли несколько мужчин, которые вели себя отнюдь не как гости.
Здесь проживал Дмитрий Владимирович Шеншин, 1884 года рождения, в прошлом прапорщик запаса царской армии, а в то время - служащий управления связи.
Он был первым арестованным по делу и являлся вторым ключевым участником мифической группы террористов.
Пришедшие предъявили ордер на арест хозяина квартиры, на обыск его жилища и приступили к выполнению предписанного документами.
Они перевернули все три комнаты, занимаемые семьей, две из них опечатали.
Хозяина чекисты увели с собой. В дом на углу улиц Желябова и Володарского он больше никогда не вернулся. Его жена Майя Михайловна узнала, что стало с мужем, только двадцать лет спустя.
По месту службы Шеншина ему выдали характеристику с такими словами: «…Шеншин сочувствующим ВКПб не является и никогда не являлся, а был только охвачен политучебой, в общем кружке сочувствующих, как и ряд несочувствующих сотрудников».
Шеншин не всегда был мелким служащим.
В годы юности он четыре года прожил во Франции.
В ходе следствия Шеншин рассказывал, что во Францию отправился, чтобы поддержать своего пожилого отца. В деле имеется донос осведомителя НКВД, который сообщает, что Шеншин учился в Сорбонне.
Донос трудно проверить, известно, что Шеншин закончил Петербургский университет.
Анонимщик сообщает, что Шеншин является племянником Столыпина.
На первых допросах Шеншин отрицал свое участие в организации, называемой следователем фашистско-повстанческой, но спустя месяц и 5 дней, 4 октября он пишет покаянное письмо на имя наркома НКВД Ежова: «Я решил прекратить запирательство и дать следствию правдивые показания».
Это письмо на нескольких листах написано красными чернилами, в нем Шеншин перечисляет имена 25 своих знакомых, которых он якобы вовлек в «организацию», после чего аресты стали происходить каждые несколько дней.
Что происходило с Шеншиным в течение месяца после ареста?
В нашей экскурсии мы подойдем к зданию тюрьмы НКВД и посмотрим на нее снаружи и внутри, попробуем понять, что испытывали ее узники.
№ 4. Улица академика Каргина (бывшая Равенства), дом № 3.
Купцы Кобелевы в дореволюционной Твери были очень известны, владели множеством зданий, торговых и промышленных предприятий.
Например, Кобелевым принадлежали дома по улице Советской, впоследствии ставшие зданием правительства Тверской области.
При советской власти Кобелевы жили весьма скромно. Петр Петрович Кобелев, наследник семейных ценностей, выпускник Тверского реального училища, занимал квартиру № 4 в коммунальном доме, где топил печку, носил воду и испытывал прочие тяготы быта рядового советского горожанина.
В 1937 году ему исполнился 41 год, служил он в библиотеке педагогического института. За ним пришли 15 октября 1937 года.
В доме на улице Равенства осталась семья: мать Анна Петровна, жена Лидия Андреевна, воспитатель детсада и двое сыновей-подростков.
Петр Петрович Кобелев был одним из немногих, кто не признался в несовершенных им преступлениях. Для этого нужно было иметь большое мужество.
Дом Кобелевых за прошедшие 80 лет практически не изменился.
№ 5. Улица Дементьева (бывшая Володарского), дом 25.
15 октября 1937 года «воронок» приехал за Михаилом Андреевичем Васильевым.
Михаил Васильев родился в 1897 году в Петербурге.
Его родные - мать и старший брат - слесарь на Арсенале оставались жить в советском уже Ленинграде, на Кирочной улице.
Во время Первой мировой войны Васильев три года воевал на фронтах первой мировой, что советская власть рассматривала как отягчающее обстоятельство.
Васильев уже был репрессирован, в 1931 году он получил 5 лет лагерей, отбыл срок, вернулся домой и вновь был арестован.
Так случалось очень часто: однажды попав в область зрения органов, человек переходил из дела в дело.
После лагеря Васильев с семьей - женой и двумя детьми - поселился в Калинине, работал на мелких должностях - в подсобном хозяйстве фабрики имени Вагжанова, бухгалтером в Союзтрансе.
В момент ареста Васильев был безработным.
Имя Васильева на следствии назвал Борис Карпов, как своего знакомого, завербованного в группу террористов.
Через две недели содержания в тюрьме НКВД Михаил Васильев и сам признался во всем, что предложил ему следователь.
№ 6. Улица Жигарева (бывшая Коммунальная), дом 34.
4 ноября 1937 года люди в форме работников НКВД пришли в квартиру № 1, где проживал Сергей Павлович Ромодановский, 44 лет, юрисконсульт хлопчатобумажного треста.
Сергей Ромодановский родился в городе Старице Тверской губернии в семье надворного советника, потомственного почетного гражданина, получил прекрасное образование: он закончил юридический факультет Московского государственного университета.
Семья Ромодановского: жена Александра Павловна, домохозяйка, и два сына - Игорь девяти лет и 11-летний Олег осталась без средств к существованию.
№ 7. Бульвар Радищева, дом 17.
11 октября поздний звонок раздался в дверь квартиры 6 дома 17 по бульвару Радищева. Здесь жил сын генерал-майора, бывший поручик царской армии, а ныне актер Дмитрий Васильевич Карпов.
Дмитрий Карпов родился в 1894 году в городе Нижний Новгород.
С 1913 года и до начала революции он служил в армии.
В 1921 году он арестовывался в группе бывших офицеров царской армии, вместе с Васильевым, Шеншиным и другими, но вскоре был освобожден.
Во второй раз пролетарское правосудие настигло его в 1931 году.
Карпова судили по 58-й статье Уголовного кодекса, дали три года лагерей. В 1934 году бывший поручик вернулся в Калинин, поступил в передвижной театр, стал актером.
Его отец давно умер, мать скончалась в 1937 году. Из родных оставались сестра Анна, медсестра Заволжской больницы, и младший брат Сергей.
……………………………………
По делу 27-ми проходило несколько представителей известных тверских фамилий. В их числе - Николай Михайлович Аваев.
№ 8. Крестьянская площадь, дом 11.
Крестьянская площадь в наше время переименована и перестроена.
Теперь это Тверская площадь с фонтаном и сквером на месте торговых рядов работы Карло Росси.
Эти преобразования относительно недавние, 1960-х годов.
В 1937 году площадь по краям была застроена небольшими домами, в центре ее происходила торговля сельхозпродукцией.
Она не шла ни в какое сравнение с торговлей досоветского периода, но все-таки продолжалась довольно долго.
На Крестьянской площади стояло несколько домов, принадлежащих знатным тверским семьям.
Дом № 8 принадлежал купцам Аваевым, дом № 9 - Куровым.
В доме № 11, который уже не существует, тоже жили члены клана Аваевых.
Отец Николая Аваева имел небольшую крупорушку и 3-4 наемных рабочих. Мельница молола овес на крупу, который отправляли в Петербург.
Так рассказывал Николай Аваев следователю, а насколько крупным было производство Аваевых (вероятно, что арестованный преуменьшал состояние своей семьи), можно только догадываться.
Старший Аваев умер в 1904 году. Его жене Екатерине Арсеньевне в 1937 году было 70 лет, она пережила и арест, и расстрел сына.
Николай Михайлович Аваев родился в 1895 году, закончил 5 классов гимназии и курсы землемеров в Москве.
Затем началась Первая мировая война, и он добровольно ушел на фронт, имел чин унтер-офицера.
На момент ареста Аваев трудился чернорабочим на Коняевской железнодорожной ветке.
За ним пришли 3 ноября 1937 года.
От дома Аваевых до тюрьмы НКВД расстояние на пять минут пешего хода.
19 ноября, через 16 дней после ареста, Николай Михайлович Аваев напишет признательные показания на имя капитана Гуминского.
Они начинаются словами: «Не желая сопротивляться со следствием и видя бесцельность моего запирательства…»
Сейчас мы покидаем центральную часть города и перемещаемся в Затьмачье. В предвоенное время Затьмачье еще оставалось одним из наиболее приличных районов города. Здесь сохранялась красивая застройка, в затьмацких каменных или деревянных домах проживало немало врачей, педагогов и юристов, последними очень интересовались работники НКВД.
№ 9. Улица Революционная, дом 17.
Ничего особенно революционного на этой тихой городской улице нет.
Застройка почти деревенская.
В 1937 году в квартире 1 дома № 17 проживал Борис Дмитриевич КАРПОВ, юрисконсульт фабрики имени Вагжанова.
Борис Дмитриевич родился в 1895 году в Петербурге, закончил юридический факультет университета.
В Калинин он попал, вероятно, в качестве ссыльного.
На улице Революционной он проживал с женой Надеждой Васильевной Крупенниковой.
Заполняя анкету арестованного, Карпов указал, что его жене 31 года, по профессии она психотехник, работает в диспансере.
У Карпова была 8-летняя дочь Нина, и она жила со своей матерью, его первой женой, на улице Софьи Перовской.
Карпова арестовали 4 ноября 1937 года.
Он не признался в предложенных ему следователем преступлениях.
№ 10. Улица Достоевского, 13.
В 1937 году в доме 13, квартира 2, по улице Достоевского (в наше время дом перестроен) проживал Александр Николаевич Назимов, 50 лет.
Назимова арестовали одним из первых фигурантов по делу 27-ми, 13 октября 1937 года, и уже на следующий день он дал нужные следствию показания.
Его признание - три страницы рукописного текста, написанные в виде обращения капитану госбезопасности Гуминскому, начинаются словами: «Являясь агентом германского резидента Треплина и членом контрреволюционной военной организации в г. Калинине, я на протяжении ряда лет проводил шпионскую работу в пользу германских разведывательных органов…»
Назимов признался, что его задачей являлась подготовка антисоветского военного восстания с организацией террористических актов над членами советского правительства.
Назимов в момент ареста работал юрисконсультом на заводе имени 1 мая.
Он перечислил своих сподвижников по тайной организации: Шеншина, Шенберга, Ильина, Ромодановского, Курова и других.
Назимов родом из города Кашина Тверской губернии.
Его отец служил у нотариуса Евреинова. Назимов закончил Кашинское духовное училище и один класс тверской семинарии, затем пошел по юридической части.
Служил в Кашинском окружном суде, после революции следователем ЧК, губернского трибунала, преподавал уголовное право.
В годы войны Назимов служил в конттразведке Балтийского флота. В 30-е годы доверие к бывшим спецам стало падать, уровень занимаемых Назимовым должностей нецклонно снижается. И вот арест.
У Назимова остались жена-домохозяйка и двое детей-студентов.
№ 11. Улица Бебеля, 4а.
По этому адресу в небольшом доме (вероятно, ныне не существующем) в 1937 году проживал коренной тверичанин Николай Николаевич Феоктистов, родившийся в 1888 году.
Отец Феоктистова до революции имел в Твери два дома.
Николай Феоктистов закончил Харьковский технологический институт, а при советской власти работал на фабрике имени Вагжанова заведующим планово-производственным отделом.
Его младший брат Борис служил в НКВД.
Другой брат, Константин, был рабочим на Калининском вагонзаводе, четвертый из братьев Феоктистовых - Петр был чернорабочим.
Их матери Евдокии Васильевне было 70 лет.
Жена Феоктистова София, работала медсестрой в Советской больнице.
Феоктистова арестовали одним из первых, 9 октября 1937 года.
№ 12. Улица Ефимова, дом 3.
До войны эта улица носила название Школьный переулок.
В доме № 3, снесенном в 90-е годы ХХ века, жил Николай Александрович Бахматов, 1896 года рождения.
При советской власти Николай Бахматов служил в должности инспектора отдела связи.
Семья: жена Нина Михайловна, сын Владимир 15 лет и две дочери, Клара трех лет и Маргарита, 13-ти.
Бахматов - единственный из участников группы 27-ми, происходящий из семьи крестьян-бедняков.
В 1916 году он закончил реальное училище, был мобилизован, служил в звании подпоручика.
После революции воевал в армии Колчака - единственное темное пятно в биографии, затем перешел к красным, с 1921 года работал на небольших должностях в советских органах власти.
28 октября 1937 года инспектор Бахматов был арестован.
Николай Бахматов не пошел на сделку со следствием, он полностью отрицал свое участие в «антисоветской повстанческой организации», даже на очной ставке с Шеншиным.
№ 13. Переулок Трудолюбия, дом 9.
В 1937 году в доме № 9 (недавно снесен) по переулку Трудолюбия (бывшему Троицкому) жил Александр Иванович Ловля, 46 лет.
Фамилия Ловля до революции была известной в Твери.
Это были крупные купцы, состоявшие в родстве в другими видными городскими кланами.
Например, Елизавета Ивановна Ловля (возможно, сестра Александра) вышла замуж за Николая Васильевича Аваева, представителя другой крупной династии.
Отец Александра Ловля имел в Твери два магазина. Какие-то следы прошлого достатка оставалась в семье.
Во время обыска в доме арестованного были изъяты золотые и серебряные монеты, о чем имеется указание в протоколе.
Александр Ловля уже при советской власти окончил Тверской педагогический институт, преподавал географию и немецкий язык в техникуме при швейной фабрике имени Володарского.
У него была жена Антонина, тоже педагог, работавшая в городской школе № 13 и дочь Наталья 13 лет.
11 октября 1937 года Александра Ивановича Ловлю арестовали по подозрению в участии в террористической контрреволюционной фашистской организации.
Ловля был одним из тех, кто отказался дать следствию признательные показания.
№ 14. Улица Дмитрия Донского (ранее Борисоглебский переулок), дом 8.
В 1937 году в доме № 8 по Борисоглебскому переулку проживал Владимир Сергеевич Муромцев.
Владимир Муромцев - самая крупная фигура в деле 27-ми, сфабрикованном в недрах Калининского управления НКВД, как по происхождению, так и по собственной биографии.
Его отец Сергей Андреевич Муромцев − российский политический деятель, правовед, профессор Московского университета; в истории он остался как один из организаторов кадетской партии и председатель первой российской Государственной думы 1906 года.
Сергей Муромцев скончался в 1910 году.
Его сын Владимир Муромцев родился в 1892 году, он окончил юридический факультет Московского университета.
В Твери Владимир Муромцев жил после освобождения из Соловецкого лагеря, получив «минус», и работал на должности юрисконсульта в конторе «Союзутиль».
В биографии Муромцева был целый набор отягчающих обстоятельств.
Его мать, Мария Николаевна Муромцева, профессор пения, которой в 1937 году было 82 года, жила в Париже, его двоюродная сестра Вера Муромцева была женой будущего Нобелевского лауреата писателя-эмигранта Ивана Бунина и также находилась вне России.
Во Франции, а потом в Бельгии росли и дочери Муромцева от второго брака, 14-летняя Татьяна и 17-летняя Ольга.
Владимир Муромцев был женат четыре раза.
Две его бывшие жены, первая и третья, находились за границей.
Вторая жена, Саарбекова, мать его дочерей, жила в Москве.
На момент ареста Муромцев был женат четвертым браком на 27-летней студентке Первого медицинского института москвичке Наталье Деменковой.
Все эти семейные обстоятельства Муромцева в совокупности выглядели крайне подозрительно в глазах не только «простых» советских людей (в деле имеются показания соседа Муромцева с осуждающим рассказом на тему семейных обстоятельств юрисконсульта), но особенно − следователей НКВД.
Немалая часть «бесед» следователя с Муромцевым посвящена распутыванию его сложных семейных связей.
Владимир Муромцев уже судился советской властью.
В 1928 году он получил пять лет по 58-й статье УК.
Срок отбывал на Соловках вместе с будущим академиком Лихачевым.
После лагеря получил «минус» и поселился в Калинине. Здесь он работал в разных организациях, подолгу не задерживаясь на одном месте.
В момент ареста выпускник Московского университета имел скромнейший статус юрисконсульта конторы «Союзутиль».
Муромцева арестовали 21 октября 1937 года.
Спустя месяц и два дня, 23 ноября, он написал «чистосердечное признание» на имя капитана госбезопасности Гуминского: «Колебания в своих политических убеждениях с начала Октябрьской революции не дали мне возможности взять верное направление в своих политических взглядах и я оказался в рядах несоветских людей, втянувшись в работу с концессиями, в частности, с немецкими, что повлекло с 1926 года мой личный шпионаж в пользу немецкой разведки…»
Но пройдет несколько дней, и 5 декабря Муромцев откажется от своего признания: «Заявление, поданное мною, я НЕ подтверждаю. Написал в нем явную неправду и ввел в заблуждение следствие».
К пятому декабря 1937 года большая часть проходящих по делу 27-ми людей уже была расстреляна.
В живых оставалось лишь четверо, Муромцев в их числе.
Младшая дочь Владимира Муромцева Татьяна Муромцева-Саарбекова в наши дни живет в Бельгии.
Своих родителей Татьяна почти не знала. Отец в 1929 году ушел на работу и не вернулся - его арестовали и отправили на строительство Беломоро-Балтийского канала.
Мать сумела переправить Татьяну и Наталью к бабушке в Париж.
В следующий раз они встретились спустя тридцать лет. В 2012 году Татьяна Саарбекова написала книгу «В поисках моей России». Она издана на французском языке.
Продолжение следует